Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья IV-XIII века — страница 53 из 79

Глава 14Раннесредневековая Албания в IV–VII веках

История изучения археологических памятников раннего средневековья. Города, укрепления.
(Дж. А. Халилов)

В раннесредневековый период на территории Азербайджана располагались земли двух государств: Албании и Атропатены. Эти страны находились в выгодном как в экономическом, так и стратегическом отношении регионе.

Нет необходимости в описании естественно-географических условий территории, занимаемой Албанией и Атропатеной, так как оно дано в соответствующем томе[12]. Однако отметим, что земли Албании и Атропатены были богаты и отличались плодородием, способствующим развитию земледелия, скотоводства, ремесел и других видов хозяйства. Водные артерии, расположенные здесь, благоприятствовали орошению земель. Богатая флора и фауна также являлись одним из существенных источников сырья и продуктов питания. Заметную роль в экономической и культурной жизни населения этого края играло и Каспийское море.

В пределы Албании в IV–VII вв. входили области Ути, Арцах, Пайтакаран, Чора, Лпиния, Гардман, Шакашен и другие.

Нахичеванские, Талыш-Ленкоранские и Муганские земли современного Азербайджана входили в состав Атропатены (рис. 18).


Рис. 18. Карта средневекового Азербайджана. Составлена Г.М. Ахмедовым.

Условные обозначения: 1 — города и крепости; 2 — сельские поселения; 3 — древние дороги.


Археологические памятники этой поры на территории Азербайджана исследованы недостаточно и неравномерно. Однако развернувшиеся в течение последних трех десятилетий большие работы по выявлению и изучению археологических памятников раннего средневекового периода и публикации по ряду памятников, а также исследования письменных источников создают базу, опираясь на которую можно достаточно аргументированно охарактеризовать экономику и культуру Албании того периода.

Началом археологического исследования памятников раннего средневековья в Азербайджане могут считаться стационарные раскопки в Мингечауре (1946–1953 гг.), где на протяжении семи лет были выявлены и исследованы многочисленные и разнообразные археологические памятники, в том числе раннесредневековые. К последним относятся поселения № 2 и 3, ряд культовых и погребальных памятников (Ваидов Р.М., 1961; Асланов Г.М., 1963).

С 1958 г. с перерывами ведутся археологические раскопки городища Гяуркала в с. Бойахмедли Агдамского района (Ваидов Р.М., 1965, с. 167; Геюшев Р.Б., 1978, с. 496), где открыты и исследованы фундаменты и остатки различных строений — домов, храма, оборонительных сооружений.

В 1961–1963 гг. велись археологические исследования городища Торпаккала, находящегося в Кахском районе Азербайджана. Это многослойное поселение II–XV вв., являющееся длительное время крупным населенным пунктом городского типа на северо-западе Кавказской Албании (Ваидов Р.М., 1965а, с. 201–211).

С 1958 г. исследуются памятники города Шемахи и его окрестности, в результате чего, наряду с другими памятниками, выявлены и изучены поселения и могильники эпохи раннего средневековья, среди них культурные слои и могильное поле городища Шемахи (Халилов Дж. А., 1961, с. 31–47; 1962, с. 209–220; 1965, с. 78–95), поселение Гюмушли (Нуриев А.Б., 1965, с. 159–166), кувшинные погребения Шергяха (Нуриев А.Б., 1973, с. 220–238), поселение Даг-Коланы (Халилов Дж. А., 1965, с. 114–127), Агземи (Оруджев А.Ш., Алиев А.А., 1976, с. 57–66) и другие.

С 1958 г. изучаются остатки главного города Кавказской Албании Кабалы и ее окрестности. В результате установлено наличие культурного слоя мощностью около 1,5 м, относящегося к IV–VIII вв. (Гадиров Ф.В., 1978, с. 41).

Недалеко от городища Кабалы на горе Килседаг в 1971 году выявлены и изучены цокольная часть и остатки стенок круглого в плане центрально-купольного храма (Ваидов Р.М., Мамедзаде К.М., Гулиев Н.М., 1972, с. 487–488).

Некоторые вещественные материалы, характерные для раннего средневекового периода, дало городище, отождествляемое с городом Хунан (Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., 1974, с. 278), расположенное на холме Торпаггала, на правом берегу р. Куры в Таузском районе, где в 1972–1978 гг. проводились археологические раскопки и установлена стратиграфия культурного слоя (Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., 1973, с. 20–21; Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., Гасымов Э.А., 1978, с. 44–47; Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., 1978, с. 495–496; Ваидов Р.М., Геюшев Р.Б., Гулиев Н.М., 1979, с. 511).

Начиная с 1963 г., несколько лет проводились археологические исследования на городище Амарас и в расположенном здесь храме, а также на памятниках, находящихся в его окрестностях, где установлена стратиграфия культурного слоя и добыт значительный вещественный материал, уточняющий малоизвестные и спорные вопросы археологии Албании (Геюшев Р.Б., 1975).

С 1960-х годов исследуется многослойное поселение Гаракепек-тепе близ города Физули, где вскрыт культурный слой мощностью 2,7 м, относящийся к раннесредневековому периоду (Исмаилов Г.С., Даниелян О.А., 1978, с. 19–21).

На примере северо-восточных районов Азербайджана, где выявлена, картографирована и частично обследована большая группа памятников раннего средневекового периода, можно сделать общие выводы для всего Азербайджана (Халилов Дж. А., 1965, с. 154–162; 1965а, с. 175–179; Халилов Дж. А. и др., 1977, с. 493–496; 1978, с. 500–501; Оруджев А.Ш., 1980, с. 422).

Указанная зона находится непосредственно перед знаменитым Дербентским проходом. Известно, что для обеспечения своей безопасности с севера Сасаниды особое внимание уделяли этому стратегическому району. Здесь возводились мощные оборонительные сооружения, где держали особые гарнизоны; сюда переселили из Ирана большое количество ираноязычного населения и, тем самым, вытеснили аборигенное население на нагорье. На этих частично непригодных для постоянного жительства землях в настоящее время известно более 60 памятников раннего средневековья (более 50 поселений и 9 могильников).

Поселения располагались на холмах, как правило на местах древних (эпохи поздней бронзы) поселений. Правда, в средневековье они занимали значительно большие площади, разрастаясь вокруг холма. Установлено, что прежде, чем начинать активное заселение выбранного для жительства холма, основная территория будущего поселения основательно укреплялась широким рвом и эскарпированием пологих склонов. При сооружении рва выкопанная земля выбрасывалась на наружную сторону, где образовывался земляной вал. В тех случаях, когда это не удовлетворяло потребностям обороны, на уязвимых местах возводили стены на булыжном фундаменте из сырцового кирпича. В таких укреплениях селилась обычно привилегированная аристократическая часть общества, остальное население жило вокруг холма на открытом поселении.

Поселения размещались на осваиваемых землях группами, поблизости друг от друга. Наряду с поселениями сельского типа выявлены развалины нескольких городов, которые отличаются прежде всего обширностью и расположением на более выгодных в стратегическом и экономическом отношениях местах, а также находками, типичными для городской экономики и культуры. Таковы городища Сандыктепе, Джанахар, Шабран и др.

Археологические материалы по застройке поселений этого периода были получены при раскопках Мингечаурских поселений № 2 и 3.

Поселение № 2, занимающее площадь в 14 га, вероятно, представляет собой остатки города.

Поселение № 3, расположенное в 2,5–3 км к северу от поселения № 2, находилось на холме. Оно являлось обширным пригородным поселением сельского типа. Выявленные при раскопках остатки различных строений показали, что жилые дома здесь состояли из нескольких четырехугольных комнат площадью 10–18 кв. м каждая. Полы помещений утрамбованы и обмазаны глиной. У стены в некоторых комнатах в двух-трех местах выявлены остатки четырехугольных очагов (25–30 см ширины, 50–60 см длины) на специальной, приподнятой на 0,5 м от пола, площадке. Очаги с трех сторон имеют глинобитные стенки шириной 4–5 см и высотой 15 см. Одна сторона открытая. Предполагают, что эти очаги использовались как для приготовления пищи, так и для отопления помещения (Ваидов Р.М., 1961, с. 24).

Раскопки показали, что в Мингечауре в IV в. постройки были глинобитные, а с V в. широкое применение получают сырцовые кирпичи (Ваидов Р.М., 1961, с. 24–25). В изученных поселениях, расположенных в других районах, на протяжении всего раннего средневековья зафиксированы стены, сложенные из сырцового кирпича (размер 45×32×10; 42×40×12; 42×30×9; 40×38×10 см), булыжного и рваного камня, скрепленных глиняным раствором (Исмаилов Г.С., Даниелян О.А., 1978, с. 19).

Перекрытия массовых помещений, судя по имеющимся археологическим данным и этнографическим сведениям, были односкатными. Для перекрытия использовали бревна, на которые укладывали камыш или хворост, поверхность посыпали тонким слоем земли и сверху гладко обмазывали хорошо отмученной и перемешанной с соломой глиной. Такие крыши были широко распространены до недавнего времени в большинстве сел Азербайджана. Изредка в городских строениях для покрытия крыш употреблялась черепица. Несмотря на то, что в зависимости от природно-географических условий, строения каждой области имели некоторые отличия, в целом во всей раннесредневековой Албании общие их конструкции были однотипны, что свидетельствует о традиционном единстве строительных приемов.

Города были основными средоточиями экономики и культуры страны. Многие большие поселения в процессе экономического развития становились городами — ведущими центрами экономики и культуры страны.

Наряду с древними городами Албании — Нахичеванью, Кабалой, Шемахой, Чором, Дербентом и др., в раннем средневековье появились новые города — Барда, Байлакан, Шабрань, Шеки, Гянджа и др., которые становились основными экономическими, культурными и административными центрами.

Широкие и планомерные археологические раскопки последних двух десятилетий на городище Кабала, расположенном близ села Чухур-Кабала, подтвердили известные по письменным источникам сведения о том, что Кабала в раннем средневековье была одним из крупнейших городов Албании. Это прежде всего относится к древней части городища — Сельбиру, где выявлен культурный слой мощностью 2,3 м, стратиграфически делящийся на три периода — I в. до н. э. — III в. н. э.; IV–VII вв.; X–XI вв., причем второй (раннесредневековый) слой гораздо мощнее (1,5 м), чем остальные (Гадиров Ф.В., 1978, с. 40–41). Толщина культурных напластований, многочисленные находки в них указывают на интенсивную жизнь города в IV–VII вв. В этой части городища частично обследованы остатки крепостных стен и башен. Башня была возведена из булыжника на известковом растворе и облицована четырехугольными плитами мягкого пористого камня. Стены укреплялись бревнами, вставленными через определенные промежутки. Крепостные стены сложены из пористого камня на известковом растворе, толщина их 2,4 м (Гадиров Ф.В., 1975, с. 62–64).

Раскопки выявили и другие остатки строений хозяйственные и бытовые ямы, остатки различных построек, водопровода. Обнаружены вещественные находки, характеризующие экономику, культуру и быт кабалинцев в раннесредневековый период. Установлено, что жизнь в этой части города в X в. полностью замерла (Казиев С.М., 1964, с. 24–33).

Сельбир составлял древнюю часть Кабалы, а впоследствии в южной стороне образовалась вторая часть города, известная под названием Кала.

Считают, что Сельбир защищал подступы к городу с севера, из северных его ворот шла благоустроенная дорога в северном направлении (Тревер К.В., 1959, с. 259). Археологические открытия показывают, что Сельбир являлся не только защитным сооружением, а по сути дела той Кабалой, которая, начиная с первых веков нашей эры, стала столичным городом Албании. С IV в. столица как центр марзпанства была перенесена в Барду. Но и после этого Кабала не потеряла экономическую значимость.

Не менее крупным городом Албании была Шемаха. В результате многолетних археологических обследований выяснено, что по сравнению с предыдущим периодом, в раннем средневековье город занимал гораздо большую площадь. К сожалению, городище раннесредневековой Шемахи не подвергалось археологическим раскопкам, но на нем было открыто более 100 погребальных памятников, сопровождающихся богатым и разнообразным инвентарем. Полученные материалы подтверждают, что Шемаха занимала ведущую роль не только во внутренних, а также во внешних экономических и культурных связях страны.

Следует отметить, что в то время в Шемахе претерпел заметные изменения погребальный обряд. Наряду с грунтовыми и кувшинными погребениями, появляются захоронения в каменных ящиках. Изменения прослежены и в погребальном инвентаре: увеличивается число предметов сасанидского происхождения (монеты, печати и др.). Эти факты в совокупности позволяют предположить, как нам кажется, что в городе появилась какая-то новая этническая группировка.

Во всяком случае очевидно, что значение города Шемахи особенно возросло именно в сасанидский период. С целью взятия под контроль Шемахи, ее окрестностей и особенно проходящих отсюда на север путей здесь, как и в других стратегических узловых пунктах, Сасаниды размещали ираноязычных переселенцев. Отметим, что и в настоящее время в Шемахинской зоне часть населения говорит на татском языке, являющемся одним из диалектов персидского языка.

Среди городов Кавказской Албании заметно выделяется Дербент, северный форпост страны (табл. 168, 1). Раскопками установлено, что мощность культурного слоя в цитадельной части города достигает 7–8 м, причем на слой после арабского периода приходится только половина этой толщины. Обживание района Дербент велось, как установил еще М.И. Артамонов, начиная с середины I тысячелетия до н. э. (Артамонов М.И., 1946; Кудрявцев А.А., 1974, с. 157).

Стратиграфическое исследование культурного слоя и обследование территории, занимаемой остатками города, свидетельствуют о том, что в раннесредневековый период площадь города заметно расширяется. С этого времени «Дербент выступает уже не только как укрепленный пункт, ограждавший Закавказье от набегов северных кочевых племен, но и как город, крупный политический и экономический центр на Восточном Кавказе, столица одного из наместничеств, вошедших в состав державы Сасанидов (после 461 года)» (История Дагестана, 1967, с. 121).

К югу от Дербента находится большое городище с остатками стен, башен и ворот. Городище окружено глубоким рвом (История Дагестана, 1967, с. 122). В литературе оно известно под названием «Турпаг кала». Площадь его составляет более 100 га. В свое время оно отождествлялось с городом Албаном (Исаков М., 1941, с. 156–157), древним городом Чол или Чола Чор-Чога (История Дагестана, 1967, с. 122) и, наконец, с одной из ранних хазарских столиц — городом Беленджаром (Котович В.Г., 1974, с. 196–201). Все эти мнения построены на сведениях письменных источников. Археологические работы на городище не производились. Нет сомнений в том, что раскопки раскроют много нового как в истории, так и культуре Албании.

На развалинах другого, ставшего с середины VI в. столицей и основным религиозным центром Албании, города Барды исследования тоже не проводились. В письменных источниках об основании города Барды имеются разные сведения. Некоторые источники сообщают, что Барда основана в период Александра Македонского, другие приписывают основание города Сасанидскому царю Каваду I (488–531), имеются также сведения о том, что Барда основана по указанию Сасанидского царя Пероза (459–484) во время правления албанского царя Ваче II. Одно бесспорно: в раннее средневековье Барда стала крупным экономическим, культурным и административным центром страны.

В письменных источниках в числе раннесредневековых городов упоминается город Пайтакаран. Некоторые исследователи его локализуют на месте средневекового городища Байлакана — Оренкала (Пахомов Е.А., 1959, с. 15), по мнению других, Пайтакаран находился на месте античного городища Тазакент (Алекперов А.К., 1960, с. 67; Иессен А.А., 1957, с. 27–28; Ахмедов Г.М., 1962, с. 16). Наличие раннесредневекового слоя, залегающего над античным на городище Тазакент, доказывает, что правы те исследователи, которые локализуют раннесредневековый Пайтакаран в этом месте.

Городище Тазакент занимает более 5 га и имеет четырехугольную форму. Вокруг городища вырыт широкий ров. Результаты проведенных здесь археологических исследований свидетельствуют, что город функционировал приблизительно до VI в. Во время Сасанидов Пайтакаран стал их военно-административным центром в Закавказье (Ахмедов Г.М., 1979, с. 15). Таким образом, становится ясным, что до VI в. Пайтакаран играл заметную роль в экономической и политической жизни страны.

В V–VI вв., в связи с усилением нашествий извне, потребовались более мощные оборонительные сооружения. В этом отношении широкий ров, обведенный вокруг Пайтакарана, не отвечал фортификационным требованиям времени, и приблизительно в VI в. город занял новое место, где до наших дней сохранились остатки большого средневекового города Пайтакарана-Байлакана, известного у населения как Оренкала (табл. 168: 2).

В результате широких многолетних археологических раскопок в Оренкале, наряду с более поздними средневековыми слоями удалось раскрыть и исследовать 1–1,5 метровый слой VI–VII вв. на площади 350 кв. м (Ахмедов Г.М., 1979, с. 21). Строительные остатки, за исключением различных по назначению ям, не были зафиксированы. Из вещественных находок были обнаружены различные керамические сосуды и их обломки, фрагменты стеклянных и металлических изделий, кровельная черепица, медная монета византийского императора Анастасия (491–518). В разных местах городища найдены монеты сасанидского царя Хосрова II (590–628) и сасанидские печати.

Установлено, что в раннем средневековье город, четырехугольный в плане, был обведен оборонительными стенами из сырцового кирпича (размер 47×49×47 и 49×14×17 см) на булыжном фундаменте. Ширина стен достигала 6 м. На углах стояли полукруглые башни (Ахмедов Г.М., 1979, с. 22).

Незначительные археологические раскопки производились на городище Старой Гянджи, расположенном в 5 км к северо-западу от современного города Гянджа. Проведенные археологические исследования показали, что город возник на базе крупного древнего поселения. Установлено, что первоначально это поселение не имело оборонительных сооружений, впоследствии оно было окружено крепостными стенами с четырехугольными башнями из квадратного сырцового кирпича (42×42×12 см).

На городище получены керамические материалы, которые дают основание считать, что город Гянджа уже существовал в начале раннего средневековья, а может быть и раньше (Джафарзаде И.М., 1949, с. 101). Обнаруженные монеты, чеканенные в городе Арране, позволяют предположить, что в более отдаленные времена город Гянджа назывался «Аран», «Ран», «Рани» и что это название, наряду с именем «Ганзак», «Гейджа», «Джанза», употреблялось и в ранний арабский период (Джафарзаде И.М., 1949, с. 95).

Говоря о городах раннесредневековой Албании, следует упомянуть Нахичевань, основание которой по сообщениям письменных источников относят к середине II тысячелетия до н. э. (Джафарзаде И.М., 1949, с. 93). Нахичевань упоминается и в поздних письменных источниках (Ямпольский З.И., 1961, с. 13). Она локализуется в 12 км к северу от современного Нахичевана у с. Юхары Узуноба, где раскопками вскрыты оборонительные стены с четырехугольными башнями, контрфорсами, построенные из сырцового кирпича на булыжном фундаменте. Расчищены остатки помещений, производственных сооружений и добыт богатый вещественный материал (Алиев В.Г., 1978, с. 21–23). В период Сасанидов Нахичевань в административном отношении подчинялась и управлялась иранскими марзпанами. По сведениям письменных источников, в V в. Нахичевань превратилась в крупный ремесленный и торговый центр (Мамедов Р.А., 1962, с. 52–56).

Количество городов того времени не ограничивается перечисленными. Их гораздо больше. Местоположение многих из них, упомянутых в письменных источниках, пока не установлено, а на известных раннесредневековых городищах исследования только начинаются.

Тем не менее, несмотря на недостаточную изученность мы можем разделить известные в настоящее время города на три основные категории. Первую составляют большие города, ставшие крупными торгово-экономическими центрами страны, к которым можно отнести такие города, как Барда, Дербент, Шемаха, Байлакан и т. д. Ко второй относятся центры ремесленного производства и торговли, расположенные в местностях, сравнительно замкнутых и отдаленных от больших торговых магистралей, примером которых могут служить Кабала, Амарас, Шамхор и т. д. Такие города были одновременно крепостями, где располагались значительные военные отряды. Наконец, третью категорию представляют города-села, т. е. города земледельческого характера, являвшиеся административными центрами феодальных областей, а не городами в социально-экономическом смысле. Население этих городов жило натуральным хозяйством (Буниятов З.М., 1965, с. 148–149). Примером таких городов-сел может служить большинство городищ, выявленных за последние годы на северо-восточных склонах Большого Кавказского хребта.

