De Baye, 1892), греко-боспорской (Штерн Э. фон, 1897, с. 1–15) греко-сарматской и иранской (Ростовцев М.И., 1925, с. 616–617), сармато-аланской (Мацулевич Л.А., 1926, с. 38), гуннской (Бернштам А.Н., 1949, с. 216–229), центральноевропейской (Амброз А.К., 1971, с. 102–103), закавказской (Бажан И.А., Щукин М.Б., 1990, с. 83–96).
Занимаясь классификацией полихромных изделий эпохи переселения народов по стилистическим данным, я пришла к выводу что вопрос происхождения их нельзя решать однозначно нельзя все полихромные вещи считать абсолютно однородной в стилистическом отношении группой предметов (Засецкая И.П., 1982, с. 14–30, 1993, с. 32–34). В результате анализа нами было выделено шесть групп изделий, различающихся функционально, а также по стилистическим и технологическим признакам. Как показало картографирование некоторые относящиеся к одному времени группы имеют определенное локальное распространение что может указывать на этнокультурные различия их, а также на разные центры производства. Кроме того, проделанный анализ наглядно показал преемственность одних групп полихромных вещей от других, что свидетельствует об их разновременности.
Весьма ценный вклад в изучение Боспорского некрополя на Госпитальной улице внес Л.А. Мацулевич. В своей книге «Серебряная чаша из Керчи» он дал блестящий искусствоведческий анализ серебряным изделиям прикладного искусства и в том числе знаменитой чаше с триумфальной сценой изображающей императора верхом на коне в сопровождении оруженосца и богини Ники (рис. 5). Предположения о том, кто был этот император, высказывались неоднократно начиная с первой публикация этой вещи Н.В. Покровским и И. Стржиговским (МАР, 1892, вып. 8) и кончая статьей Н.А. Фроловой (Фролова Н.А., 1998, с. 247–255).
Рис. 5. Серебряная чаша с триумфальной сценой из склепа в имении Гордиковых 1891 г.
Наиболее обоснованной представляется точка зрения Л.А. Мацулевича, считавшего, что на чаше изображен Констанций II (Мацулевич Л.А., 1926, с. 53–59). В дополнение к этой гипотезе хотелось бы несколько уточнить дату выпуска чаши, связав ее появление с определенным историческим событием. После смерти отца (Константина Великого) Констанций II, стремясь к единовластию, одержал полную победу над другими претендентами на престол и с 353 г. стал единодержавным правителем всей Римской империи. Это событие он отпраздновал триумфальным въездом в Рим в 357 г., которое и было запечатлено в сцене на серебряной чаше из Керчи (Засецкая И.П., 1994а, с. 225–237).
Таким образом, если первый вывод Л.А. Мацулевича об отождествлении персонажа на чаше с Констанцием II не вызывает сомнений, то заключение его о том, что керченская чаша изготовлена на Боспоре представляется весьма спорным. Л.А. Мацулевич опирается на некоторые детали изображения, которые, по его мнению, могли возникнуть только в результате соприкосновения греко-римского и сармато-готского миров (Мацулевич Л.А., 1926, с. 59). Однако следует учитывать, что в III–IV вв. н. э. не один Боспор был областью соприкосновения греко-римского и варварского миров. Чаша могла быть изготовлена в мастерской одного из восточных городов, входивших в состав Византийского государства.
Большое значение имеет сопоставление техники изготовления чаши с триумфальной сценой и двух чаш с изображением бюста Констанция II, выпущенных в 343 г. в честь двадцатилетия его цезарства и найденных в других богатых боспорских склепах. Как убедительно показал Л.А. Мацулевич все три чаши сделаны в одной технике с применением одинаковых инструментов, что, несомненно, убеждает в единстве их происхождения. Не исключено, что керченские серебряные чаши были изготовлены в антиохийских мастерских, о чем свидетельствует греческая надпись на одной из чаш (Засецкая И.П., 1994а, с. 230, рис. 3), а также применение позолоты и черни для частичной расцветки фигур. Как отмечает Л.А. Мацулевич, ссылаясь на работы Л. Брейля и Ч. Диля, этот прием становится типичным признаком антиохийской школы VI в. (Мацулевич Л.А., 1926, с. 58). Кроме того, в своей монографии Л.А. Мацулевич останавливается на характеристике некрополя в целом и, в частности, на полихромных украшениях, исполненных в технике перегородчатой инкрустации, а также на датировке склепов, которые он относил к IV–V вв. н. э. (Мацулевич Л.А., 1926, с. 23–53).
Большое внимание в литературе уделено также стеклянной посуде, составляющей неотъемлемую часть погребального инвентаря керченских склепов. Исследования в этой области принадлежат одному из российских специалистов по античному стеклу, Н.П. Сорокиной. На основании технологических и морфологических признаков ею разработаны типологические схемы по некоторым формам позднеантичного стекла, рассматриваются вопросы распространения, происхождения и датировки отдельных категорий стеклянной посуды (Сорокина Н.П., 1971, с. 85–101; 1963, с. 134–170; 1978, с. 267–274; 1979, с. 57–67). Открытие нескольких мастерских в Крыму позволило исследователям поставить вопрос о местном боспорском производстве нескольких групп стекла (Высотская Т.Н., 1964, с. 7–20; Белов Г.Д., 1965, с. 237–239).