Незначительность археологических работ на этих городищах затрудняет решение вопроса об их планировке. Однако визуальные исследования некоторых памятников позволяют предполагать, что в этот период большие города, главным образом города первой категории, состояли из трех частей: арк, рабад и шахристан. Может быть, в начальных периодах эти части четко не были выражены, но впоследствии, в процессе развития феодальных отношений и окончательного разграничения классовой структуры населения, интенсификации ремесла и торговли город расчленяется, и господствующая верхушка обособляется. Все производственные сооружения и ремесленные мастерские сосредотачиваются в особой части города, часто за его крепостными стенами.

Как мы видели, города были укреплены крепостными стенами с башнями, валами, широкими рвами и другими защитными сооружениями. В строительстве крепостных стен и башен применялись глина, камень и сырцовые кирпичи. Площади городов, обнесенных крепостными сооружениями, обычно были квадратными, ориентированными углами по сторонам света. Угловые башни крепостных стен были четырехугольными или полукруглыми.

В VI–VII вв. в Албании ведется усиленное строительство укреплений, в том числе больших оборонительных стен. В этом отношении первостепенное стратегическое значение имела узкая равнинная полоса, тянущаяся по западному побережью Каспия, по которой северные кочевники часто нападали на Азербайджан и опустошали его.

В раннесредневековый период чаще других совершали набеги гунны и хазары, которые заставили правителей Ирана, расширивших свои границы на севере до Дербента, серьезно задуматься об укреплении узкой равнинной полосы, основного прохода северных кочевников. Так появились здесь мощные и длинные, а также сложные по своим конструкциям укрепления, построенные на самых уязвимых, стратегически выгодных местах этого прохода. В настоящее время известны остатки Бармакского (Бешбармакского) укрепления к северу от Агпнеронского полуострова; Гильгильчайская (Шабранская) стена в 23 км к северу от предыдущей; Дербентские стены (Тревер К.В., 1959, с. 262). Письменные источники относят начало постройки оборонительных стен из сырцового кирпича ко времени правления сасанидского царя Кавада I (488–531), а завершение приписывают его сыну, Хосрову I Ануширавану (531–579) (Буниятов З.М., 1965, с. 41). В настоящее время от укреплений Бармакских стен сохранились незначительные остатки двух параллельных валов, сложенных из дикого камня и тянущихся к морю. Расстояние между валами 220 м, у моря высота их достигает 2,5–3 м.

Гильгильчайская стена общей протяженностью 30 км начинается от моря и завершается круглой башней Чихар-кала. Она также сохранилась в виде вала, высота которого местами достигала 5–6 м. Через каждые 40–50 м на всем протяжении стены, идущей между горами и морем, видны следы башен в виде возвышений (1–2 м) над валом. Проведенные разведочные работы показали, что стена построена из сырцового кирпича (42×42×12 см) на глинобитном основании. Кирпичи положены правильными рядами, толщина стены 8 м. Только в нагорной части примерно на протяжении 10 км эта стена сложена из камня (Тревер К.В., 1959, с. 270). На недоступных горных отрогах она не возводилась. Линия обороны здесь идет по хребту, то теряясь, то опускаясь в ущелья, и доходит до крепости Чирах-кала, возвышающейся на скале. Стены крепости сложены из небольших грубо обработанных каменных блоков с вкраплениями кирпичной кладки. На вершине скалы стоит главная башня крепости, позволяющая обозревать окрестности на десятки километров (Усейнов М. и др., 1963, с. 29). Вероятно, здесь в свое время находился постоянный военный гарнизон. Об этом свидетельствуют остатки построек вокруг крепости и сводчатое водохранилище, некогда питавшееся гончарным водопроводом и небольшими подземными источниками.

Самыми значительными из заградительных стен являются Дербентские укрепления (табл. 168, 1), возведенные в наиболее узком и географически удобном месте, которые закрывают проход между горами и морем — стратегически важный Прикаспийский путь.

Письменные источники не дают четких сведений о времени возникновения первых укреплений в проходе, но не исключено, что уже в I в. н. э. Каспийский (Дербентский) проход, самой природой как бы предназначенный для удобного перехода с Северного Кавказа в Закавказье, был укреплен какими-то валами (Тревер К.В., 1959, с. 274–275).

Проведенные за последние годы археологические раскопки в Дербенте выявили мощные культурные слои, дающие основание установить, что обживание этого района начинается с середины I тысячелетия до н. э. и наиболее вероятным временем появления укреплений в Дербентском проходе является период правления Ахеменидов (Кудрявцев А.А., 1974, с. 156–157). В период Сасанидов укрепление прохода приобретает особое значение. Возведение первых Дербентских укреплений письменные источники приписывают Каваду I и его сыну Хосрову Ануширвану. Вначале была сооружена стена из сырцового кирпича, остатки которой сохранились в г. Дербенте между железнодорожным полотном и городским садом. Впоследствии вплотную к ней построены каменные стены (табл. 168, 1). Они сложены без фундамента из больших обтесанных блоков (размером 90-100×70–75×30-35 см), уложенных на ребро в перевязку с чередованием ложков и тычков в каждом ряду. Сложенные из блоков «панцири» служили облицовкой ядра стены, состоявшего из бутового камня на растворе. Толщина стен 2,75 м, общая протяженность обеих каменных стен (северной и южной) около 6 км, средняя высота сохранившихся стен 6,5 м, наибольшая высота — 18–20 м. Тридцать башен, прямоугольных и полукруглых, обращенных на север, укрепляют северную стену. Такие же башни имеются на южной стене. На северной стене башни расположены на расстоянии 50–70 м друг от друга, а на южной — пять первых от моря — на таком же расстоянии, а — остальные с интервалами 130–180 м (Тревер К.В., 1959, с. 279–280; Кудрявцев А.А., 1974, с. 162).

Один конец Дербентской стены уходит в море, а другой поднимался в горы на расстояние 40 км. Поднимающиеся от Дербента вверх вдоль горного хребта стены были предназначены для защиты от проникновения врагов с севера, через горные ущелья и перевалы. А стены, входящие далеко в море, образовывали искусственную корабельную гавань. Таким образом, вытянутые в море стены были защитой не только от неожиданного появления врага, но и от северных ветров и наводнений, между стенами образовался рейд для судов (Тревер К.В., 1959, с. 282; Усейнов М. и др., 1963, с. 28).

Эти великолепные оборонительные сооружения не только преградили путь неприятелю, но также дали возможность наблюдать за его действиями. В нужный момент при помощи сигнальной системы с них оповещали о приближающейся опасности.

Многочисленные поселения и города раннесредневековой Албании были застроены различными по назначению постройками. Нет сомнения в том, что в городах и больших населенных пунктах были дворцы и большие здания общественного назначения. К сожалению, археологи пока не столкнулись с остатками подобных строений.

Исключение составляют христианские храмы и их развалины, многие из которых были подвергнуты тщательным археологическим исследованиям. Самыми ранними из них являются удлиненные некупольные здания. Строительство их началось с IV в. Такие храмы известны в Млнгечауре, Хотаванге, у с. Шыхлы.

В Мингечауре были обследованы развалины четырех подобных храмов (табл. 169). Первый из них представляет удлиненное базиликальное здание. Оно выстроено из сырцового кирпича. Перекрытие было плоское: состояло из балок, устланных хворостом, сверху засыпанным землей, обмазанной по поверхности глиной, перемешанной с соломой (табл. 169, 1).

Второй храм с полукруглой абсидой и входами в юго-западной и северо-восточной стенах. Сильно удлиненное внутреннее помещение храма разделено на две части поперечной перегородкой. Создается впечатление, что юго-западная часть была как бы просторным вытянутым по оси храма нартексом (табл. 169, 2). К юго-восточной стороне основного (абсидного) помещения храма пристроено несколько дополнительных помещений. Стены всего сооружения сложены из сырцового кирпича, в развалинах обнаружены обломки обожженного кирпича, которым, вероятно, прослаивались сырцовые стены. Перекрытие храма было черепичное (табл. 169, 5–8) на деревянной основе, опиравшейся на деревянные столбы. Стены были оштукатурены и расписаны. Найдено много обломков капителей и баз из белого камня, каменные архитектурные детали и рельефные украшения из мягкого камня (Ваидов Р.М., Фоменко В.П., 1951, с. 81–100; Тревер К.В., 1959, с. 299–300; Усейнов М. и др., 1963, с. 36). Время существования церкви относят к V–VI вв. (Ваидов Р.М., 1961, с. 127).

Третий храм построен на месте первого (табл. 169, 3). Их развалины разделяет слой толщиной в 0,3–0,4 м, насыщенный находками V–VI вв. Храм однонефный с абсидой. Стены сложены из сырцового кирпича, местами они сохранились на высоту 0,8 м. Вдоль южной и северной стен расположены по четыре плоских массивных камня, служившие базами деревянных колонн (Ваидов Р.М., 1961, с. 99–100). Строительство и функционирование этого храма относится к концу VI — началу VII в.

Четвертый храм по планировке аналогичен второму (табл. 169, 4). Он также состоит из основного длинного помещения, разделенного поперечной стеной, и трех пристроек с юго-восточной стороны. В этой постройке явственнее выступает отличие восточной (абсидной) части от западной. Пол ее выше нартекса на 0,35 м, кроме того, именно в этой части были сосредоточены фрагменты колонн из известняка, каменных баз и капителей, обгорелые деревянные колонны, обломки черепиц, обломки кадильницы и железные кресты и др. (табл. 169, 9-16, 17) (Ваидов Р.М., 1961, с. 156).

Из других обследованных храмов следует упомянуть обширное здание, расположенное на берегу Кум-чая (табл. 168, 3). Это большая трехнефная постройка. В среднем нефе выделяется четырехстолпная конструкция, возможно, поддерживавшая центральный купол или арки, отделявшие боковые нефы от среднего.

Абсида центрального нефа имеет сильно выступающую полукруглую форму. Боковые нефы перекрыты коробовыми сводами. Три двери в стенах увенчаны арками. В восточном конце боковых нефов имеются квадратные в плане помещения, которые не сообщаются с алтарем. Эти помещения перекрыты сомкнутыми сводами. С трех сторон базилика обнесена арочной галереей в четыре пролета (Барановский П.Д., 1947, с. 29–31; Тревер К.В., 1959, с. 298–299; Усейнов М. и др., 1963, с. 29–30). Основным строительным материалом базилики служил булыжный камень синеватого и темно-зеленого оттенков, тщательно подобранный в рядах кладки. Колонны, арки, перемычки, наружные углы самого здания и внутренние опорные столбы возведены из квадратного обожженного кирпича (Усейнов М. и др., 1963, с. 31). Принимая во внимание монументальный характер здания и его сходство с памятниками V–VI вв., Кумскую базилику относят к VI в. (Тревер К.В., 1959, с. 299).

Начиная с VI в. наблюдается изменение в планах и структуре христианских церковных сооружений: появляются круглые в плане храмы. Некоторые из них известны и на территории Албании. В этом отношении большой интерес представляет Лекитский храм (табл. 168, 4). В центре его внутреннего пространства имеется большой тетраконх на четырех угловых пилонах. Тетраконх образован колоннами, расположенными по три с каждой стороны. Перед каждым пилоном отдельно стояли мощные колонны. С восточной стороны к фасаду храма примыкали два небольших прямоугольных придела с абсидами. С трех сторон храма имеются входные проемы. Внешняя сторона нижнего яруса наружного обвода стен храма обработана пилястрами с высеченными в них вертикальными желобами. По внутреннему периметру стен располагались тонкие каменные полуколонны (Усейнов М. и др., 1963, с. 31–33). Лекитский храм построен из булыжного камня и кирпича с применением известкового раствора. Предполагают, что Лекитский храм был окружен колоннадой (Тревер К.В., 1959, с. 303).

По аналогии с памятниками Сирии (Басра) и Малой Азии (Вирашер), с такими же постройками Грузии и Армении Лекитский храм датируется XII в.

Архитектурные остатки двухъярусного аналогичного храма выявлены и изучены на горе Килседаг близ городища Кабала (табл. 168, 5). Основой его является круглое (диаметр 10,4 м) помещение, выложенное камнями (толщина стен 0,95 м). Внутри круглого обхода шириной 1 м находится внутренний круг, который служил основанием восьми колонн, поддерживавших купольную часть сооружения. С северной и южной стороны имеются арочные входные проемы. С северо-востока и юго-востока к основному помещению примыкают круглые в плане (диаметр 2,3 м) два придела. Храм построен из тесаных каменных блоков пористого известняка, кирпича, булыжника на известковом растворе. Строительство храма датируется VI–XII вв. (Геюшев Р.Б., 1978, с. 37–38).


Погребальные памятники.
(Дж. А. Халилов)

В результате раскопок могильников в Мингечауре (Асланов Г.М., 1963, с. 18; Ваидов Р.М., 1965, с. 135–137), Шемахе (Халилов Дж. А., 1965б, с. 85–87), Шергяхе (Нуриев А.Б., 1973), Худжбале (Халилов Дж. А., 1965, с. 159), Кушчи, Кухур-оба были выявлены и исследованы сотни погребений.

Несмотря на то, что в Албании была принята христианская религия и, казалось бы, она широко распространилась в стране, исследования могильных комплексов доказали, что наряду с христианскими ритуалами продолжали существовать и дохристианские (языческие) погребальные обряды.

Следует подчеркнуть, что традиционно языческая погребальная обрядность в центральной части Албании, особенно в Мильской, Карабахской степях, Нагорном Карабахе и на Малом Кавказе почти не встречается. Там доминируют христианские могильники. Однако на окраинных землях языческие ритуалы оставались господствующими в течение всего раннего средневековья.

Так, для восточных областей Албании наиболее типичными являются грунтовые захоронения в грунтовых четырехугольных или овальных ямах (Халилов Дж. А., 1965а, с. 85; 1965б, с. 159–161). Ориентация ям не соблюдалась, захоронения в них одиночные, покойники уложены на спине, изредка на боку и сопровождались, как правило, керамическими сосудами, украшениями, оружием.

С середины I тысячелетия до н. э. в Албании распространились кувшинные погребения. Считалось, что этот обряд существовал до II в. н. э. Раскопки в могильнике Шемахи (Халилов Дж. А., 1965, с. 85) и в Шергяхе Шемахинского района (Нуриев А.Б., 1973, с. 220–233) выявили поздние кувшинные захоронения, датирующиеся IV–VIII вв.

На первый взгляд поздние кувшинные погребения не отличаются от ранних. Однако по некоторым деталям и инвентарю наблюдаются определенные различия. Погребальные кувшины установлены в специально вырытых четырехугольных или овальных в плане ямах, ориентированных в Шергяхе, в основном, по направлению СВ-ЮЗ. В некоторых из них сохранились остатки бревен, служивших перекрытием могильных ям, чего не встречено в ранних кувшинных погребениях. Погребальными сосудами служили толстостенные, хорошо обожженные кувшины. Детей хоронили в сравнительно небольших кувшинах, причем иногда употребляли бытовые гончарные сосуды. В каждом кувшине совершалось одиночное захоронение, погребенные уложены в них скорченно на боку, головой к венчику сосуда. Сопровождающий покойников инвентарь помещали в кувшинах или рядом с ними, ближе к венчику. Инвентарь состоял из большого количества сосудов (керамических и стеклянных), оружия (мечей, ножей, копий и др.), украшений (поясных наборов, бус, браслетов, перстней, различных подвесок) и монет сасанидской чеканки.

Следующим типом погребальных сооружений являются катакомбные. Появившись здесь в начале нашей эры, эти погребения продолжали существовать вплоть до принятия населением Азербайджана ислама. Раннесредневековые катакомбные погребения выявлены и изучены в Мингечауре (Асланов Г.М., 1955; 1963) и в последние годы в Кусарском районе у с. Кухур-обы.

Катакомбы сооружались тщательно: дромосы с вертикальными стенками, наклонным или ступенчатым дном, погребальные камеры в раннее время были полусферическими, а в позднее — эллипсовидными и прямоугольными. Вдоль стен оставлялись неширокие «завалинки»-приступки. Изредка в стенах одного дромоса выдалбливалась не одна, а две камеры.

Поздние катакомбные погребения Мингечаура характеризуются наличием в них коллективных захоронений, иногда до пятнадцати, а в катакомбных погребениях Кухур-оба зафиксированы только одиночные захоронения. Полы камер с коллективными захоронениями устилались досками, сырцовым или обожженным кирпичом, черепицей. На них укладывали покойников в вытянутом, скорченном или сидячем положениях. Иногда на останки одного погребенного укладывали другого, третьего и т. д. (Асланов Г.М., 1963, с. 18). Покойников сопровождали личные вещи: обнаружены остатки кожаной обуви, шапок и сумок, а также ножи, деревянные предметы (шкатулки, ларцы, ящички, кубки), предметы из стекла (бокалы, флаконы), перстни, пряслица, бусы, брошки, серьги и т. д. (Асланов Г.М., 1955, с. 68).

После захоронения вход в камеру закладывался стенкой из сырцовых или обожженных кирпичей, или камней, и затем дромос заполнялся землей.

Раскопки последних десятилетий выявили еще один тип погребальных памятников раннего средневековья — каменные ящики. Они известны пока только на территории, ограниченной Шемахинским районом. Это могильники у древней Шемахи (Халилов Дж. А., 1961; 1962, с. 217, 218; 1965, с. 85), у с. Кушчи Шемахинского района (Нуриев А.Б., 1979, с. 34). Отметим, что в конце эпохи поздней бронзы и раннего железного века погребения в каменных ящиках были самыми распространенными памятниками на территории Албании.

Каменные ящики представляют собой обычные четырехугольные ямы (2×1 м) различной глубины (от 0,4 до 2 м), облицованные крупными необработанными блоками известняка и перекрытые массивными, также слабо обработанными каменными плитами. Дно этих сооружений всегда земляное, без следов какой-либо подстилки.

Погребальный инвентарь рядовых могил довольно беден: немного украшений (в основном бус), предметов одежды (бронзовых пуговок, фибул), керамики почти нет. В глубоких богатых могилах в инвентаре много глиняных и стеклянных сосудов, перстни-печати, много разнообразных украшений. В шемахинских каменных могилах почти нет оружия, а в Кушчинском могильнике, наоборот, оно встречается в изобилии (мечи, кинжалы, копья, топоры и пр.).

Ориентировка погребений различна. Захоронения в основном одиночные, реже — парные; в одном были обнаружены три человеческих скелета. Положение костяков — скорченное на правом или левом боку, или вытянуто на спине, попадаются деформированные черепа. В некоторых погребениях обнаружены прослойки золы и угля. В двух случаях с человеком была погребена собака. В двух погребениях плиты, перекрывающие могильную камеру, заменены каменными человеческими изваяниями, имевшими широкое распространение в Албании.

В заключение следует сказать и о некоторых особенностях, встречающихся в христианских захоронениях. Так, наряду с обычными грунтовыми христианскими погребениями в Мингечауре исследованы погребения в могилах, сооруженных из сырцового или обожженного кирпича. Конструктивно они близки к погребениям в каменных ящиках. Их также сооружали в четырехугольных ямах. Кладки стен, как правило, состояли из семи рядов кирпичей. Могильные камеры перекрывались досками или кирпичным куполом. Захоронения в этих могилах всегда одиночные, совершены в гробах или на деревянном настиле, в соответствии с христианским обрядом покойники уложены головами на Запад, вытянуто на спине, иногда в них попадались мелкие украшения. Это ранние христианские захоронения (Ваидов Р.М., 1961, с. 128–132).

Еще большим отклонением от догматической обрядности являются обнаруженные в Мингечауре христианские погребения, совершенные в катакомбах (Асланов Г.М., 1963, с. 18).

В VI–VII вв. и позже — в X в. изредка захоронения совершались в каменных саркофагах, выдолбленных из монолитных известняковых блоков. Крышки у них обычно двускатные. В одном из таких саркофагов, обнаруженном у храма Гяуркала (с. Бойахмедли, Агдамский р-н) на крышке вырезана армянская эпитафия, которая сообщает, что саркофаг принадлежал брату албанского князя Хамама (Ваидов Р.М., 1965а, с. 117–178).

Таким образом, очевидно, что религиозные обряды, а значит и верования, в Албании того периода были весьма разнообразны: христианство, зароастризм, маздакизм нашли здесь благодатную почву в первую очередь при дворе и среди аристократии. Древние верования, видоизменяясь, продолжали жить в гуще народных масс (Тревер К.В., 1959, с. 293, 294).


Материальная культура.
(Дж. А. Халилов)

Выше уже неоднократно говорилось о том, что в раскопках раннесредневековых слоев памятников и во всех языческих могильниках попадалось значительное количество самых разнообразных находок — от обломков керамических и стеклянных сосудов до великолепных произведений прикладного искусства, эпиграфики и множества монет (табл. 170–175). Именно этот материал дает дополнительные сведения для исследования экономической и культурной жизни в Албании того времени, а также позволяет определить или уточнить датировку и стратиграфию раскапываемых объектов.

Начнем характеристику вещевого материала с железных изделий, обычно плохо сохранявшихся в земле, но играющих, как правило, важную и иногда решающую роль для представления о жизни и занятиях населения (табл. 170).

Об орудиях труда мы можем судить по находкам в Мингечауре, поселения которого были наиболее полно исследованы археологами. Там были обнаружены лемех, серпы и обломки виноградарных ножей (табл. 170, 39, 40), косы-горбуши, мотыги. К этому комплексу предметов, свидетельствующих о развитом земледелии, следует отнести также остатки виноградодавилен и костяные трубочки на пальцы, использовавшиеся при жатве серпами хлебных злаков. Помимо находок, связанных с земледелием, здесь были обнаружены ножницы для стрижки овец (табл. 170, 38), скребки для обработки кожи, рыболовные крючки и сопутствующие им всегда глиняные и каменные грузила (Ваидов Р.М., 1961, с. 69–70, 81–82; Асланов Г.М., 1955, с. 68).

Предметы вооружения в слоях поселений встречаются очень редко, а в могильниках (особенно христианских) их нет совсем. Только в могильнике Кушчи, наряду с другими сопутствующими вещами, были обнаружены мечи, боевые топоры, кинжалы (табл. 170, 23–25), наконечники копий и стрел и пр. Отдельные находки оружия изредка попадались и в других могильниках (языческих) и на поселениях Мингечаура, Шемахи, Кусара, Сырт Чичи, Шерги (Ваидов Р.М., 1961, с. 88–89; Халилов Дж. А., 1962, с. 217–218; 1965, с. 177; Халилов Дж. А., Асланов Г.М., 1973, с. 179; Нуриев А.Б., 1973, с. 224).

В целом весь комплекс находок позволил судить о том, что воины Албании использовали все основные виды вооружения того времени. Это были однолезвийные мечи-палаши, втульчатые копья с листовидными наконечниками, стрелы с трехперыми наконечниками, короткие кинжалы, ножи с узкими кривыми лезвиями. Мечи, кинжалы и ножи носились в ножнах, изготовленных из дерева, обтянутого кожей, бронзовыми ободками. В виде исключения встречались костяные наконечники стрел, использовавшиеся, вероятно, на охоте.

Раскопки памятников раннего средневековья дали громадное количество керамических изделий: разнообразных сосудов, применявшихся в быту и хозяйстве, строительные материалы.

Среди сосудов преобладающей категорией являются кувшины двух групп: 1) кувшины с высоким горлом и круглым ровным венчиком, 2) кувшины со сливом.

Кувшины, относящиеся к первой группе, изготовлялись, как правило, вручную (лепные), сформованы сосуды очень умело, обжиг прекрасный (черный или красный), поверхность обычно лощеная с врезными линиями, точками, налепами (табл. 172, 1–6). Кувшины этой группы характерны для могильника Шемахи, возможно, они использовались в Ширванском регионе Албании.

Вторая группа представлена кувшинами со сливом на венчике. Большинство из них отличается от первых низким горлом и широким венчиком, высокогорлые встречаются редко. Обжиг их в основном красный, но встречаются и серые сосуды, покрытые беловатым ангобом. Большинство сосудов снабжено одной ручкой, хотя у больших кувшинов обычно две ручки на тулове и иногда третья ручка, прикрепленная одним концом к краю венчика, другим — к плечику сосуда. Поверхность некоторых из них покрыта глубокими канелюрами (табл. 172, 7-18). Кувшины этой группы локализуются в северо-восточной области страны.

Помимо этих кувшинов к специальным хозяйственным кувшинам относились крупные сосуды с удлиненным, расширяющимся к середине высоты туловом с низким горлом и сильно отогнутым венчиком, как правило, без ручек. Орнамент на них грубый врезной, нарезной и нанесенный защипами. Нередко их использовали в качестве погребальных.

Следующей категорией сосудов, занимающих заметное место в хозяйстве, были горшки (табл. 173, 5-13). Большинство горшков — небольшие шаровидные с одной или двумя ручками и плоским дном. Ими пользовались для приготовления пищи, поэтому на многих прослежены следы копоти. Известны и большие горшки, близкие по форме, но с сильно суженным или, наоборот, расширенным горлом. Широкогорлые сосуды с двумя ручками и в наши дни употребляются в хозяйстве для дойки коров и называются «серниджи». Аналогичные им узкогорлые горшки служили для хранения молочных продуктов. Орнаментация на горшках почти отсутствует, только иногда на них наносился простейший узор линиями, точками и насечками.

В конце раннего средневековья произошли некоторые изменения в конструкции горшков, а именно — желобок на внутренней поверхности венчика, приспособленный для крышки (Ваидов Р.М., 1954, с. 129). В слоях этого времени часто попадаются плоские керамические крышки с выступами-ручками в центре.

Массовой кухонной и столовой посудой были конусовидные с плоским дном (в виде урезанного опрокинутого конуса) миски и чаши красного обжига различных оттенков (табл. 173, 1–4). Орнаментация на них отсутствует. В редких случаях на венчики мисок наносился врезной линейный орнамент, а на чаши — лепные «пуговки».

Помимо сосудов для хранения, приготовления и употребления пиши в гончарных мастерских делали светильники (вазообразные и чашеобразные), подсвечники (пирамидальные с углублениями для свечей), детские игрушки (погремушки, сосудики, фигурки людей и животных). Масса их — целых и обломков — заполняет культурные слои городов и поселений.

Гончары самых высоких квалификаций изготовляли кирпичи, черепицу, водопроводные трубы.

Наряду с керамикой, весьма заметное место в материалах из раскопок раннесредневековых памятников Албании принадлежит разнообразным стеклянным сосудам, среди которых вместе с привозными встречается много изделий местных мастерских.

Наиболее типичной и распространенной категорией стеклянных сосудов являются кувшины с круглым венчиком или венчиком со сливом (табл. 174, 25–29). Все они шаровидные, реже — яйцевидные с вдавленным дном (иногда с невысоким поддоном) и ручкой, закрепленной на венчике и плечике сосуда. Поверхность некоторых покрыта ребристым орнаментом.

Подавляющее большинство подобных кувшинов изготовлено местными мастерами-стеклодувами (Нуриев А.Б., 1981, с. 39–41).

Немало среди стеклянных сосудов ваз в виде перевернутых конусов на кольцевом поддоне, бокалов на ножке или с плоским дном, покрытых канеллюрами или плетенкой, полусферических чаш и разнообразных флаконов (шарообразных, конических, яйцевидных) (табл. 174, 7-24).

Керамическими и стеклянными сосудами не исчерпывается, конечно, использовавшаяся в быту и хозяйстве утварь. К ней прежде всего относятся жернова, сделанные из плоских плит плотного известняка и зернотерки (Ваидов Р.М., 1954, с. 137; 1961, с. 70–71; Халилов Дж. А., 1962, с. 210). И те, и другие получили в стране очень широкое распространение.

Нередки были также каменные песты и ступки различного размера и применения.

Заметное место в быту занимали предметы из железа и дерева. К первым относятся железный треножник, ведро, чаша, ложка (табл. 170, 29–32), черпак и лопаточка (табл. 170, 33, 34), крюк для снятия хлеба из тандыра, обнаруженные при раскопках в поселениях Мингечаура (Ваидов Р.М., 1961, с. 30–31; Асланов Г.М., 1955, с. 67). Там же было обнаружено обгорелое корыто. Однако в основном деревянные предметы сохранились в катакомбных погребениях Мингечаура. Это шкатулки и ящички, кубки, ларцы, гребни, плетеная из камыша корзина, а в поздних погребениях — многочисленные гребни из рога и кости.

Рог и кость вообще очень широко использовались в качестве сырьевого материала. Кроме гребней из них делали множество самых разнообразных предметов — от наконечников охотничьих костяных стрелок до рукоятей ножей и обычных пуговок.

В языческих погребениях и даже культурных слоях поселений весьма многочисленной категорией находок являются украшения из золота, серебра, бронзы, железа и полудрагоценных камней. Они представлены браслетами, кольцами, перстнями, серьгами, фибулами, булавками, пряжками и бляшками, колокольчиками и бубенчиками, подвесками и десятками тысяч привозных разнообразных бус — каменных и стеклянных (табл. 171).

Наибольший интерес в этом богатом и разнообразном комплексе представляют бронзовые и серебряные гривны и браслеты со змеиными головками на заходящих друг за друга концах, золотые, серебряные и бронзовые подвески и амулеты, серьги, встречавшиеся почти во всех женских захоронениях, бронзовые булавки с головками в виде крючков, геометрических и зооморфных фигур, зеркала, раковины каури, пряжки и бляшки воинских поясов, литые из серебра и бронзы (Халилов Дж. А. 1961, с. 47; 1965, с. 160, 161, 172; Ваидов Р.М., 1961, с. 59–62; Асланов Г.М., 1955, с. 70; 1963, с. 23) (табл. 170; 171).

К искусным изделиям местного производства следует относить прежде всего предметы церковного ритуала: серебряные чаши (табл. 170, 26, 28), кадила, подсвечники, кресты разных форм, печати с изображениями святых, иконки (Геюшев Р.Б., 1978, с. 44–46). Интересны два кадила, обнаруженные в Кабале. Одно из них с пятью носиками состоит из трех отдельно отлитых частей, второе снабжено ручкой в виде птицы, на теле которой помещено изображение креста. Подвесные медные чашеобразные кадила известны в Мингечауре (Ваидов Р.М., 1961, с. 108–109). Там же найдены глиняные кадила с шаровидным туловом. Они на трех ножках, на некоторых из них изображены стилизованные животные, люди, деревья. На венчиках проткнуты сквозные отверстия для подвешивания (Геюшев Р.Б., 1978, с. 45).

Часть глиняных подсвечников, происходящих главным образом из раскопок памятников Мингечаура, можно отнести к культовым предметам. На некоторых из них выцарапаны надписи с албанским алфавитом. Имеются подсвечники с изображением креста (Ваидов Р.М., 1961, с. 46) (табл. 169, 17).

Кресты обычно изготовлялись из железа, размеры их различны: высота от 7 до 35 см. В одном из Мингечаурских храмов был найден бронзовый крест (высота 13 см) со стеклянными цветными вставками на концах.

Очевидно, к культовым предметам следует относить перстни и печати с изображениями религиозных сюжетов. Так, на глиняной печати с поселения Калагях в обрамлении двух концентрических линий помещено распятие Христа, а на бронзовом перстне из Мингечаура изображен христианский святой в рясе (Геюшев Р.Б., 1978, с. 46).

Весь громадный вещевой материал, полученный в раскопках, свидетельствует о том, что в городах и крупных населенных пунктах находились ремесленные мастерские и производственные сооружения.

К последним относятся гончарные печи, обнаруженные в Мингечауре. Они прямоугольные в плане, двухъярусные с продольно-поперечными жаропроводными каналами. Дата их — III в. до н. э. — II в. н. э. (Ионе Г.И., 1951, с. 31–33, 54).

Аналогичные этим печи, открытые и исследованные в 1960-1980-х годах, их стратиграфия и находки в развалах печей и вокруг позволили утверждать, что печи этой конструкции продолжали функционировать и в период раннего средневековья (Халилов Дж. А., 1965, с. 157–159; Ваидов Р.М., 1980, с. 94–99).

Однако с конца III в. появились печи иной конструкции — эллипсовидные и прямоугольные с подпорной стенкой внутри топки. Такие печи обнаружены также в Мингечауре на левом берегу Куры, всегда только на южных окраинах поселений, что объясняется, видимо, желанием предельно обезопасить поселки от пожаров, поскольку в данном районе господствовали северные ветры (Ионе Г.И., 1951, с. 57). Конструкции печей проще, чем у более древних. Нередко нижняя часть топок была углублена в материк. Стены неуглубленных топок были глинобитными. Пол камеры обжига сооружался из сырцовых кирпичей, покрывался обмазкой и пробивался 18–22 продухами. Стенки обжигательных камер были, вероятно, глинобитными со сводчатым перекрытием, в котором оставлялся вытяжной проем, служащий также для загрузки и выгрузки посуды. Дата этих печей IV–VIII вв. (Ионе Г.И., 1951, с. 58–65).

Кроме керамических мастерских были открыты и остатки производственных сооружений, связанных со стекловарением. Хорошо сохранилась печь у Амарасского монастыря (Нагорный Карабах), состоящая из двух варочных тиглей. Эти тигли находятся на расстоянии 0,42 м друг от друга, соединены между собой глиняным желобком шириной в 5 см. Первый тигель, сооруженный из огнеупорной глины, сферической формы (0,40×0,40 м), сверху покрыт сводом, в середине которого имелось отверстие. В этом тигле варилась шихта, которая через отверстия по наклонному желобку текла во второй тигель, где находилась нижняя часть глиняного горшка, куда скапливалась шихта. Края второго тигля имели гладкий горизонтальный бортик, предполагают, что на нем выполнялось муфельное изготовление сосудов. Печь датируется VIII–IX вв. (Геюшев Р.Б., Нуриев А.Б., 1980, с. 113–115).

Для развития металлообрабатывающего ремесла в Албании были все необходимые условия. Богатство залежей рудных металлов, древние традиции, накопленные многими поколениями, способствовали дальнейшему росту металлургии и металлообработки. Судя по данным письменных источников, в Албании добывали и обрабатывали не только медь и железо, но также драгоценные металлы — золото и серебро.

Развитие и процветание кузнечного и ювелирного ремесел, художественная обработка металлов подтверждаются, как говорилось, археологическими находками.

Одной из ведущих отраслей ремесленного производства раннесредневековой Албании было ткачество, корни которого на этой земле уходят в глубокую древность.

Богатая сырьевая база, древние традиции и большой спрос способствовали бурному развитию этого ремесла. Наличие шерсти, хлопка, льна, шелка и т. д. (Тревер К.В., 1959, с. 180–181; Ваидов Р.М., 1961, с. 85–86) дало возможность ткачам обеспечить потребности внутреннего рынка, а также выпускать товары для экспорта.

По сообщениям арабских источников, главными центрами ткацкого производства являлись Барда и Дербент (Тревер К.В., 1959, с. 182). Ткачество занимало заметное место в ремесленном производстве и других албанских городов, таких как Шеки, Кабала, Мингечаур, Шемаха и др. Так, например, в Мингечауре обнаружены остатки тканей (шерсти, шелка, парчи, полотна), обломки ткацкого станка и другие находки, связанные с ткачеством (Асланов Г.М., 1955, с. 68). Там же были открыты следы ковара, что дает основания выдвинуть предположение о ковроткачестве в раннесредневековой Албании (Ваидов Р.М., 1961, с. 86).

Существующие города и постепенное превращение ряда больших поселений в значительные города привели к оживлению торговых отношений. В раскопках городов обнаружены различные предметы, связанные с торговлей. В частности, в Мингечауре найдена деталь подвесных весов, а также глиняные шарики-разновесы (Ваидов Р.М., 1961, с. 91).

Вся Албания была покрыта густой сетью магистральных и местных сухопутных и водных дорог, соединяющих главные населенные пункты и связывающих их с близкими и дальними странами. Крупные города были узлами пересечения нескольких торговых путей разных направлений. Главной торговой магистралью был Барда-Двинский торговый путь. По исследованиям последних лет, эта дорога проходила по направлению Барда — Мир-Башир — Мардакерт — Агдам — Физули — Кубатлы — Язы — Горис — Шам — Уруд — Вагуди — Агуди — Шагат (Шалак) — Базарчай — Зангезурский перевал — Даралгез — Шарур — Сиваджан — Двин. У столицы Сюника — Шагата одна из ветвей этой дороги соединялась с дорогой Нахичевань-Тавриз — вторым по значению торговым путем после ардебильского, соединяющим Албанию через Атропатену с Ираном (Гулиев Н.М., 1972, с. 13).

С конца VI в. Бардинский торговый путь шел вдоль западного побережья Каспийского моря, связывая Закавказье и Переднюю Азию с Северным Кавказом. Путь этот шел через Барда-Дербент и хазарские города Семендер и Варчан. Оживление торговых отношений по этому пути объясняется постепенным превращением ряда поселений в значительные города (Тревер К.В., 1959, с. 185).

К древней столице Албании Кабале вели торговые пути с запада (через Иберию), с юга (через Армению, Атропатену) и из северных предгорий Кавказа. Эти пути были главными. Наряду с ними существовала сеть дорог, соединяющая поселения и города страны. Эти дороги часто выходили на магистральные пути.

Немаловажную роль в торговых связях Албании и в раннесредневековый период играли водные пути. Главную роль играла река Кура, способствуя торговым связям Албании с сопредельными странами (Гулиев Н.М., 1972, с. 15, 16). Об оживленной торговле, ведшейся Албанией того времени прежде всего свидетельствуют привозные предметы сирийского и, в основном, парфяно-сасанидского мира. Среди них особенного внимания заслуживают великолепные образцы торевтики — декоративные блюда, кувшины, водолеи и пр. Перечислим некоторые из них.

1. Блюдо из Ленкорани с изображением горного барана со «священной лентой» на шее (Асланов Г.М. и др., 1966, с. 43, табл. XX; Рзаев Н.И., 1976, с. 126; Кошкарлы К.О., 1981, с. 13). Образ барана связывался с инкарнацией зороастрийского божества царской удачи — Хварены. Блюдо датируется VI–VII вв. Оно отнесено к числу изделий североиранской школы (Кошкарлы К.О., 1981, с. 13).

2. Особое внимание привлекает серебряное блюдо с позолотой, обнаруженное в 1968 г. в могильнике древней Шемахи. Оно происходит из разрушенного погребения в каменном ящике. Блюдо имеет 28 см в диаметре, кольцевой поддон диаметром 9,5 см, высота — 0,9 см (Халилов Дж. А., 1976, с. 145–149) (табл. 175). На блюде изображена сцена охоты на дикого козла в раннесасанидском стиле: охотник на скачущем коне. Обернувшись назад, он пускает стрелу во вздыбленное животное. Всадник облачен в парадную одежду, на голове — кулах, увенчанный султаном; на плечи ниспадают волосы, убранные в несколько туго скрученных косиц; в ухе — серьга с шаровидной подвеской. Он изображен в кафтане, скрепленном на груди фибулой; сзади всадника развеваются длинные ленты. К поясу прикреплен колчан. Сбруя коня имеет золотые украшения. По технике изготовления, способу моделировки, композиции и некоторым другим деталям шемахинское блюдо аналогично блюдам из села Красная Поляна Адлерского района Краснодарского края (Луконин В.Г., 1961, с. 57–59; 1969, с. 68), из Мазендарана (Ghirchman R., 1962, p. 248), из Британского музея (Dalton O.M., 1964, p. 60, 61, tab. XXXVI, ill. 206). Это блюдо тоже принадлежит к северной школе сасанидских торевтов. Предварительно определили, что на блюде изображен правитель Атурпатакана Шапур из рода Варазов и датировано оно серединой IV в. (Халилов Дж. А., 1976, с. 148). Последние исследования внесли некоторые уточнения. Шемахинское блюдо датируется концом III в., а охотник на нем идентифицируется с сасанидским принцем — будущим шахиншахом Нарсе (Луконин В.Г., 1979; Кошкарлы К.О., 1981, с. 14–16).

3, 4. Интересны два бронзовых блюда из Южного Дагестана, входившего тогда в территорию Албании, хранящиеся в Государственном Эрмитаже (Тревер К.В., 1959, с. 316, 317, 332).