Приведенный краткий обзор истории изучения материалов Боспорского некрополя требовал более глубокого и всестороннего изучения боспорских склепов, а также подробной их публикации (Засецкая И.П., 1993, с. 23–105, табл. 1-64).
Археологический материал раннесредневекового некрополя Боспора охватывает период с середины IV до начала VII в. и представлен многочисленными и разнообразными предметами. Некоторые из них существуют на протяжении всей указанной эпохи, видоизменяясь с течением времени. Наиболее наглядно этот процесс можно проследить на трех категориях вещей — фибулах, пряжках и стеклянной посуде. Именно они послужили основой для выделения хронологических групп погребальных комплексов Боспора (табл. 12, и 13).
В результате корреляции их и сравнительного анализа всей массы погребального инвентаря, обнаруженного в склепах, можно выделить три хронологические группы памятников первая группа датируется в пределах последней четверти IV — середины V в., вторая — второй половины V — первой половины VI в. и третья — второй половины VI — начала VII в. (Засецкая И.П., 1990, с. 97–106).
Погребальные сооружения Боспорского некрополя данной эпохи в целом представлены тремя типами склепами (катакомбами), подбойными земляными гробницами, обычными грунтовыми ямами. Склепы, вырубленные в скалистом грунте, состояли из наклонных по направлению к камере дромосов размеры которых достигали 4,5×1 м, а глубина до 10 м. Вход в камеру оформлен в виде арки закрывавшейся каменной плитой. Камера в плане имела форму неправильного квадрата или прямоугольника, либо трапеции площадью 4,2–5,2 м высотой 1,6–1,8 м. Потолок камер был плоским или слегка округлым. С трех сторон камер в стенках высекались специальные лежанки, на которые помещали деревянные гробы. Кроме того, в стенках камер вырубали небольшие ниши, служившие для погребальных приношений и светильников. Склепы были как правило, семейными усыпальницами. В некоторых из них обнаружено до 14 погребенных разного пола и возраста, в том числе и детей (табл. 11, 1, 2, 5).
Этот тип погребальных сооружений появившийся на Боспоре еще на рубеже нашей эры и получивший широкое распространение во II–III вв. н. э. (Масленников А.А., 1982, с. 33–43), продолжал существовать вплоть до начала VII в. н. э. Однако для раннесредневекового Боспора подобная форма характерна главным образом для памятников первой хронологической группы, при этом наиболее типичны склепы с прямоугольными и квадратными камерами. Склепы с трапециевидными камерами относятся к более позднему времени, те ко второй хронологической группе (табл. 11, 5). Самый поздний склеп 9 (№ 180) относящийся к третьей хронологической группе в котором обнаружено погребение начала VII в. отличается от всех остальных своеобразным устройством лежанок, расположенных только вдоль двух стенок, а также отсутствием ниш (табл. 11, 2).
Следует отметить, что склепы сосредоточены в основном на определенном участке некрополя, а именно на Госпитальной улице (табл. 11, 4).
Второй тип погребальных сооружений представлен подбойными земляными гробницами, состоящими из входной ямы прямоугольной формы ориентированной длинными сторонами по линии север-юг, реже запад-восток, и узкого подбоя, вырытого преимущественно в южной или северной стенках ямы. Размеры подбоя 1,59-2,3×0,5–0,8 м, высота 0,4–0,7 м. Вход в подбой закладывался камнями и плитами. В некоторых случаях в одной входной яме с двух противоположных сторон устраивались два подбоя.
Третий тип — простые грунтовые могилы прямоугольной формы размером 2×0,6–0,7 м глубиной 0,4–0,5 м, перекрытые сверху плитами или досками.
Оба последних типа могил как описанные выше склепы, существовали на Боспоре с давних времен (Гайдукевич В.Ф., 1949, с. 382–383). Вместе с тем для данного периода можно отметить что такого рода погребальные сооружения характерны для памятников второй и третьей хронологических групп. В первой группе они встречаются редко. Это означает, очевидно, что коллективные захоронения постепенно вытесняются одиночными погребениями.
Погребенные в склепах за исключением вторичных захоронений третьей хронологической группы покоились в досчатых гробах, имевших форму ящика, расширяющегося в верхней головной части, с отвесными сторонами и горизонтальной прямой крышкой (табл. 11, 3). Умершие, похороненные в земляных гробницах, не имели гробов. Для захоронений первой хронологической группы как в склепах, так и в земляных гробницах, характерна в основном южная ориентация погребенных. Во второй хронологической группе для захоронений в подбойных земляных гробницах наиболее типична восточная ориентировка умерших, в склепах же по-прежнему остается южная ориентировка. Исключение составляет поздний склеп 180 третьей хронологической группы, который отличается не только конструктивными деталями, но и тем, что все погребенные в нем были уложены головами на север, т. е. ко входу в склеп.