На одном из них изображена сложная композиция: в центре — всадник с дротиком в руке, на скачущем коне, в сопровождении собаки. Она окружена концентрическими кругами; на широком круге — четыре круглых медальона чередуются с четырьмя амфорами, из которых поднимаются ветки с сидящими на них птицами; на амфорах изображены животные. В медальонах показано единоборство человека со зверем. По внешнему краю идет аркада с тонкими колоннами, под которыми помещены геральдические группы птиц и животных, чередующиеся с человеческими фигурами — танцовщицами, музыкантами, охотниками (Тревер К.В., 1959, с. 315, табл. 26). Это блюдо, по мнению исследователей, изготовлено в IV–V вв. в восточном стиле под влиянием римского и византийского искусств (Тревер К.В., 1959, с. 317).

Второе более широкое блюдо орнаментировано растительными мотивами, заключенными в круглые медальоны (Тревер К.В., 1959, с. 332, табл. 27; Рзаев Н.И., 1976, с. 126).

5. Замечательными изделиями художественного ремесла являются кувшины. Один из таких бронзовых кувшинов, высотой 39,2 см, украшен изображениями птиц по сторонам дерева. На шее птиц ожерелья с развевающимися лентами. Этот сюжет связывается с плодородием (Тревер К.В., 1959, с. 317–332).

6. Другой бронзовый кувшин (высота 44,5 см) из Дагестана. Он округлый с высоким горлом и ручкой с изображением граната. Тулово покрыто растительным орнаментом и инкрустацией красной медью (Тревер К.В., 1959, с. 332, табл. 24–25). Интерес представляет серебряный с позолотой кувшин из Баку (Тревер К.В., 1959, табл. 4; Луконин В.Г., 1977, с. 93; Тревер К.В., Луконин В.Г., 1987, с. 116, табл. 91). Тулово кувшина позолочено и разбито гравированными полосами на четыре ромба, в которые помещены изображения петуха, фазана, сенмурва и орла, терзающего травоядное животное, характерные для сасанидского искусства. Между ромбами помещены розетки с шестиконечными звездами и шестилепестковыми цветами. По мнению исследователей, в декоре заметно влияние орнаментации тканей. Кувшин датируется VI–VII вв. (Кошкарлы К.О., 1981, с. 15) (табл. 175, 2).

8. Еще один серебряный кувшин обнаружен в разрушенном погребении могильника Шемахи, где было найдено и вышеописанное серебряное блюдо с позолотой. Грушевидное тулово кувшина помещено на высоком кольцевом поддоне. Кувшин имеет гладкую горловину и утолщенный венчик. На плечике сосуда круглая ручка. Тулово орнаментировано тонкими горизонтальными канеллюрами, что характерно, как говорилось, для керамики северо-восточной части Албании (Халилов Дж. А., 1965). Это дает основание предполагать, что кувшин изготовлен в Албании. Учитывая, что кувшин находился в комплексе с блюдом, его можно датировать IV в., хотя в литературе он датирован V–VI вв. (Кошкарлы К.О., 1981, с. 16).

9. Известна литая бронзовая курильница из Нахичевани (табл. 175, 3) (Тревер К.В., 1959, с. 327–332; Рзаев Н.И., 1976, с. 179; Кошкарлы К.О., 1981, с. 16). Это статуэтка всадника на полом четырехугольном пьедестале. Фигуры коня и всадника тоже полые, на боку коня отверстие, куда вкладывались пахучие травы и угольки. Ароматный дым выходил через специальные отверстия в гриве коня и короне всадника. Пьедестал орнаментирован рельефом и гравировкой. На передней стенке рельефное изображение двух львов, и скачущего козерога под ними, боковые стенки с одной стороны украшены растительной гравировкой; на другой — охотник с кинжалом и щитом и бросающийся на него лев. Всадник в полном царском облачении: зубчатая корона, ожерелье и серьги, правая передняя нога массивного коня поднята, богатая сбруя с фаларами, бляшками и ленточками. Маленькие короткие ноги всадника обуты в высокие сапоги, руки отведены в стороны, узкие штаны заправлены в сапоги, тело облегает кафтан. Облик всадника характерен для портретов сасанидских царей. К.В. Тревер предположила, что это может быть князь Албании Джеваншир, проведший в молодости ряд лет при сасанидском дворе (Тревер К.В., 1959, с. 327–329; Тревер К.В., Луконин В.Г., 1987, с. 120, табл. 122). Она датирует курильницу VII в. В последнее время высказано мнение о том, что на ней изображен один из позднесасанидских царей, вероятно, Хосров II (590–631), а значит курильницу можно датировать концом VI в. (Кошкарлы К.О., 1981, с. 17).

Следует подчеркнуть, что развитие художественных вкусов и производственных навыков в значительной степени находилось под влиянием поступавших из соседних стран произведений искусства.

Таковы, например, помимо описанных выше роскошных сосудов, многочисленные изделия мелкой пластики: геммы и печати из полудрагоценных камней, получившие широкое распространение в странах Закавказья. Однако наряду с привозными совершенными произведениями искусства, многие изделия были выполнены местными мастерами, тонкой гравировкой наносившими на камни изображения животных, птиц, рыб, растений, сцены борьбы и религиозные (христианские) символы (Пахомов Е.А., 1949).

Резьба по камню и дереву (скульптура, монументальная архитектура) заняла заметное место в среде албанских ремесленников (Рзаев Н.И., 1976, с. 161–164). Принятие христианства несомненно повлияло на творчество мастеров. Наряду с сюжетами, связанными с более ранними представлениями, они изображали и евангельские сцены, и христианских святых. В качестве декоративных мотивов постоянно использовались кресты (Ваидов Р.М., 1961, с. 52; Геюшев Р.Б., 1978, с. 39). Из многочисленных находок резного камня отметим обработанный в виде призмы камень с двумя павлинами по сторонам символически изображенного древа и албанской надписью на верхнем карнизе (Ваидов Р.М., Фоменко В.П., 1951, с. 98). Учитывая форму камня, его местонахождение (в одном из храмов) и типичный для христианского искусства сюжет, его считают престолом, устроенным в центре алтаря (Ваидов Р.М., 1954, с. 133; 1961, с. 110–113; Чубинашвили Г.Н., 1957, с. 220).

Широкое развитие во внутренней и внешней торговле получило монетное обращение. В Албании в основном пользовались привозными монетами, преимущественно сасанидскими драхмами. Наряду с ними имели хождение и византийские монеты.

О широком применении сасанидской монеты свидетельствуют многочисленные находки кладов.

1. Значительный клад, содержащий наиболее ранние сасанидские монеты, был обнаружен на окраине с. Чухур-Кабала, недалеко от столицы Албании Кабалы (Луконин В.Г., 1979, с. 74, 75). Клад обнаружен случайно и разошелся по рукам. Удалось собрать 163 монеты, из них — 159 монет были драхмами сасанидского царя Варахрана II (276–293). Установлено, что клад был зарыт до 293 г.

2. Во многих областях Албании были найдены клады поздних сасанидских монет. К их числу относится клад серебряных монет, обнаруженный в 1937 г. в с. Алты-агач. Он находился в глиняном кувшине. Из этого клада собрано 140 монет, чеканенных между царствованиями Кавада I (488–531) и Хосрова II (590–631). По поздним монетам клад был зарыт в первые годы VII в. Монеты были чеканены в разных монетных дворах. Среди них преобладают со знаком НАХЧ, т. е. монетный двор Нахичевани (Пахомов Е.А., 1949, с. 29–29).

3. Другой вид серебряных сасанидских монет найден в 1938 г. близ с. Астары, из которых 70 монет собраны и изучены (Пахомов Е.А., 1949а, с. 25–27). Они были чеканены в разных монетных дворах между 483 и 523 гг. Среди них драхмы сасанидских царей Пероза (459–484), Кавада I (488–531) и Хосрова I (531–579). Самая поздняя монета в кладе чеканена в 572 г. Таким образом, дата зарытия клада — вторая половина VI в.

4. Небольшой клад обнаружен в 1958 г. в городе Шемахе. Это серебряные драхмы, чеканенные в разных монетных дворах, в том числе г. Нахичевани, в период правления сасанидских царей Хосрова I (531–579), Хормизда IV (579–590) и Хосрова II (591–628). По поздним монетам клад был зарыт в начале VII в. (Пахомов Е.А., 1966, с. 26, 27).

5. В том же году в с. Вери при пахоте было обнаружено около 300 сасанидских монет. Они разошлись по рукам, удалось приобрести 9 монет, которые оказались драхмами Хормизда IV, Хосрова II (Пахомов Е.А., 1966, с. 27).

6. В 1958 г. обнаружен еще один клад в кувшине в с. Ибрахимгаджилы Таузского района, состоящий из 80 серебряных драхм. Из этого клада удалось собрать 52 экземпляра. Это монеты Кавада I, Хосрова I, Хормизда IV и Хосрова II, чеканенные в различных городах Ирана. В кладе имеются монеты, происходящие из монетных дворов Албании — Барды и Нахичевани. Зарытие кладов датируется первой четвертью VII в. (Пахомов Е.А., 1966, с. 27–30).

Помимо кладов, при раскопках памятников сасанидского периода обнаружены десятки сасанидских монет, что указывает на их постоянное использование в торговле. Причем, в ходу были не только монеты, чеканенные в иранских монетных дворах. С развитием экономики и ростом торговли требовалось большое количество монет. Центральные монетные дворы не в состоянии были обеспечить возросший спрос на монеты. Этим объясняется то, что в VI в. Персидские марзпаны, сидевшие в Барде, Нахичевани и других городах, чеканили серебряные монеты сасанидского образца.

На исторической территории Албании сделан ряд эпиграфических находок, в основном албанской, армянской и пехлевийской письменности. Многочисленные эпиграфические памятники, в том числе 8 албанских надписей, обнаружены на поселении 2 в Мингечауре, где они сосредоточены на участке вокруг храмов и в их развалинах. Они опубликованы Р.В. Ваидовым (1961, с. 136–142). Другие албанские надписи и их обрывки попадались на разных памятниках и на различных предметах: на глиняных сосудах, обломках камней, в могильниках и на стене христианского храма (Тревер К.В., 1959, с. 336–338). Таким образом, в настоящее время накоплено достаточное количество образцов албанского письма. Специалисты делали попытки прочитать их и предлагали разные варианты чтения, но до сих пор они окончательно не расшифрованы. В начале 1980-х годов в этом направлении были, правда, достигнуты некоторые успехи С.Н. Муравьевым, хотя говорить об окончательном решении этого вопроса пока преждевременно (Муравьев С.Н., 1981, с. 222–325; Mouraviev S., 1980, с. 345–374).

Большое количество армянских надписей известно в Мингечауре (Ваидов Р.М., 1961, с. 142–143) и на памятниках Нагорного Карабаха (Геюшев Р.Б., 1975, с. 54; 1978, с. 47–48).

Что касается пехлевийских надписей, то они пока зафиксированы только на северных стенах Дербента: их всего 20. В них сообщается о строительных, хозяйственных делах и пр. (Пахомов Е.А., 1929, с. 9 и сл.; Тревер К.В., 1959, с. 345–453).

Подводя краткие итоги, отметим, что археологические материалы: орудия труда, остатки злаков, косточки ягод, остеологические находки говорят о высоком уровне развития земледельческо-скотоводческого хозяйства страны. Не менее важную роль в экономике Албании играло городское хозяйство. Развитые города были главными экономическими и культурными центрами страны, где было сосредоточено ремесло и торговля. В городах, как мы видели, существовали крупные ремесленные мастерские по производству керамики, строительного материала, стекла, металлических и кожаных изделий, тканей. Эти мастерские не только обеспечивали спрос населения страны, но, возможно, производили товары и для экспорта. Города были центрами внутренней и внешней торговли. Археологические находки, в том числе монеты, драгоценные привозные изделия, указывают на ареал торговли и культурно-экономические связи Албании в раннем средневековье.

Произошли изменения в духовной жизни страны. Была принята христианская религия, которая распространилась в основном в зоне бассейна Куры: там сохранились развалины монастырей и церквей, при раскопках которых найдено множество предметов, связанных с христианской религией. Установлено, что в северо-восточной части Албании эта религия не получила широкого признания. Здесь поклонялись старым божествам. В связи со строительством сасанидами оборонительных сооружений в эту область переселили из Ирана население зароастрийской веры, что оказало влияние на мировоззрение местного населения.

Общий подъем экономики способствовал подъему культуры раннесредневековой Албании. Была изобретена письменность, возникали первые школы, албанскими учеными были написаны первые страницы истории страны.


Глава 15Азербайджан в IX–XIII веках

История изучения средневековых памятников. Города, поселения, крепости.
(Г.М. Ахмедов)

В IX–XIII вв. в тяжелых войнах против халифата и сельджукских захватчиков на территории Азербайджана возникло и окрепло несколько государственных образований. Самыми крупными из них в северных районах страны было государство Ширваншахов (861-1383), а на территории к югу от реки Куры государства Шеддадидов (971-1088) и Атабеков-Ильдегизидов (1166–1225) (Ширифли М.Х., 1978, с. 44–138; Минорский В.Ф., 1963; Буниятов З.М., 1978, с. 44–171). Были и более мелкие владения, которые в связи с политической обстановкой сходили с исторической арены или попадали под власть более сильных соседей.

Образование устойчивых феодальных владений способствовало, несмотря на постоянные связанные с войнами опасности, дальнейшему экономическому подъему в стране. Разрастались старые города, появлялись новые, увеличивалось количество сельских поселений. С активизацией торговых связей возникла необходимость строительства дорог и каравансараев. Господствующей религией стал ислам, в государствах распространилась новая арабская письменность. Христианство сохранилось практически только в районах, пограничных с Арменией (вокруг города Шеки и в Нагорном Карабахе).

Все эти изменения в жизни древней Албании нашли достаточно полное отражение в памятниках материальной культуры. Первичное обследование некоторых из них было проведено еще в XVIII в. членами Российской Академии наук Байером и Гмелиным (Сысоев В.М., 1925). В XIX в. интерес к древностям Азербайджана не затих. Х.Д. Френ посвятил им несколько нумизматических работ, а востоковеды Б. Дорн, Н.В. Ханыков и И.Н. Березин дали первые описания ряда крупных памятников, известных на территории Азербайджана.

В 20-е годы XX в. были проведены археологические разведки по всей территории древней Албании. Многие известные и вновь открытые памятники были подвергнуты обстоятельному, в основном визуальному, обследованию, описаны и, что особенно важно, результаты этих трудов были в значительной части опубликованы (Азимбеков И., 1925; 1927; Алекперов А.К., 1927; 1960а; Александрович-Насыфи Д., 1926; Пахомов Е.А., 1925; 1926а; 1926б; 1927; 1940а; Сысоев В.М., 1925; 1925а; 1926; 1927; 1927а; 1929; Тер-Аветисян С.В., 1927; Фитуни А.П., 1927).

Не менее существенно, что в первой половине XX в. начались и раскопки на ряде самых крупных средневековых памятников — развалинах городов: Байлакана, Баку, Гянджи, Кабалы (Алекперов А.К., 1960а; Джафарзаде И.М., 1939; 1949; Казиев С.М., 1945; 1947; Мещанинов И.И., 1936; Левиатов В.Н., 1941; Шарифов Д.М., 1927). Даже сразу же после окончания войны археологи проводили небольшие раскопки, исследуя дворец Ширваншахов в Баку (Левиатов В.Н., 1945; 1946; 1948; 1948а) и в бакинской бухте (Джафарзаде И.М., 1947).

Исследование средневековых памятников в 50-70-х годах связано прежде всего с работами Азербайджанской экспедиции, приступившей в 1953–1956 гг. к изучению развалин Байлакана (Орен-калы). Результаты работ этой экспедиции были опубликованы в 1959 г. в томе «Трудов Азербайджанской экспедиции», редактором которого был начальник экспедиции А.А. Иессен (1957; 1957а; 1959; 1959а). В 60-е годы раскопки на Орен-кале были продолжены, и их результаты также были отражены в печати (Ахмедов Г.М., 1962; 1962а; 1964; 1965; 1979; Минкевич-Мустафаева Н.В., 1965а; 1968; 1969; 1971; 1976; Ибрагимов Ф.А., 1965).

Значительно расширяются исследования Кабалы и Баку, закладываются первые раскопы на городищах Шемаха, Шабран, Шахри, Топрахкале и Топраккале, Нахичевани, Хараба-Гиляне (Исмизаде О.Ш., 1962; 1963; 1964; 1964б; 1965; 1965а; Казиев С.М., 1964; Ахмедов Г.М., 1978; Джидди Г.А., 1969; 1971; 1971а; 1972; 1972а; 1974; 1974а; 1975; 1979; Ваидов Р.М., 1965а; Геюшев Р.Б., 1970; Ибрагимов Б.И., 2000).

Помимо городов, археологи большое внимание уделяют исследованиям средневековых крепостей — Полистана, Галеи-Бугурта и другим оборонительным сооружениям (Джидди Г.А., 1960; 1961; 1961а; 1967; 1972а; 1973; Кадыров Ф.В., 1965), а также сельским поселениям, на которых были проведены пока только предварительные обследования: ни одно средневековое поселение до сих пор обстоятельно археологически не изучено.

Поскольку наиболее полно исследованы в настоящее время города средневекового Азербайджана, начнем характеристику археологических памятников с описания результатов изучения городских развалин.

Из городов Северного Азербайджана, существовавших в IX–XIII вв., наибольшей известностью пользовались Барда, Гянджа, Байлакан, Нахичевань, Шабран, Шемаха, Шамкур, Дербент, Баку, Юнан, Кабала, Шеки, Берзенд и др. Некоторые из них: Баку, Шемаха, Нахичевань — сохраняя свои исторические названия, продолжают существовать на старых местах. Без особых трудностей можно локализовать и те города, названия которых после их разрушения перешли на близлежащие населенные пункты. К таким относятся Барда (нынешний районный центр Барда), Гянджа (Новая Гянджа), Шамкур (нынешняя железнодорожная станция Шамхор), Кабала (нынешнее селение Чухур-Кабала), Гюргян (ныне — местность Гюргян), Хунан (Топраккала) (ныне — равнина Хунам) (Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., 1974, с. 279). Дискуссию вызвало месторасположение города Байлакана, теперь окончательно локализованного на месте Оренкала в Мильской степи (Гюзальян Л.Т., 1959, с. 342) и месторасположение исторической Шеки, локализуемой в селении Шеки в Нагорном Карабахе (Буниятов З.М., 1959).

До сих пор не выяснено месторасположение городов, известных лишь по письменным источникам, в том числе таких крупных, как Ширван, Махмудабад, Баласаджан, Баджерван и др. Не определены исторические названия ряда городищ и крепостей (Бяндован, Гырхчырах, Кызылбурун, Сеидлы, Галача).

Тем не менее, в настоящее время археологические источники и письменные свидетельства позволяют с достаточной долей уверенности говорить о том, что большие города располагались, как правило, в развитых экономически и густо населенных районах страны, на магистральных торговых путях (рис. 18), в стратегически важных местностях. Формирование их как центов ремесла и торговли началось в IX–X вв. и особенно бурно развивалось на протяжении следующих двух столетий. Несмотря на то, что база большинства городов была создана еще в раннем средневековье, археологические материалы дают основание утверждать, что во времена развитого средневековья многие большие города были заселены значительно плотнее и их размеры немного превышали размеры поселений предшествующего периода. Так, площадь Гянджи равнялась 25 га (Джафарзаде И.М., 1949, с. 17) (табл. 176, 2). Судя по письменным источникам, только базарная площадь Барды, куда в праздничные дни собирался народ, занимала около 50 га (Ташчьян Л.П., 1946, с. 55). Территория в границах крепостных стен Байлакана составляет около 40 га (Иессен А.А., 1959) (табл. 176, 3), Кабалы — более 25 га (Казиев С.М., 1964, ч. 17) (табл. 176, 1). К большим городам следует отнести также Шемаху (табл. 176, 5), Нахичевань, Шамкур (табл. 176, 4), Баку (табл. 176, 6) и др.

Малые города в противоположность большим можно назвать городами-крепостями. Города-крепости являлись военно-административными центрами феодальных владений. Таковы Шеки, Ктиш, Метрис, Каланкатюк и т. д. Существовали и многочисленные поселения, носившие еще земледельческий характер и не имевшие городских стен. Примером таких поселений могут служить средневековый Мингечаур, Гырх-чырах, Топраккала (Кахский) и др. Многие из этих городов и поселений существовали и в раннее средневековье.

Характерно строительство новых крепостей и башен. Некоторые из них являлись крепостями — летними резиденциями феодальных правителей (таковы Полистан, Галеи-Бугурт), другие — сторожевыми (таковы мардакянские башни, башня в Нардаране), религиозно-культовыми (крепость вокруг Ханегаха на р. Пирсагат, крепость вокруг Миль-Минарета около г. Оренкала и др.).

Остановимся далее хотя бы на краткой характеристике исследованных археологами наиболее выдающихся памятников, относящихся к эпохе развитого средневековья.

Город Кабала, который был столицей Кавказской Албании, продолжал существовать и в средние века.

Огромное городище этого периода расположено на двух холмах, называемых «Сельбир» (Северная часть) и «Кала» (Южная часть), а также на окружавшей их территории (табл. 176, 1). В настоящее время оно покрыто лесом или частично распахивается. На поверхности много подъемного материала, в том числе характерной для этого периода поливной керамики. Городища Сельбир и Кала защищены горными реками. Укрепления построены из речных булыжников на известковом растворе, а также массивных блоков хорошей тески и квадратных обожженных кирпичей. Сравнительно хорошо сохранились стены в южной части города с остатками воротных башен, поднимающихся на холме Кала до высоты 6 м.

В Сельбире верхний слой содержал материал IX–X вв. Здесь в 1959–1960 гг. выявлены остатки жилых и хозяйственных построек, водопровода, вымостки полов, очаги, тандыры, колодцы, могилы, найдено много керамики, металлических, стеклянных изделий и монет (Казиев С.М., 1964, с. 24–33). В 1967 г. раскопаны часть северной стены и башни Сельбира, а в 1974–1978 гг. — квадратная башня юго-западного городища (Гадиров Ф.В., 1975, с. 62–75; 1978, с. 40–42).

В Кале удалось прежде всего разделить почти тысячелетние пятиметровые напластования (VIII–XIII вв.) на три слоя, в том числе выявить наиболее насыщенный находками слой XII–XIII вв. Были исследованы стены, сложенные на растворе глины из больших речных булыжников и обожженных кирпичей и туфовых блоков. Открыты тандыры, очаги, ямы, гончарная печь, найдено громадное количество обломков поливной и простой керамики, стеклянные, металлические изделия, монеты (Шарифов Д.М., 1927; Исмизаде О.Ш., 1964а; 1963, с. 13–24).

Почти в центре территории Кала были вскрыты остатки крупного здания, а у обрыва Джоурлы-чая в слое, относящемся к XII — началу XIII в., раскопаны остатки жилищ со стенами, сложенными на фундаменте из речного булыжника, квадратного обожженного кирпича, а иногда тесаных камней, а также хозяйственные ямы, тандыры, обломки разнообразной керамики, монеты, предметы быта (Ахмедов Г.М., 1979, с. 39).

Байлакан (городище Орен-кала) был расположен в Мильской степи на караванном пути, шедшем от Барды — одного из центральных городов Закавказья, в Ардебиль. Байлакан связывал также низменные районы междуречья Куры и Аракса с предгорными и горными районами Малого Кавказа, куда земледельческо-скотоводческое население на летнее время пригоняло свои отары (рис. 18). Сравнительно хорошо сохранившиеся развалины города, окруженного квадратными в плане валами и рвами, возвышаются на 6–8 м над степью (табл. 176, 3). Рядом с городом проходил в средние века канал Гяурарх, русло которого местами хорошо прослеживается и в настоящее время. Он обеспечивал город водой и орошал окружающие его земледельческие районы. Город состоит из трех частей: так называемого Большого (40 гектаров) и Малого (14 гектаров) городов и ремесленного квартала. Вся дневная поверхность городища насыщена обломками простой и глазурованной поливной керамики, квадратных обожженных кирпичей, фаянса, стекла и медных монет. Тот же подъемный материал встречается и на окружающей город территории, особенно на западной стороне, где на расстоянии 2,5 км расположены развалины Миль-Минарета, давшего название и самой Мильской степи.

Выше мы уже говорили, что Орен-кала — фактически наиболее исследованный археологами памятник, систематически изучаемый в течение 15 сезонов (1953–1968 гг.). В результате было установлено, что стены города были сложены из больших сырцовых кирпичей. Выявлена полная стратиграфия памятника, культурный слой которого накапливался в течение почти тысячелетия — с VI по XIV в. Удалось определить характер городской застройки на разных этапах истории города, проследить периоды строительства привратных сооружений. Помимо остатков обычных жилых домов, водопроводных (табл. 177, 4) и канализационных труб был открыт и исследован целый ремесленный квартал вне стен города: развалины кузниц начала XIII в., гончарных печей IX–XIII вв. (табл. 178, 4, 5), отвалы керамического брака, колодцы IX в., водяные закрытые каналы IX–XIII вв., хозяйственные постройки XII — начала XIII в. После разгрома квартала монголами в 1221 г. здесь возникло кладбище — два мавзолея (четырехугольный и восьмиугольный) с парными захоронениями в обоих и простые мусульманские могилы вокруг четырехугольного мавзолея. Судя по находкам монет, кладбище просуществовало с конца XIII до XIV в.

Таким образом, в результате систематического и планомерного изучения городища Орен-кала установлено время возникновения города, хронологическая шкала культурных напластований, соотношение «Большого» и «Малого» городов и время выделения последнего, выявлено время превращения города в ремесленно-торговый центр, окончательно решен вопрос об отождествлении Орен-калы со средневековым Байлаканом.

Раскопки Орен-калы показали, что жизнь в городе, начиная с раннего средневековья, с течением времени, особенно в XII — начале XIII в., становилась все интенсивнее. Во все время существования город Байлакан представлял собой важное звено в развитии экономической и культурной жизни Азербайджана и всего Закавказья (Ахмедов Г.М., 1979).

Гянджа, изучение которой начато в 1938 г. в связи с подготовкой и проведением 800-летнего юбилея азербайджанского поэта Низами Гянджави (Джафарзаде И.М., 1939; 1947; 1949; Левиатов В.Н., 1941), расположена на обоих берегах Гянджачая. Большое городище, частично размытое бурным течением горной реки Гянджачая (табл. 176, 2) и частично застроенное, скрывает культурные слои некогда цветущего средневекового города. Сохранились остатки трех рядов городских стен, береговых укреплений, моста, мавзолеев, в том числе гробницы Низами, и кладбище.

Раскопки 1938–1941 гг. охватили широкие площади. В эти годы снят план городища, произведены раскопки внутри так называемого первого города, второго города и в предместье; изучались городские стены, береговые укрепления и кладбища. Вскрыт культурный слой мощностью более четырех метров.

В результате установлено, что город возник на базе расположенного на этом же месте крупного населенного пункта, с течением времени превратившегося в укрепленный город. Слои IX–XIII вв. насыщены остатками жилищ, кирпичными завалами, керамикой и другими предметами быта. Расцвет города Гянджи приходится на XI–XII вв., когда город Барда уступает ему первенствующее положение. Гянджа становится столицей государства Шеддадидов. Гянджа подверглась большим разрушениям во время землетрясения 1138/9 г. За короткий срок она была восстановлена и продолжала развиваться.

Баку являлся крупным портовым городом на берегу Каспийского моря (табл. 176, 6) и одним из торгово-ремесленных и культурных центров Ширвана. О былой славе города говорят его замечательные архитектурные памятники — известная «Девичья башня», мечеть-минарет Мухаммеда, называемая в народе «Сыных-кала», городские стены с башнями, дворец Ширваншахов, крепостное сооружение в Бакинской бухте (табл. 176, 7) и др. Установление точных границ средневекового Баку осложнено в связи с поздними перестройками и ростом города. Почти вся его территория оказалась под зданиями и асфальтированными улицами современного города. Тем не менее, не вызывает сомнения, что к XII в. территория так называемой «Ичери-шехер» (внутренний город), обнесенная еще в XII в. крепостными стенами, была полностью заселена.

В 1944–1947 гг. раскопки велись в нижнем дворе дворца Ширваншахов — у юго-восточного фасада, где открылись слои VIII–XV вв. (Левиатов В.Н., 1945; 1946; 1948).

Обнаружены остатки жилищ, тандыров, колодцев, водопровода, хозяйственных и мусорных ям, найдена многочисленная простая и поливная керамика, архитектурные детали, металлические и стеклянные изделия, монеты (табл. 177, 3).

Исключительный интерес представляют раскопки в Бакинской бухте — Баиловские камни. Здесь в 1938–1940 гг. (Пахомов Е.А., 1940; Джафарзаде И.М., 1947) в связи с падением уровня Каспийского моря из-под воды появилось сооружение крепостного типа, начались его исследования (табл. 176, 7).

Еще тогда было извлечено из-под воды более 500 камней с надписями арабским шрифтом и изображениями. Установлена дата строительства сооружений 1234–1235 гг. (Пахомов Е.А., 1940, с. 116). О назначении этого памятника высказаны разноречивые мнения.

Называли его по-разному: просто «Баиловскими камнями» или «караван-сараем», «подводным городом». Для определения роли, которую он играл в жизни Баку, были произведены раскопки в южной части крепости, где обнаружили фундаменты небольших четырехугольных помещений, выстроенных из небрежно отесанных камней, небольшое количество обломков котлов, кувшинов, чаш и чирахов. Слабая заселенность крепости (явное отсутствие следов пребывания гражданского населения) привела исследователей к заключению о назначении этого сооружения в качестве «морской крепости» (Пахомов Е.А., 1940; Бретаницкий Л.С. и др., 1947, с. 96–101; Щеблыкин И.П., 1949, с. 111–128).

В 1962–1963 гг. расчищены фундаменты крепости «Девичья башня» и часть крепостного сооружения, идущего от нее по направлению к берегу моря, с массивными полукруглыми башнями, соединенными стеной с двумя другими сохранившимися наземными полукруглыми башнями. Остатки жилищ, построенных из крупных хорошо обтесанных камней на известковом растворе, с небольшими глухими нишами и дверными проемами, непосредственно примыкали к «Девичьей башне». На участке вокруг нее было обнаружено много хозяйственных ям и колодцев, выдолбленных в толще скалы. Назначение этого сложного комплекса также вызывало разногласия: наряду с общепринятым мнением о его оборонительном значении высказывалось мнение о принадлежности башни к культовым сооружениям (Ахундов Д.А., 1974, с. 14–25; Гиршман Р.М., 1978, с. 37–40). Монеты и обломки керамики позволяют датировать комплекс «Девичьей башни» XI–XII вв.

Особенное внимание археологов направлено на изучение центральной части древнего Баку — цитадели «Ичери-шехер». Исследования там приобрели особенный размах в 1970-х годах. Раскопки дали убедительные материалы для выявления на всей территории «Ичери-шехер» мощных средневековых напластований: на вершине холма они достигают толщины 5–6 м.

Общая дата слоя — IX–XVII вв., он четко делится по археологическому (в основном — керамическому) и нумизматическому материалу на два: верхний, толщиной до 1,5 м, относится к XIV–XVII вв., нижний — к IX–XIII вв.

Нижний культурный слой непосредственно лежит на материковой скале. Цоколи стен домов и остатки других строительных сооружений ставились прямо на нее. Помещения прямоугольные, направление их в основном с запада на восток. На отдельных стенах сохранились места оконных проемов, иногда впоследствии заложенные. Между стенами помещений открыты небольшие узкие коридоры с каменными полами. На участках вокруг зданий располагались небольшие дворики, ограниченные кладками стен соседних домов. Кладки стен мощные. На некоторых стенах сохранилась штукатурка. Часто встречаются тандыры диаметром 65–70 см, а иногда больше, очаги, с трех сторон обставленные небольшими камнями, открытая сторона которых, как и продухи тандыров, обращена к юго-западу, в сторону постоянно дующих морских ветров.

Рядом с домами во двориках нередко помещались хозяйственные ямы, колодцы, различные чаны, ступки, чашечные углубления прямоугольной и круглой формы, мангалы и др.

Интерес представляет вскрытое на южном склоне Бакинского холма довольно большое складское помещение, в котором находились пять крупных хозяйственных хумов, четыре из которых были установлены на больших подставках — чанах диаметром 50–58 см.

Разнообразны и вещевые находки, основную массу которых составляет красноглиняная неполивная и поливная и фаянсовая керамика. На ее местное происхождение указывают находки треугольных подставок и стержней, аналогичных обнаруженным в Кабале (табл. 178, 6–8), большое количество отходов гончарного производства, остатки разрушенных гончарных печей, керамический брак.

Металлические изделия представлены железными гвоздями, ножами, наконечниками стрел, подковками для обуви. Попадаются предметы из меди — «пряжки», бронзовые и медные кольца, остатки небольших сосудов, пуговки.

Встречаются отдельные фигурные камни и другие архитектурные детали, жернова, песты, точильные камни.

Обнаружено большое количество медных монет, чеканенных в Баку, Шемахе, Дербенте, Тебризе, Махмудабаде, Султание, Ани, Ираване, Казвине, Золотой Орде и др. Это монеты чекана ширваншахов, меликов Дербента, Сельджуков, Ильханов, Хулагуидов, монголов и др. Найдена одна аббасидская серебряная монета, чеканенная в Дарассаламе в 138 г. Хиджры. Монеты встречаются и в кладах: так, в продухе одного из тандыров обнаружен клад, состоящий из 29 монет, чеканенных от имени Ширваншаха Ахситана, сына Манучехра (XII в.).

Шемаха расположена в юго-восточных предгорьях Большого Кавказа, на пересечении караванных путей (табл. 176, 5). Археологические исследования в ней начались в 1966 г., когда под руководством Г.А. Джидди был организован специальный отряд Шемахинской экспедиции.

Ввиду застройки города современными зданиями, раскопки производились на небольших площадях (от 15 до 300 м2), тем не менее, археологам удалось установить мощность культурного слоя на всех основных участках средневекового города: на шахристане — 4–5 м, в цитадели — 3–4 м, на склонах города — 2–2,5 м. Раскопки велись в центре средневекового города, в южной части шахристана и в ремесленном квартале, расположенном на восточной окраине.

Нижние напластования культурного слоя (VIII–IX вв.) характеризуются и датируются особой поливной и неполивной керамикой (Джидди Г.А., 1974а, с. 50). К этому слою относятся фундаменты жилых построек, сооруженные из булыжников на глиняном растворе, остатки очагов, хозяйственные ямы и колодцы.

Верхний слой значительно более мощный и богатый разнообразными находками, прежде всего остатками крепостных стен (цитадели и города) X–XI вв. и стены с башней конца XII в., сложенных из хорошо отесанных камней на глиняном растворе с примесью извести (Джидди Г.А., 1969, с. 401; 1971а, с. 25–26). Были открыты следы улиц, фундаменты жилых, общественных и культовых зданий, ям, колодцев, керамические канализационные и водопроводные трубы, закрепленные известью и кирпичом. В ремесленном районе обнаружены следы кузнечного и гончарного производств, остатки гончарной печи, бракованных сосудов. Слой заполнен обломками (и целыми сосудами) керамики — поливной и неполивной, — отражающей уровень развития гончарства в то время, встречаются в нем и изделия из железа, меди, стекла, кости и много монет, чеканенных в Шемахе, Баку, Дербенте, Тебризе (ширваншахами, меликами Дербента, Сельджуками).

Местами верхний слой перекрыт более поздними наслоениями (до XIV в.). В нем также были обнаружены остатки узкой улочки, большого общественного здания с залом, водопровод и водяные канавы, а также остатки кузницы и гончарного производства. Слой забит обломками посуды (поливной и фаянсовой), стеклянных сосудов и монетами чеканки Тебриза, Гянджи, Тбилиси и Еревана (Джидди Г.А., 1975, с. 62). Жизнь в городе после монгольского нашествия, очевидно, не затухала.

Нахичевань, расположенная на р. Араксе на скрещении караванных путей, в изучаемый период была одним из крупных ремесленно-торговых центров Востока. В XII в. (с 30-х до середины 70-х годов) она стала столицей государства Ильдегизидов-Атабеков (Мамедов Р.А., 1977, с. 72). Археологически город изучен очень слабо. Произведены небольшие раскопки (396 м2) в районе усыпальницы Момине-хатун (Геюшев Р.Б., Мамедов Р.А., 1980), где находилась цитадель города. Установлена пятиметровая мощность культурного слоя, состоящего из трех напластований, относящихся к IX–XI, XII–XIV и XV–XIX вв., были выявлены остатки стен четырехугольных помещений, построенных из речных булыжников, глинобитных (в нижнем горизонте), из сырцовых и обожженных кирпичей на глиняном растворе — в верхнем, водяные колодцы и хозяйственные ямы, остатки вымосток, кягризов (в среднем и верхнем горизонтах). Обнаружены многочисленные образцы неполивной и поливной керамики, фаянсовой и фарфоровой посуды, разноцветных изразцов. Найдены металлические изделия, ильдегизидские монеты, глиняные треножки, использовавшиеся в печах для обжига глазурованной посуды.

Шабран — громадный город, расположенный на древнем торговом пути от Шемахи до Дербента (рис. 18). Городище более 150 га подверглось разрушениям в связи со строительством шоссейной дороги и бакинского водопровода в 1930 г. Тогда при обследовании городища обнаружены керамическая печь для обжига глазурованной посуды (Левиатов В.Н., 1946, с. 87), клад монет и собрано много керамики.

Изучение памятника было начато в 1979 г. в связи со строительством газопровода Моздок-Карадаг. Здесь, внутри центральной части городища произведены раскопки. В результате определена мощность культурного слоя (5 м), выявлены остатки оборонительного сооружения и крупного здания общественного назначения, сооружений по благоустройству города (гончарного водопровода и системы канализации, сложенной из тесаных желобчатых камней), улиц, вымощенных булыжниками, тандыров, облицованных обожженным кирпичом колодцев, собрано большое количество фрагментов керамики, железных, костяных и стеклянных изделий, орудий труда, монет и других материалов. Обнаруженные материалы позволяют датировать нижний слой VII–XI вв., средний — XII–XIII вв., верхний — XIV–XVIII вв.

Городище Хараба-Гилан — развалины древнего города Кирана — расположено в Нахичеванской области на берегу реки Гилан-Чай. Город занимал громадную территорию, его мощные оборонительные сооружения, в значительной части сохранившиеся до настоящего времени, производили весьма внушительное впечатление, что нашло отражение в трудах средневековых путешественников. Несмотря на это, памятник почти не привлекал внимания археологов и редко упоминался в работах специалистов: археологов, историков архитектуры, искусствоведов. Только в 1976 г. на нем начались систематические раскопки. Основным археологом, исследовавшим остатки средневековых развалин и культурных напластований этого обширного многослойного памятника, был Б.И. Ибрагимов (Ибрагимов Б.И., 2000).

В средневековом городе четко выделяются три части: цитадель, шахристан и рабад. Цитадель находилась на высокой с крутыми склонами горе (рис. 19). Несмотря на естественную неприступность, верхняя площадь горы укреплена массивными каменными стенами с круглыми башнями (длина этой линии обороны 600 м). На более пологих местах склонов были поставлены дополнительные заградительные стены. Остатки каменных крупных построек внутри цитадели, их сложная планировка и связи отдельных зданий друг с другом хорошо прослеживаются на современной поверхности, но археологического изучения этого комплекса пока не проводилось.


Рис. 19. План развалин города Киран (Хараба-Гилан) и его цитадели. Составлен Б.И. Ибрагимовым.

Условные обозначения: 1 — кварталы города; 2 — водохранилища; 3 — оборонительная стена; 4 — заградительная стена; 5 — канал; 6 — улицы; 7 — родник; 8 — могилы; 9 — мавзолеи; 10 — мельница.


Наиболее исследованным в настоящее время является шахристан. Там также на поверхности возвышаются стены жилых кварталов, крупных общественных сооружений — караван-сараев, бань, мельниц, мавзолеев и, конечно, мечетей. Четко прослеживается главная улица города и примыкающие к ней с обеих сторон улицы кварталов. Здания строились из обожженного кирпича на известковом растворе и были облицованы орнаментированными блоками, сложенными из декоративных кирпичиков. Следует особенно отметить широкое использование при строительстве стен и зданий различных антисейсмических приемов: от включения в кладки прослоек высокопластичной глины до сооружения ступенчатых фундаментов.

Нередко жилые здания в шахристане и, как правило, в рабаде строились из сырца на каменных фундаментах или цоколях. Как и в каменных постройках, сырец прокладывался пластами глинобита для предотвращения разрушения стен при довольно частых землетрясениях.

Рабад был заселен ремесленниками: гончарами, изготовлявшими большинство употребляемой в городе посуды — столовой, кухонной, тарной, специального назначения. В столовой преобладала великолепная поливная керамика (блюда, чаши и пр.), в кухонной — шаровидные или полусферические котлы с петлевидными ручками, тарная керамика представлена кюпами (пифосами) и кувшинами, а среди «специализированной посуды» выделяются сферо-конусы.

Различные мелкие металлические предметы свидетельствуют о местном развитом кузнечном производстве, а шлаки — о плавке железа киранскими ремесленниками.

О высокой художественной культуре, о грамотности населения позволяют говорить многочисленные декоративные алебастровые и поливные плитки (и их обломки), многие из которых покрывались помимо растительного и геометрического орнамента арабскими, персидскими и азербайджанскими надписями (изречениями из Корана), выполненными двумя шрифтами: куфическим и нест-элик. Датируются они XII–XIV вв. (табл. 179).

Наряду с ремеслом в городе процветала и торговля, особенно активизировавшаяся в XII — начале XIII в. — в эпоху общего подъема экономики и культуры в Азербайджане. Судя по находкам обломков привозных поливных сосудов из Средней Азии (кашинная керамика) и фаянсовых изделий из иранских городов, а также большому количеству монет, очевидно, что торговые связи Кирана далеко выходили за границы Азербайджана.

Таким образом, город был не только ключевым укреплением довольно большого района, но и крупным торгово-ремесленным центром, хорошо известным не только Закавказью, но и всему мусульманскому арабо-персидскому миру.

Поселения городского типа средневекового периода изучены в основном на трех объектах — Гяуркале, Торпаккале и Мингечауре, которые имели и более древние слои, поэтому описаны или упомянуты в предыдущей главе.

Эти поселения отличаются от городов меньшей насыщенностью культурного слоя, слабым развитием ремесленного производства, менее мощными укреплениями.

Гяуркала (VIII-X вв.). Изучены развалины и цокольная часть однонефного храма, сооруженного из камня-известняка. Рядом с храмом обнаружена двускатная крышка от каменного саркофага брата албанского князя Хамама, восстановившего в начале X в. албанское царство (Ваидов Р.М., 1965, с. 177–180).

Средневековые слои Торпаккала являются самыми мощными (толщина 1,2–1,8 м). На городище обнаружены остатки фундаментов жилых помещений, построенных из сырцовых и обожженных кирпичей на глиняном и известковом растворе. Выявлены и изучены двухъярусные печи для обжига глиняных изделий и строительного кирпича, найдены фрагменты керамики, стекла, металлических изделий и монет, которые датируют верхние — средневековые слои городища IX–XV вв. (Ваидов Р.М., 1965а, с. 211).

Хуже сохранились средневековые слои Мингечаурских поселений (№ 2 и 3) на левом берегу Куры. Они прослежены в верхних разрушенных временем слоях. На поселениях обнаружены остатки жилого строительства, гончарных обжигательных печей круглой формы (табл. 178, 1, 2), поливная посуда, штампованная керамика, изделия из стекла, целые и бракованные браслеты, монеты ширваншахов-кесранидов (Ваидов Р.М., 1957).

К поселениям городского типа надо отнести и поселение Татлы, расположенное на территории одноименного села (в Казахском районе), на возвышенности. Оно окружено остатками крепостных стен шириной 1,5 м, сложенных из хорошо обработанных известняковых камней. Там сохранились развалины трехнефного христианского храма, на которых обнаружено большое количество обломков черепицы и целых экземпляров для покрытия крыши. На поселении найдены ступки, простая и глазурованная посуда, золотая монета византийского императора Константина X Дуки (1059–1067). Поселение относится к X-XIII вв. (Геюшев Р.Б., Нуриев А.Б., 1978, с. 42–43).

Крепость Гюлистан расположена к северо-западу от города Шемахи, на вершине крутой горы, на высоте 180–200 метров над окружающей местностью. Сохранились обвалившиеся стены башен, сооруженных из тесаных четырехугольных камней на известковом растворе. Расположенная на очень удобном для защиты месте, эта крепость являлась летней резиденцией и военно-оборонительным пунктом ширваншахов.

В результате проведенных в 1939 г. (Пахомов Е.А., 1940а) и в 1959–1961 гг. (Джидди Г.А., 1960; 1961; 1967) раскопок в Гюлистане выявлены культурные слои IX–XVI вв. Более богатый археологическими материалами слой относится к XI–XIII вв. Раскопками установлены планировка памятника, расположение наружных и внутренних стен (Нарынкала), жилых помещений, водопровода, подземного хода и некоторых других сооружений. Обнаруженные простая и поливная керамика, фрагменты фаянсовых, фарфоровых и селадоновых сосудов, а также стеклянные, металлические, костяные предметы и монеты характеризуют жизнь этой твердыни Ширвана в период наивысшего ее расцвета — в XII–XIII вв.

Другие крепости Азербайджана раскопкам не подвергались. Археологи ограничивались в основном сбором подъемных материалов, позволяющих в некоторой степени датировать памятники.

Сельские поселения с характерной для IX — начала XIII в. глазурованной керамикой на территории Азербайджана встречаются повсеместно. Для примера остановимся на некоторых из них.

К таким относится поселение около современного с. Вайхыр, расположенное в 16 км к северу от Нахичивани. Площадь средневекового Вайхырского поселения составляет 4–5 га. Поверхность поселения насыщена поливной и простой керамикой, характерной для X–XIV вв. На днищах некоторых глазурованных чаш оттиснуты клейма (Алиев В., 1965, с. 252–255).

Другое поселение, называемое местными жителями поселением Гюмушли, находится около селения Багирлы в 15 км к югу от города Шемахи. Средневековый слой характеризуется глазурованной керамикой IX — начала XIII в. и монетами Ширваншахов и Ильдегизидов. Примечателен тот факт, что здесь обнаружен водопровод, который в средние века обеспечивал поселение водой из близлежащего источника Герай, расположенного в горах Гырлыг (Нурилев А.Б., 1965).

В том же районе около с. Ангехаран на горе Гушгона расположено сельское поселение XI–XIII вв. На этом поселении обнаружены остатки какого-то каменного сооружения, обломки водопроводных труб и множество фрагментов неполивной и поливной керамики. Привлекают внимание фрагменты фаянса, что подтверждает его распространение даже в некоторых сельских поселениях.

Еще одно горное село расположено около современного с. Това, примерно в 1 км к северу от него, в горах, называемых Юмру-галаг и Ясти-галаг. Поселение с трех сторон окружено глубоким обрывом, а на восточной слабо защищенной естественными препятствиями стороне построена каменная защитная стена. Поэтому описываемое поселение можно считать укреплением. Подъемный материал состоит исключительно из простой и поливной керамики IX–XIII вв. и монет, чеканенных в Шемахе, Дербенте и Баку в XIII в. (Халилов Дж. А., 1958, с. 917–923).

Поселение Агджабурун (Белый мыс) расположено в древнем Агванском (Албанском) проходе в горной системе Конделендаг между Куткашенским и Геокчайским районами. Оно со всех сторон окружено неглубокими ущельями. Толщина культурного слоя на этом селище местами достигает двух метров. На поверхности повсюду заметны остатки каменных кладок, очагов, ям и множество неполивной и поливной посуды, которые датируют поселение XI–XVI вв. (Гадиров Ф.В., 1975, с. 88–93).

Таким образом, сельские поселения, как и крепости, обследовались практически только визуально (разведками). Исключением является поселение Даразарат, на котором был заложен раскоп (Халилов Дж. А., 1960, с. 105–115). В нем обнаружены остатки разбросанных камней, тандыра, хозяйственных ям, места токов (хырманов), остатки надгробных камней, фрагменты керамики, медный котел и другие предметы, относящиеся к XII–XIV вв. Однако этот материал недостаточен для того, чтобы дать представление о сельских поселениях Азербайджана изучаемого периода.


Градостроительство, фортификация.
(Г.М. Ахмедов)

Археологические исследования дали возможность сделать ряд наблюдений и выводов, пополнивших наши знания прежде всего о фортификации, структуре городов, домостроительстве и разнообразных технических приемах, использовавшихся при возведении оборонительных стен, больших общественных зданий и просто жилых домов.

Городские стены средневековых азербайджанских городов, в зависимости от местных материалов, строились из камня, сырцового и обожженного кирпича. В городах Ширванской зоны строительство городских стен велось в основном из камня — известняка на твердом известковом растворе. Таковы стены средневекового Баку, Шемахи, Дербента. Для стен степных городов употребляли сырец, глину, позднее (с IX–X вв.) широко использовали и обожженный кирпич. Таковы стены Байлакана, сооруженные в раннем средневековье из крупных сырцовых кирпичей размером 49×49×14 см. В IX–XIII вв. они ремонтировались сравнительно более мелким сырцовым кирпичом, обожженным кирпичом на глиняном и известковом растворах. Раскопки Байлакана показали, что ранняя стена разрушена было до IX в. Вновь сооруженные стены состояли из двух параллельно идущих глинобитных (шириной 90 см) стен, внутреннее пространство которых заполнено землей. Общая толщина стены составляет около 4 м. В ней как в наружных глинобитных стенах, так и в земляном заполнении обнаружена глазурованная керамика IX в. Эта стена существовала недолго; в конце IX и в начале X в. на наружной стороне ее была сооружена большая квадратная гончарная печь, отходы и зола которой частично перекрыли стену. Позже, возможно в X в., во всяком случае не позже XI в., сооружена так называемая сырцово-глинобитная стена, состоящая из глинобитных прослоек (1 м и более) и кладок сырцового кирпича размером 32×32×7 см (7 и более рядов) (Ахмедов Г.М., 1979, с. 25–26). Общая толщина этой стены составляет 6 м.

К более позднему периоду, примерно к XII — началу XIII в., надо отнести двойную облицовку сырцово-глинобитной стены из аккуратно сложенного обожженного кирпича размером 24×24×5 и 26×26×5 см (Ахмедов Г.М., 1979, с. 44–46).

При строительстве городских стен учитывалась и сейсмичность района. Так, стена города Шемахи через каждые 3,5 м укреплена каменными контрфорсами (Джидди Г.А., 1972, с. 38). В систему городских стен входили четырехугольные и полукруглые башни. Раскопками в Гяндже выявлено несколько башен как полукруглых, так и четырехугольных. По мнению И.М. Джафарзаде, последние более древние (1949а, с. 39–58). Впрочем, ранняя стена Байлакана имела полукруглые башни несколько удлиненной формы, а стены более поздние (IX–XIII вв.) имели правильно полукруглые башни и были меньшего размера. В стенах Дербента сохранились квадратные и полукруглые башни. Башня городской стены Шемахи также полукруглая.

Башни городских стен размещались с определенными интервалами. Так, в Гяндже и Байлакане они поставлены через каждые 40–50 м. На более опасных участках башни расположены чаще. Вершины стен обычно оканчивались зубцами, позволявшими воинам во время сражения и стрельбы наблюдать и укрываться от вражеских стрел. Почти такую же роль играли и «мазгалы» — щели в стенах.

Наглядным примером такого устройства могут служить сохранившиеся до наших дней крепостные стены Баку, построенные в XII-XV вв. на территории «Ичери Шехер».

Определенный интерес в этом отношении представляет и башнеобразный глиняный сосуд (табл. 176, 8), обнаруженный при раскопках Оренкалы в слоях VIII–IX вв. (Ахмедов Г.М., 1960, с. 1253–1257). Сосуд имеет двойные стенки, во внешней прорезаны стрелкообразные бойницы, а в верхней части — треугольные зубцы. Порталы башен городских ворот имели богатое художественное оформление. Особенно тщательно оформлена кирпичная облицовка башен Байлакана XI–XII вв. (Ахмедов Г.М., Ибрагимов Ф.А., 1970, с. 380–381). Крепостные ворота были деревянными с железными креплениями или полностью железными. До сих пор сохранилась в Гелатском монастыре в Грузии одна створка железных ворот Старой Гянджи (Ениколопов И., 1948, с. 109–116).

В комплекс оборонительных сооружений городов входят рвы, снаружи окружавшие городские стены. Рвы заполнялись водой из близко протекавших каналов, речек и рек. Сообщение с городом осуществлялось через отводной или подъемный мост, который днем перекидывался через ров, а на ночь поднимался и крепился к стене. Ширина городских рвов Байлакана составляла 12–15 м, Старой Гянджи — 8–9 м, глубина их — 3–4 м. В Кабале роль городских рвов заменяли протекающие с обеих сторон города горные реки — Гара-чай, Джоурлы-чай, которые сливались к югу от города. Искусственный ров был сооружен только с северной стороны этого города. В Баку часть городского защитного рва заполняли морские воды.

План городских укреплений изучаемого времени обычно четырехугольный. Такова планировка средневекового Байлакана, Старой Гянджи, почти такая же — в Кабале. Отклонение от четырехугольного плана городских стен отдельных городов связано, главным образом, с рельефом местности. Следует отметить, что углами большинство городских стен, замков, крепостей и башен ориентированы по сторонам света (табл. 176).

Планировка и благоустройство городов. Городская территория, ограниченная крепостными стенами, застраивалась жилыми, общественными и культовыми зданиями. Наличный материал не дает достаточно полного представления о планировке городов Азербайджана IX — начала XIII в. Однако общее сходство феодальных городов стран Ближнего Востока, имеющиеся в письменных источниках сведения, так же, как и археологический материал, позволяют, хотя бы в самых общих чертах, охарактеризовать их облик.

В укрепленной части города обычно находился замок феодала — дворец правителя со служебными помещениями, входивший в состав Нарын-кала — цитадели города. Вокруг дворца правителя размещались наиболее монументальные жилые постройки и значительные общественно-культовые здания, обслуживавшие главным образом привилегированное население города. Эту часть города принято называть шахристаном.

В шахристанах располагались, помимо административных зданий, мечети, общественные бани, караван-сараи, богатые жилые дома. На основании раскопок в Байлакане, Шемахе, Баку, Кабале, Гяндже мы можем заключить, насколько тесной была застройка внутри крепостных стен, особенно в XII — начале XIII в. Как говорилось выше, культурные слои, относящиеся к этому времени, очень мощные, прерывающиеся прослойками пожарищ и кирпичными завалами, указывают не только на скученность, но и на интенсивность застройки, на частые пожары и не менее частые восстановления жилых построек. Об этом же говорит многочисленность колодцев, ям, очагов, тандыров, предметов хозяйства, быта и культуры, ремесла и торговли.

За шахристаном располагались ремесленные кварталы (рабад) и предместья города, которые обычно не имели укреплений. В рабадах, в основном, размещались ремесленные мастерские, а в предместье — подсобные хозяйства горожан.

Размеры рабада и предместья зависели от размеров города, неотделимой частью которого они являлись. В предместье дома располагались, в отличие от шахристана, менее плотно: к жилым постройкам примыкали хозяйственные дворы, земельные участки, огороды, сады и т. д. Как установлено разведочными раскопками в Гяндже и Байлакане, дома в предместьях построены менее тщательно и большей частью носили временный характер. Крупные сооружения здесь встречались редко. Примером такого исключения может служить мечеть с минаретом в Байлакане (Ахмедов Г.М., 1979, с. 4).

Предместье расширялось за счет людского притока из деревень по направлению главных путей, ведущих в город. Иногда предместье города тянулось на несколько километров. Так, площадь предместья Старой Гянджи, по расчетам И.М. Джафарзаде, составляла примерно 9-10 км2 (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 17). Судя по остаткам древних построек, предместье Байлакана тянулось только к западу от города примерно на 2,5 км — до развалин известного Миль-минарета (Ахмедов Г.М., 1979, с. 4, рис. 23).

Градостроительство средневекового Азербайджана до сих пор не изучено. У нас еще нет ясного представления не только об отдельных видах городских сооружений гражданского или общественно-культурного назначения, но и о планировке внутри города — его кварталах, улицах, базарных площадях. Пока не удалось раскопать полностью хотя бы часть квартала в одном из средневековых городов Азербайджана, как это было сделано в средневековом армянском городе Ани.

Однако можно все-таки предполагать, что средневековые города Азербайджана не были лишены прямых улиц. Так, судя по топографическому плану, воротные башни в северо-западной и юго-восточной стенах города Байлакана расположены друг против друга, что может косвенно указывать на наличие прямой улицы в городе (Иессен А.А., 1959, с. 34, рис. 1–2). Возможно, что это была главная улица средневекового Байлакана. Улицы городов были не мощенные, а лишь утрамбованные от езды, превращавшиеся зимой иногда в сплошную грязь. Только в горных местностях и у берегов рек улицы иногда мостились камнем. Об этом можно судить по одной из главных улиц Кабалы, ведущих в город от северных ворот, вымощенной вертикально поставленными кирпичами (Щеблыкин И.П., 1945, с. 92). В Гяндже расчищены мостовые, вымощенные речным булыжником, которые со стороны предместья вели к нижнему мосту на реке Гянджачай. Одна из улиц Байлакана также была вымощена камнем, под который подсыпался керамический бой, что подтверждается раскопками на городских воротах (Ахмедов Г.М., 1979, с. 145).

В зависимости от места расположения и природных условий, города снабжались водой различными способами. В горных районах вода проводилась в города из близлежащих рек и родников через прорытые арыки, подземные кягризы или водопроводные гончарные трубы. Города низменных районов снабжались водой через оросительные каналы из рек Аракса и Куры. В городах, расположенных далеко от оросительных каналов, или там, где отсутствовали природные источники, пользовались водой из колодцев (табл. 177, 2) и овданов, вырытых на территории городов. Кягризная система водоснабжения выявлена в средневековом Баку. Кягриз иногда имел на определенном расстоянии друг от друга колодцы, вырытые до глубины грунтовых вод (табл. 177, 1). Эти колодцы соединялись под землей туннелеобразными каналами, по которым текла вода. Чтобы каналы и колодцы не разрушились, иногда их облицовывали камнем, иной раз в канал укладывали гончарные трубы. Там, где канал прокладывался в плотных известковых породах, в облицовке и в гончарных трубах нужды не было (табл. 177, 3). В таких случаях канал лишь закрывался сверху каменными плитами, чтобы вода не загрязнялась. Иногда водопроводные каналы внутри города строили из обожженного кирпича на известковом растворе. Такие каналы были закрытыми и открытыми (Кабала, Байлакан, Баку).

Самой развитой формой водоснабжения городов в IX–XIII вв. являлись водопроводы из гончарных труб (табл. 177, 4, 6–8). Такие трубы обнаружены почти во всех средневековых городах и крепостях, подвергавшихся раскопкам (Гянджа, Кабала, Байлакан, Дербент, Баку, Шабран, крепость Гюлистан около Шемахи, Гюмушли, Шеки и др.). Водопроводные гончарные трубы делались длиной 30–40 см, диаметром 10–15 или 16–17 см. Их вставляли одну в другую, а стыки обмазывали известковым раствором. Гянджинские мастера покрывали водопроводные трубы зольным раствором с целью предохранения их от порчи, а также для большей прочности (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 42). Для прочности гончарного водопровода байлаканские мастера употребляли специальные глиняные или каменные полусферы (Якобсон А.Л., 1959а, с. 131, рис. 97), которыми до засыпки покрывали сверху водопроводные трубы. Гончарный водопровод, выявленный в Шемахе, был закреплен известью и покрыт квадратными обожженными кирпичами. Интересны обнаруженные в Кабале водоочистительные кувшины с двусторонними отверстиями (контрольные водяные колодцы). Боковые отверстия таких кувшинов соединялись с водопроводными трубами, а горла их закрывались крышками. В случае загрязнения водопроводных труб крышки контрольных кувшинов открывали и проверяли водопроводную систему. Иногда кувшины заменяли небольшими колодцами (Джафарзаде И.М., 1949, с. 42). Гончарные водопроводы проводили главным образом по прямой линии под улицами города. Это облегчало и замену труб. Во время раскопок Орен-калы найдены соединительные двусторонние коленообразные, а также трехсторонние (тройники) водопроводные трубы (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 30). Они давали возможность проводить линии под углом и с ответвлениями.

Раскопки показали, что для канализации строились специальные колодцы. Они выявлены в Кабале, Байлакане и Баку. Туалеты, как правило, отделялись от жилых помещений. Каждый комплекс имел свой поглощательный колодец, обычно цилиндрической формы, глубиной до 3–4 и более метров. Колодцы закрывались деревянными брусьями, камышом или досками, в середине покрытия оставляли отверстие. Иногда колодцы были обложены обожженным кирпичом или каменными плитами.

Встречаются иногда поглощательные колодцы непосредственно в жилых помещениях или во внутренних дворах. Возможно, в таких случаях они служили умывальниками. Устья подобных колодцев выкладывали обожженным кирпичом особенно тщательно в виде нескольких рядов кирпичной кладки, которая предохраняла пол помещения от оседания. Верх комнатных колодцев в Орен-кале большей частью оформлен в виде восьмиугольных звездчатых отверстий (табл. 177, 5). В отверстие иногда вставлялись гончарные трубы или же они плотно закрывались каменной или кирпичной плитой с очень маленьким отверстием в середине для стока воды, подобно среднеазиатским ташнау. Видимо, владельцы домов с подобными помещениями не могли выделить отдельной комнаты для умывания и приспосабливали для этой цели, в том числе для мусульманских религиозных омовений, жилые комнаты, особенно в зимнее время (Ахмедов Г.М., 1965, с. 142).

Поглощательные колодцы под умывальней и колодцы туалетов, которые рыли в некотором отдалении от умывания, связывали с колодцем посредством гончарной трубы, иногда несколькими коленами труб. Колодцы для умывален существовали сравнительно долго, поскольку вода из них впитывалась в грунт. Там, где вода употребилась в большом количестве, например, в банях, для сбора грязной воды применяли специальные отводные ямы-лагым, в которые гончарные трубы или скрытые каналы отводили грязную воду; из ямы она просачивалась в грунт. В Орен-кале подобный лагым, похожий на подземный ход, обнаружен под жилыми помещениями.

В городах раскопаны и складские помещения. В Баку на территории «Ичери шехер» исследовалось довольно большое складское помещение, в котором были открыты пять крупных хозяйственных кюпов (Ибрагимов Ф.А. и др., 1977, с. 491), а в Шемахинском складском помещении находились шесть близко расположенных крупных кюпов, в одном из которых были обнаружены остатки нефти.

Большие хозяйственные кюпы в раскопках средневековых городов обнаруживаются повсеместно. Они служили для хранения самых разных сыпучих и жидких продуктов — зерна, вина и др. Сельскохозяйственные продукты хранили также в хозяйственных ямах, так часто обнаруживаемых при раскопках. Почти все хозяйственные ямы круглые и несколько расширяются внизу. Их нижний диаметр колеблется от 1,5 до 2,5–3 м.


Ремесло и торговля.
(Г.М. Ахмедов)

Сохранившаяся глубина их не более двух метров. С внутренней стороны некоторые из ям были тщательно заглажены и обмазаны раствором глины.

Мастерские средневекового периода раскопаны в незначительном количестве. Один из наиболее интересных комплексов хозяйственного назначения выявлен в ремесленном квартале Байлакана (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1965; 1968; 1969). Это большая постройка с чанами разной величины, соединенными между собой водопроводными керамическими трубами, заключенными в кладку стен или проведенными под полом. Здание это симметрично по плану и очень тщательно построено из обожженного кирпича на известковом растворе. Все бассейны и чаны сооружения (их полы и стены) тщательно оштукатурены толстым слоем розоватого цвета. Установлены два строительных периода сооружения постройки, не выходящие за рамки XII — начала XIII в. Памятник этот представляет большой интерес потому, что он не находит себе прямых аналогий. Но есть некоторые черты описываемого комплекса, сближающие его с виноградодавильнями Средней Азии (Сарыга и Сукулука в Киргизии) и Крыма (Херсонеса), что дало основание Н.В. Минкевич-Мустафаевой предположить, что здание было построено либо для приготовления вина, либо изделий из фруктовых соков (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1965а, с. 158).

В Шемахе обнаружена кузнечная мастерская, пол которой выложен речными булыжниками, а посреди нее из крупных речных камней сложена кузнечная установка длиной 1,5 м, шириной 0,75 м, высотой 1 м. Поверхность ее покрыта плоскими плитами. В середине установки был проделан очаг диаметром 35 см с узкой канавой для дутья воздуха из кузнечного меха. Там же найдено глиняное сопло, большое количество железного шлака и остатки древесного угля (Джидди Г.А., 1979, с. 45). Следы кузниц обнаружены в Баку, в Байлакане, в Кабале, в Шарифане и на ряде других объектов. Судя по этнографическим данным, средневековые кузницы мало чем отличались от кузниц современных кустарей Азербайджана.

Выявлено и изучено более десяти гончарных печей IX–XIII вв. (табл. 178, 1, 5) в Мингечаруре (Ионе Г.И., 1951, с. 72–77), в Байлакане (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1959; Ибрагимов Ф.А., 1965), одна печь — в Кабале (Исмизаде О.Ш., 1963, с. 13–24) и одна — в Торпаккала (Ваидов Р.М., 1965а). Следы гончарных печей обнаружены в Гяндже (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 26), в Шемахе и Баку (Ибрагимов Ф.А. и др., 1979, с. 42).

Из раскопанных в Байлакане печей две имеют в плане подковообразную форму с топочным отверстием с юго-восточной стороны (они находились в ремесленном квартале), одна печь (расположена около северо-западной стены Большого города) — прямоугольная в плане с топочным отверстием с юго-восточной стороны. Эти три печи, из которых первые две относятся к IX–X вв., а третья — к XII–XIII вв., служили для обжига сферо-конических сосудов. Все печи Мингечаура и Кабалы служили для обжига неполивной и поливной посуды. Уникальная во всем Закавказье торпаккалинская печь была предназначена для обжига строительной керамики (табл. 178, 3).

Часто внутри печей и около них, иногда и на территории городищ, находят глиняные стержни, S-образные глиняные крючки, треугольные подставки, маленькие конусы с заостренным концом, использовавшиеся при обжиге гончарных изделий (табл. 178, 6–8). Крюки и стержни закреплялись в стены обжигательной камеры, и на них навешивали для обжига посуду с ручками (кувшины и др.). Треугольные подставки употреблялись для обжига поливной керамики, что подтверждается наличием на них подтеков глазури (подставки отделяли друг от друга блюда и миски, которые ставили в печи одну на другую). Подобный «печной инвентарь» происходит из Оренкала, Кабалы, Гянджи, Баку, Шемахи, Шабрана, Мингечаура и других мест, а также Грузии (в Тбилиси) (Ломтатидзе Г.А., 1955а, табл. IV). Производство простой и поливной керамики в этих городах не вызывает сомнения.

Начавшийся в IX в. повсеместный подъем гончарного производства, непрерывно развиваясь, достиг в XII и начале XIII в. своей высшей степени. Ни в раннее средневековье — до IX в., ни после монгольского нашествия — со второй четверти XIII в., Азербайджан не знал такого высокого развития производства керамики. Исключительный расцвет гончарного ремесла был обусловлен общим подъемом экономической и культурной жизни страны.

В то время в Азербайджане была усовершенствована техника обжига керамических изделий, появились новые виды обжигательных печей, дававшие возможность получения высококачественной бытовой и строительной керамики; ручной гончарный круг почти полностью заменился быстровращающимся ножным кругом; дальнейшее развитие получила техника изготовления керамических сосудов, их орнаментация. Появились новые виды сосудов, надписи на них, например, чаши открытой формы (бошгаб), кувшины с одной ручкой и носиком (афтафа) (табл. 180, 9), кувшины с расширяющейся горловиной (гурт-гурт) (табл. 181, 3), широкогорлые сосуды — дойницы с двумя ручками (сернидж), сферо-конические сосуды (табл. 180, 8), сосуды для розовой воды и др. Крупным достижением явилось широкое применение ангоба и глазури, создавших новые возможности художественного оформления гончарных изделий. Украшение неполивной и поливной керамики производилось гравировкой, цветной росписью (табл. 181, 8), росписью ангобом под цветной глазурью (табл. 181, 9), применением штампов с вырезанными на них украшениями (табл. 183, 7), резьбой по сырой глине (табл. 182, 10), выскабливанием фона вокруг орнамента (техника «в резерве»), накладными украшениями и т. д. В этот период (с XI в.) в Азербайджане начинается производство фигурных и поливных кирпичей, а также гончарных труб.

Особенно много керамики дали раскопки в Оренкала, Старой Гяндже, Кабале и Шабране. Немало керамики IX–XIII вв. обнаружено при раскопках крепостной части Баку, в Нахичевани, в Мингечауре, в крепости Полистан. Большой подъемный материал собран на территории других средневековых поселений и городищ Азербайджана.

Только в результате раскопок средневекового Байлакана выявлены имена 18 гончаров. Из них три имени (Ахмед, Фазлун, Джафар) — начертаны на сферо-конических сосудах, одно (Лашкари) — на глиняной трубе, три (Али, Азиз, Рустам) — на простых кюпах, одиннадцать (Наср, Сеидали, Хаттаб, Гасан, Юсиф, Азра, Амир, Гамза, Абуль-Касим, Хамару, Бадал) — на поливных чашах (Гюзальян Л.Т., 1959, с. 324–350; Ахмедов Г.М., 1979, рис. 48). Гянджинские раскопки познакомили нас с именами двух мастеров-керамистов: Кафар — на глиняном цилиндрическом штампе и Ахмед ибн Абубекр Гянджинский — на глазурованной чаше (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 30–32), а кабалинские раскопки — с именем мастера Абуталыба.

Гончарная глина в этот период гораздо лучше обрабатывалась, чем в раннее средневековье. Образцы отличной обработки глины дают сферо-конические сосуды IX–X вв., которые при обжиге приобретали твердость камня. Керамисты умели подбирать глину для различного назначения сосудов. Так, для котлов употреблялась особая огнеупорная глина.

Улучшилось и качество строительной керамики. Глина гончарных труб почти такая же, как и глина гончарной посуды, зато отличается глина кирпичей, в составе ее имеются значительные примеси. Средневековые гончарные трубы изготовлялись на ножном круге, кирпичи — в специальных формах.

Средневековая керамическая посуда по технике ее обработки делится на неполивную и поливную.

Почти все виды неполивной керамики, исключая сферо-конусы, с очень незначительным изменением сохранили свои формы до последнего времени, что говорит об их большой практичности и техническом совершенстве.

Котлы большей частью имеют полушаровидную форму; все они круглодонные, и только у маленьких котлов дно иногда плоское. Широкое горло обычно несколько суживается вовнутрь; ручки — узкие, петлевидные. Округлое дно котлов вместе с придонной частью лепилось отдельно, на шаблоне, верхняя же часть выделывалась на гончарном круге (табл. 180, 1, 5). Встречаются и лепные котлы, для формовки которых иногда употреблялась мешкообразная ткань. Некоторые котлы имеют небольшие трубчатые или желобчатые носики. Поверхность котлов часто украшается глубокими точками, насечками, врезными волнистыми линиями, а также инкрустацией осколками сосудов с бирюзовой глазурью. Встречаются на котлах и налепные украшения. Для котлов Оренкала характерны цилиндрические выступы по плечику, иногда похожие на копытца.

Другой распространенной формой сосудов являются кюпы — крупные сосуды с яйцевидным корпусом, небольшим плоским дном, горло их низкое или высокое, с отогнутым наружу утолщенным венчиком. Кюпы предназначены для хранения домашних припасов (табл. 181, 7). Высокогорлые кюпы имеют от двух до четырех ручек, иногда кюпы украшены налепными конусами (табл. 181, 17). Большие кюпы закапывали в землю, кюпы с ручками ставились по углам и у стен помещений и могли переноситься. По форме украшений имеются две разновидности кюпов с ручками.

Кюпы первой из них покрыты белым ангобом и украшены «архитектурным» орнаментом. На них иногда встречаются и надписи.

Другую разновидность составляют кюпы с лощеной поверхностью, покрытой красной краской. Они украшены штампованными поясками с сюжетными изображениями (табл. 181, 6). Иногда они сплошь покрыты бирюзовой глазурью (такие кюпы встречены в Оренкала). Такого рода кюпы известны также Армении и Грузии, где они также относятся к XII–XIII вв. Эти нарядные кюпы предназначались, как полагают, для вина и являлись парадными пиршественными сосудами.

Хозяйственные кюпы без ручек встречаются при раскопках всех азербайджанских городов — в слоях IX–XIII вв.

Светильники Азербайджана делятся на две группы. Первая из них — это чашеобразные светильники (пийдан), состоящие из трех частей — верхней чашки с желобком для фитиля, нижней части и соединяющей оси с ручкой (табл. 180, 13). Подобные светильники известны в Кабале, Оренкале и Мингечауре. Однако количество их незначительно. Видимо, они были масляными и не характерными для Азербайджана.

Светильники второй группы имеют небольшой корпус для нефти, длинный носик для фитиля и ручку. У ранних светильников (IX–X вв.) ручка прикреплена одним концом к корпусу, другим к венчику (табл. 180, 6).

Среди поздних светильников (XII–XIII вв.) преобладают тонкостенные, имеющие сравнительно меньший размер и кольцевидную ручку (табл. 181, 4). Поверхность некоторых светильников покрывалась глазурью (табл. 180, 13). Такого рода светильники распространены в средние века по всему Закавказью, там, куда ввозилась, видимо, бакинская нефть.

Маслобойки (керамические) встречены пока что в Кабале, Шабране и Мингечауре (табл. 180, 10).

Основную массу неполивной керамики составляет бытовая посуда — столовая и кухонная. Преобладают неполивные горшки (табл. 180, 2), солонки. Многочисленны и неполивные кувшины для воды (табл. 180, 9, 11, 12, 14; 181, 11, 12, 15). Нередки находки «сельбидж» — специальных сосудиков, предназначенных для детских колыбелей (табл. 181, 8).

Бытовая неполивная посуда либо вообще лишена украшений, либо скромно украшена по плечику врезной волной или лепными мелкими кружками, или штампованным орнаментом. Азербайджанские неполивные сосуды со штампованными украшениями очень богаты и близки по технике и мотивам украшения сосудам из других городов Закавказья и Средней Азии (табл. 182).

Особую группу средневековой керамики Азербайджана составляют сферо-конические сосуды, назначение которых, несмотря на длительное обсуждение в литературе, продолжает оставаться спорным. Они известны из раскопок Гянджи, Кабалы, Баку, Шемахи, Оренкала и из других мест (табл. 180, 8; 183, 6, 9). Больше всего таких сосудов добыто в Оренкале, где производство сферо-конусов засвидетельствовано наличием печей для их обжига. Сферо-конусы IX–X вв. отличаются большей округленностью, скромностью орнаментации и сравнительно пористым черепком. Некоторые из них сопровождаются надписями. Сферо-конусы украшались гравировкой, концентрическими кругами, горизонтальными и вертикальными желобками. Богаче украшены сферо-конусы XII — начала XIII в. с зеленым твердым черепком; форма их более или менее коническая. Для них характерно применение штампованных украшений (Ахмедов Г.М., 1959, с. 141–142; 1959а, с. 221–225). Специфическую форму азербайджанских сферо-конусов составляют найденные в Оренкале в слоях второй четверти XIII в. сравнительно большие сосуды с плоским дном, что является новшеством для таких сосудов (Ибрагимов Ф.А., 1965, с. 221). Они богато украшены геометрическим штампованным орнаментом.

Поливная керамика Азербайджана, начиная с IX в., вошла в быт городского населения; производство ее быстро развивалось. Этот новый вид керамической продукции не только практичностью, но и художественными качествами все больше и больше привлекал к себе горожан.

В Азербайджане до появления поливы (конец VIII — начало IX в.) гончарную посуду покрывали специальным глиняным раствором — ангобом (табл. 184). Полива, употреблявшаяся в Азербайджане, как и в других странах Закавказья, получалась из окиси свинца и была почти бесцветной и прозрачной. Она увеличивала крепость черепка, лишала его гигроскопичности, придавала поверхности сосуда блеск, причем цвет черепка глазурь не меняла. Применение подглазурной яркой расцветки гравированного рисунка, обычно зеленой и желтой, придавало декору сосудов полихромность и нарядность.

Поливная керамика Азербайджана по цвету черепка в изломе и способу нанесения орнамента делится на несколько групп (Якобсон А.Л., 1959б, с. 228–300).

Поливой покрывалась главным образом столовая посуда. Изделия открытые (чаши, блюдца, пиалы, солонки и др.) покрывались глазурью только внутри, а закрытые (кувшины, светильники и др.) в основном — с наружной стороны. Исключение составляют некоторые виды широкогорлых кувшинов, покрывающихся глазурью с обеих сторон.

Основную массу художественной керамики составляют чаши. Поливная керамика раннего времени (IX–X вв.) (табл. 185) украшалась преимущественно росписью ангобными красками; позднее, в XI и XII–XIII вв. (табл. 186; 187), азербайджанские керамисты перешли к краскам металлическим: они пользовались окисью меди (зеленый цвет), марганца (фиолетовый), окалины железа (желто-коричневый) и кобальта (синий). Художественному эффекту расписной и гравированной керамики очень способствовала глазурь, сквозь тонкий покров которой полностью выступал подглазурный декор.

Многие приемы керамики Азербайджана были общими для всего Закавказья, Ближнего и Среднего Востока, но некоторые приемы, выработанные в XII в., оставались характерными только для Азербайджана. Сюда относятся композиции с изображением животного или птицы на фоне растительных побегов или со сплетенными зелеными лентами на фоне растительного орнамента «в резерве»; специфически азербайджанской является керамика с фиолетовой росписью по ангобу, с последующей по ней гравировкой. Украшение керамики по ангобу силуэтной росписью фиолетовой краской также считается характерной для азербайджанской керамики.

Для азербайджанской керамики особенно характерно клеймение гончарной посуды, часто встречающееся на днищах поливных чаш и блюд (табл. 189). Клейма обычно представляют собой геометрические орнаменты или астральные знаки. Редко встречаются клейма, изображающие животных, птиц и человека (Исмизаде О.Ш., 1964, с. 174–175; Гусейнов С.Б., Квачидзе В.А., 1979, с. 95). Клейма группируются по сходству рисунков, но отличаются друг от друга в деталях. Наблюдается определенное развитие рисунка клейм в отдельных группах керамики, особенно в клеймах с геометрическим, растительно-геометрическим или астральным мотивами. Нередко к форме рисунка клейма прибавляют дополнительные элементы, обозначающие либо другого мастера (сына его или подмастерья), либо другую серию изделий.

Фаянсовая керамика Азербайджана, как отмечалось выше, в основном привозная (табл. 190, 12–15).

Однако среди многочисленной фаянсовой керамики из Оренкала и Гянджи имеются сосуды, отличающиеся от известной иранской керамики, но отнести их к тому или другому местному керамическому центру из-за слабой изученности вопроса пока невозможно.

В.Н. Левиатов допускает возможность производства фаянса с люстровой росписью и в Азербайджане — в Гяндже и Оренкала. По его словам, в Старой Гяндже на территории керамической мастерской было обнаружено днище люстрового сосуда, представляющее производственный брак, и слой белой глины, пригодной для изготовления хорошей посуды (Левиатов В.Н., 1940, с. 33). Раскопки в Оренкала дали такое количество фаянсовой керамики, что считать всю ее, столь ломкую и трудно транспортируемую, привозной довольно трудно. Азербайджанские мастера XII–XIII вв., особенно байлаканские и Гянджинские, достигшие высокого технического и художественного мастерства, вполне могли освоить технику производства некоторых видов фаянсовой керамики.

При раскопках средневековых памятников кроме керамики было обнаружено много предметов, позволяющих в некоторой степени судить об уровне развития металлообрабатывающего ремесла в Азербайджане и о той роли, которую играл металл в хозяйственной жизни и в быту местного населения в IX — начале XIII в. Отдельные сведения о добывании и обработке различных металлов в средневековом Азербайджане имеются в письменных источниках.

Геологами Азербайджана выявлено большое количество месторождений и выходов местных руд со следами древних разработок.

Добытая руда обычно выплавлялась рядом с рудником в печах. Следы медеплавильных печей обнаружены в Шамхорском районе, в зоне Кедабека и в других местах. В средние века железные и медные руды выплавлялись и в городах: в культурных слоях часто попадались скопления шлака и крицы.

На большинстве железных изделий заметны следы различных способов их изготовления. Основным являлась ковка железа в горячем виде: обработка изделий на наковальне. Изготовление колец, цепей, втулок топора, лопат, наконечников дротиков, копий производилось ковкой. Нагретый металл разрубался при изготовлении железных петель, крюков, пил и т. д., пробивание отверстий в нагретом металле хорошо видно на найденных в раскопках подковах, треножниках, панцирях. При скреплении частей железных предметов применялись заклепки, а для шлифовки и заточки железных предметов, особенно режущих (оружия, инструмента), употреблялись напильники и точильные камни.

Для ознакомления с кузнечным ремеслом XI в. особенно важны упомянутые выше ворота из города Гянджа (Ениколопов И., 1948, с. 109–116). Судя по куфической надписи, они были изготовлены в 1063 г. кузнецом Ибрагимом, сыном Османа, применявшим в своей работе общепринятые в то время технические приемы. Ковкой были изготовлены отдельные части железных рам, к которым были прикреплены параллельные железные прутья. Между ними вертикально были вставлены железные кованые листы, на линиях соединения которых поверх прутьев насажен ряд гвоздей с выпуклыми головками. Надпись на описываемых железных воротах исполнена способом пробивки.

В раскопках средневековых памятников Азербайджана изредка попадаются инструменты, которыми пользовались мастера-кузнецы. Таков, например, обнаруженный в Баку железный кузнечный молот-кувалда с отверстием для рукоятки. Из Байлакана происходят глиняные формы для литья, состоявшие из двух частей: нижняя являлась формой для отливки плоских медных ручек для котлов, верхняя половина формы служила крышкой (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1959, с. 155). Там же найдены льячки (табл. 191, 17) для разлива жидкой меди и золота, а также несколько небольших ювелирных ложечек (табл. 191, 13), молоток, резец. В Шемахе найдены наковаленки, используемые в меднолитейном и ювелирном ремесле. Из Кабалы происходят каменные формы для отливки женских украшений — серег и других предметов, а также маленький сосуд из огнеупорной глины для литья металла. Подобный сосуд найден и в Байлакане.

В изготовлении медных, бронзовых, ювелирных предметов в средние века широко использовалась техника ковки, чеканки, гравировки, резьбы, паяния, штамповки, волочения. Иногда части однородных предметов изготовлялись различными способами. Паянием или заклепкой они соединялись. Литье применялось как в твердых, так и мягких формах. С большим мастерством и техническим совершенством отлиты котлы XII–XIII вв., исследованные и изданные И.А. Орбели (Орбели И.А., 1963, с. 347–361). Отливались они, как предполагают, в деревянных и шиферных моделях. Показателем высоких технических достижений средневековых медников может служить то, что из меди они могли изготовлять волосяные нити, употреблявшиеся для художественных тканей. Образцы такой ткани известны из Байлакана (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 171).

К орудиям труда и хозяйства относятся орудия сельскохозяйственного производства — лемехи, серпы и пр. Одни серпы были дугообразными и имели острое лезвие без зубцов, а вторые — в виде полумесяцев с мелкими зубцами на режущей части (Ибрагимов Ф.А., 1969, с. 11). Лемех и обломок чересла найдены в Байлакане (табл. 191, 7, 24), лемех — в Мингечауре, серпы обнаружены в средневековых слоях Кабалы и Шемахи. Раскопки Баку, Кабалы и Шемахи дали орудия труда, употреблявшиеся в садоводстве — лопата, секач, мотыги (табл. 191, 8, 20). В Байлакане, Кабале, Шемахе, Шарифане и др. часто встречаются подковы почти круглой формы — для лошадей и ослов, полукруглые — для быков и буйволов. Гвозди для них ковались короткие с большими крепкими шляпками (табл. 191, 16).

Попадались в культурных слоях и инструменты строителей (обломки и целые вещи): пилы, топоры (табл. 191, 3, 4), тесла (табл. 191, 1, 2, 25), стамеска, клещи своеобразной формы для выдергивания гвоздей и т. д. Форма многих из перечисленных орудий до последних десятилетий осталась почти без изменений.

Очень разнообразны по формам и размерам гвозди, употребляемые в строительных работах и в художественном оформлении уличных дверей.

Кроме того, средневековые кузнецы ковали множество бытовых вещей, употребляемых в хозяйстве: ножи (табл. 191, 21), ножницы, цепи, крюки для подвешивания мяса (табл. 191, 5, 19, 22), ключи и замки, дверные задвижки, пробойники (табл. 191, 9), шилья и иголки (табл. 191, 11).

Многие предметы изготовлялись из меди, камня, кости и рога. Таковы, например, медные ложечка, проколка и льячка ювелира (табл. 191, 13, 17, 23), медный пестик для толчения пряностей (табл. 191, 18). Из каменных орудий следует отметить прежде всего жернова водяных и ручных мельниц, изготовлявшихся из вулканических пород — кварца, базальта, а также из песчаника. Водяные мельницы не вытеснили ручного размола зерна даже в городских условиях.

Резчики по камню работали не только для производства ювелирных украшений или резного декора стен и иногда — сосудов, но нередко орнаментировали резьбой и вырезали разные мелкие предметы, в частности «банные камни»-терки, отвес — необходимая принадлежность строителя (табл. 191, 27–30), каменные разновесы (табл. 193, 30, 31) и пр.

Близки к камнерезной мелкой пластике были произведения костерезов.

Часто в раскопках можно встретить распиленные, но еще не использованные кости и рога животных. Из костей и рогов изготовлены предметы для прядильных и ткацких работ, гребни, рукоятки ножей, четки, различные пуговицы, игральные фишки, украшения (табл. 192). В числе костяных орудий — плоские дисковидные пряслица со сквозным отверстием из раскопок в Байлакане (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 170 г), Кабале (Казиев С.М., 1964, с. 66) (табл. 192, 1, 27, 28) и костяная 17-сантиметровая пластинка из крепости Гюлистан (Джидди Г.А., 1967, с. 114) с нарезами для продевания шерстяных ниток (табл. 192: 34). Она использовалась, судя по этнографическим данным, для изготовления пращи (сапанд) из шерсти. Костяные проколки найдены в Байлакане, Кабале, Гяндже и Баку. Один их конец — широкий и закругленный, нередко орнаментированный, другой — заточен (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 21). (табл. 192, 21, 33). Костяные гребни найдены в Байлакане. По форме они повторяют современные двусторонние гребенки, которые до настоящего времени используются в деревнях. Рукояти ножей и другие пластины — накладки, украшенные врезанным геометрическим орнаментом и кружочками, происходят из оренкалинских (байлаканских) раскопок (табл. 192, 7, 25). Особенно изящен костяной нож (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 46д) (табл. 192, 31).

Основную массу костяных предметов из средневековых раскопок (Байлакана, Кабалы, Гянджи и т. д.) составляют пуговицы, обычно имеющие вид конуса со сквозным отверстием. Наружная поверхность пуговиц богато украшена кружочками, так называемым «глазковым орнаментом» в различных комбинациях. Иногда они украшены врезными геометрическими фигурами из мелких треугольников, ломаными линиями и т. д. (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 46 д-у). Некоторые из них выполнены настолько искусно, что их можно назвать подлинно художественными произведениями. Особенно следует отметить врезанные изображения птиц на пуговицах. Мастера-косторезы пользовались токарным станком и усовершенствованными циркулями. Такие пуговицы, видимо, украшали дорогие кожаные одежды (табл. 192, 3–5, 8-20, 22, 26, 32).

В связи с очень плохой сохранностью железных орудий труда, они дошли до нас в незначительном количестве и ассортименте. То же можно сказать и о предметах вооружения. В Байлакане, Шемахе, Гяндже были обнаружены обломки копий (табл. 193, 1, 2), наконечники стрел (табл. 193, 3-13), кинжалы (табл. 193, 19, 20) и боевые ножи (табл. 193, 14–18). Остальное оружие, о существовании которого мы знаем по письменным источникам, попадается только в виде разрозненных проржавевших обломков (куски мечей и палашей, пластины панцырей и пр.).

Медь и бронза в основном употреблялись для изготовления посуды и украшений (табл. 194).

Особую группу медной посуды составляют медные светильники. Они найдены в Кабале, Байлакане и в Баку. Кабалинский светильник, относящийся к XI в., изготовлен из нескольких частей, имеет 4 ножки и 5 носиков для фитилей. Горло светильника прикрывалось крышкой. Из Байлакана происходит светильник, который имеет форму маленькой чашечки с открытым в виде слива носиком и кольцеобразной ручкой. Оригинальную форму имеют два бакинских светильника-подсвечника (шамданы), обнаруженные при раскопках во Дворце Ширваншахов (Левиатов В.Н., 1948а, с. 113–114). Они имеют форму бокала на высокой, несколько расширявшейся книзу ножке. Края бокала осложнены шестью выступами в виде углов. Внутри бокалов припаяно по одной трубке для фитиля. Вместе со светильниками-подсвечниками в слоях XI–XIII вв. найдена литая медная, граненная снаружи ваза на одной ножке (табл. 194, 28). Из Кабалы происходит медная «чернильница» с круглыми дном и четырехугольной горловиной. Там же найдена маленькая медная литая чашечка с орнаментальным пояском в середине (Исмизаде О.Ш., 1964а, с. 127) (табл. 194, 27). Из Байлакана происходит неглубокая чаша с тремя низкими ножками с выгравированными розетками в середине и благопожелательной куфической надписью (табл. 194, 24). С большим художественным мастерством отлиты фигурные украшения котла в виде сиринов (табл. 195, 8) и фигурные ручки котла, трактованные как ноги животного с выступающими звериными мордами посередине (Якобсон А.Л., 1959а, с. 145) (табл. 194, 25). В такой же технике, т. е. путем литья, изготовлены медные гири (табл. 193, 29, 32), фигуры птиц из Байлакана и Гянджи (табл. 195, 28, 29). Из листовой медной пластинки изготовлены чашки весов с тремя отверстиями по бокам для подвешивания, найденные в Байлакане (табл. 193, 21, 22). Таким же способом сделаны медные ложки из раскопок Байлакана и Кабалы (табл. 194, 26).

Украшения из средневековых памятников Азербайджана представлены в основном вещами из цветных благородных металлов, из меди и бронзы, из драгоценных и полудрагоценных камней и из стекла.

Раскопки средневековых городов предоставили нам большой набор медных украшений, особую группу составляют женские и детские украшения; массивные, полые витые из проволок и плоские браслеты (табл. 194, 1–6) с разнообразно обработанной поверхностью (насечками, выступами, змеевидными концами), серьги — проволочные или с металлическими шарикообразными бусинами (табл. 195, 10–13), цепочки, перстни (с металлическими щитками, с каменными вставками, или с печатями) (табл. 195, 1–6), подвески — медальоны, фигурные бубенчики (табл. 195, 7, 20, 21, 23), ожерелья (табл. 195, 26, 27), накладки на одежду и пояса и пр. В Байлакане, Баку и Кабале часто встречаются крупные колокольчики и бубенчики, использовавшиеся в средние века для подвешивания на шею верблюдов, лошадей, мулов и коз для украшения или чтобы облегчить их поиски (табл. 195, 22).

Раскопки средневековых городов и селений Азербайджана дали очень небольшое количество золотых и серебряных предметов. Объясняется это, по-видимому, тем, что большинство средневековых городов Азербайджана были жертвами нападений иноземных захватчиков — арабских, сельджукских, монгольских и др., которые грабили население и вывозили добычу, состоявшую в значительной степени из драгоценных изделий.

Зато раскопки средневековых городов Азербайджана — Гянджи, Кабалы, Шемахи, Баку, особенно Байлакана дали большую коллекцию стеклянных украшений, среди которых доминируют браслеты (табл. 194, 12–23). В сечении они круглые, полукруглые, овальные или сегментообразные. Много витых браслетов. Встречаются однотонные (зеленые, синие, желтые) и разноцветные браслеты. Не имеют себе аналогий только витые браслеты из прозрачного с зеленым оттенком стекла, внутри которых проходит волной цветная (красная) нить, обнаруженные в Байлакане. Браслеты обычно имеют заходящие концы, большинству которых придан вид головы змеи. Стеклянных колец больше всего найдено в Гяндже (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 81–82). Разнообразны по форме, цвету и по орнаменту стеклянные бусы — шаровидные, ячменоподобные, цилиндрические, бочкообразные однотонные или разноцветные (табл. 195, 31). Характерны цилиндрические бусы с накладными бирюзовыми или желтыми ниточками, бусы-амулеты, инкрустированные цветным стеклом, и бусы из разноцветного стекла (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 63).

Хотя орудия труда и остатки мастерских средневекового стеклянного производства в археологических раскопках не обнаружены, представляется очевидным местное происхождение этих массовых, более дешевых, сравнительно с металлическими, ярких и красивых украшений. Также не вызывает сомнений существование мастерских по изготовлению весьма распространенной в городах стеклянной посуды (табл. 190).

Установлено, что при изготовлении стеклянных сосудов применялись свободное дутье, дутье в форме и отлив в форму. Наиболее распространенными в Азербайджане были первые два способа. Протягиванием стекла мастера изготовляли кольца и браслеты, дроблением — бусы. Для XI — начала XIII в. особенно характерны более широкое применение цветного стекла, появление новых видов украшений на сосудах — главным образом накладных (в виде нитей, зубцов, витков), штампованных и инкрустированных. Рельефные украшения наносились повторным дутьем: первый раз стеклянную массу дули в форму для образования украшения, второй раз внутрь первого дутья — для получения внутренней стенки сосудов. Подобные сосуды известны в Байлакане. Донная часть чашеобразных сосудов обычно вогнута внутрь.

В слоях IX–XIII вв. вместе с очень тонкими и первоклассными изделиями встречаются и более грубые стеклянные сосуды, тоже изготовленные способом дутья (табл. 190, 5). В стенках таких сосудов в значительном количестве остаются пузырьки от воздуха, что и определяло их низкое качество. Цвет подобных сосудов зеленый, они имеют пузатое туловище с вогнутым внутрь дном и узким невысоким горлом (Байлакан, Кабала).

Для ранних слоев (IX–X вв.) характерны тонкостенные чаши цилиндрической формы, без ручек, со скромным орнаментом (Фоменко В.П., 1962, с. 31–41) (табл. 190, 9, 10). В слоях XII — начала XIII в. стеклянные изделия становятся разнообразнее — как по форме, так и по украшениям (Фоменко В.П., 1965а, с. 161–166). Сравнительно чаще встречаются сосуды со штампованным орнаментом и накладными узорами (табл. 190, 1, 2, 4, 5–8). Имеются сосуды с резьбой и гравировкой. Для Байлакана характерны маленькие рюмочки с длинным носиком своеобразной формы: прикрепленный к горлу или немного ниже горла сосуда носик постепенно изгибается вниз (табл. 190, 8). Странной кажется закрытая с одной стороны стеклянная трубка, имеющая боковое отверстие с одного, немного расширенного конца (табл. 190, 11). Подобные сосуды известны в Байлакане и Гяндже. Возможно, они употреблялись алхимиками или, возможно, были принадлежностью детских люлек (сумаками).


* * *

Повсеместное развитие сложных и трудоемких ремесел, изготовление великолепных изделий из самых разнообразных материалов, естественно способствовало не менее бурному развитию внутренней и внешней торговли в стране.

Развитие торговли в городах подтверждается археологическими находками таких предметов, как чаши весов, металлические и каменные гири, разновесы, в жилье горожан. Они найдены в Байлакане (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 54), Кабале, Гяндже (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 84) (табл. 193, 21–31).

Городские ремесленники работали в основном на рынок. Это археологически хорошо прослеживается на керамических материалах: массовость выпуска, стандартизация формы, применение штамповки и т. д. Любопытен факт отсутствия имен владельцев на блюдах и чашах с благопожелательными надписями, хотя имена мастеров на этих блюдах и чашах указываются часто. Мастера, изготовлявшие сосуды, не знали, кто ими будет владеть. Привлекают внимание сферо-конические сосуды из Байлакана со штампами Фазлуна двух типов: на одном указано только имя мастера, на другом и название города. Можно предполагать, что сферо-конусы со штампами второго типа были предназначены для вывоза.

Города Азербайджана были связаны между собой торговыми караванными путями (рис. 18). Эти пути подробно описаны в первоисточниках и в специальной литературе (Манандян Я.А., 1954, с. 253–259; Буниятов З.М., 1965, с. 166–170).

Все основные маршруты караванных путей Азербайджана до конца изучаемого периода оставались почти неизменными. Наиболее значительными были тракты: Ардебиль-Берзенд-Балхаб-Варсан-Байлакан-Юнан-Барда, связывавший центральные районы Аррана с южными городами; а затем Двин-Берткунк-Матрис-Каганкатюк-Барда; Нахичевань-Xой с ответвлением в направлении Маранд-Тебриз-Дехаркан-Марага, в Салмас-Урмия-Марага и в Армению; тракт Барда-Гянджа-Шамхор, Хунан-Тбилиси, ведший в Грузйю; путь Барда-Барзендж-Шемаха-Ширван-Шабран-Дербент, связывавший центральные районы с Севером. Письменные источники не отмечают пути, пролегавшего по побережью Каспия. Археологическими разведками в последние годы обследованы прикаспийские средневековые городища — «Галача» в районе Имишли (около села Сарханлы) (Ахмедов Г.М., 1979, с. 74). «Гырх-Чырах» (на перекрестке автодорог Баку-Ленкорань и Сальяны-Алимбайрамлы), «Кюрсангах» (на сотом километре дороги Баку-Ленкорань), городища около Карадага и др. пункты. Городища эти богаты глазурованной керамикой IX–XIII вв., и они свидетельствуют о наличии приморских караванных путей.

Торгово-караванные связи средневековой Кабалы с низменными районами проходили через ущелье по реке Турян-чай (Саваланский проход) и Геок-чай (Алванский проход) (Кадыров Ф.В., 1965, с. 257–267). Местное население до сих пор знает «Элчи-йолу» («Путь послов») в районе Кабалы и Агдаша (Ареша) и «Байлакан йолу» (Байлаканская дорога) в Мильской степи (Ахмедов Г.М., 1979, с. 74).

На путях через р. Араке были поставлены мосты. Известен каменный двенадцатиарочный Худаферинский мост (XII в.) (табл. 193, 33) и мост вблизи Джульфы (XII–XIII вв.) около Нахичевани на оживленном торговом тракте, соединявшем Нахичевань с городами Ближнего Востока. На караванном пути Гянджа-Тифлис в XII в. был построен Красный мост (Сыныг-керпю) через реку Храм, который реставрирован в XVII в. (Усейнов М. и др., 1963, с. 104–108). Археологи вскрыли остатки мостов через реку Гянджа-чай около г. Гянджа (Щеблыкин И.П., Горчакова И.Г., 1947, с. 6).

На караванных путях были возведены и караван-сараи — постоялые дворы, где «купец мог отдохнуть и в случае чего укрыться от разбойников» (Гордлевский В.А., 1960, с. 148). Сохранились остатки караван-сарая на р. Пирсагат на пути Шемаха-Сальяны, соединявшем столицу ширваншахов с ближневосточными странами. Караван-сараи располагались на пути от горы Беш-Баргмаг на пути Баку-Дербент, Сангачалы, Миаджик и Хильмилли на пути Шемаха-Баку.

Товары Азербайджана, перешагнув внутренние рынки, распространялись за пределами страны. Города играли еще более значительную роль в международной торговле. Этому, начиная с VIII в., способствовало перемещение международных торговых путей с юга на север, что подняло роль городов Ширвана и Аррана (Манандян Я.А., 1954, с. 200). Как в IX–X вв., так и в XII и начале XIII в., наиболее крупные центры ремесла и торговли были сосредоточены в северных областях восточного Закавказья. Прежняя роль путей через Трапезунд-Черное море переходит в руки азербайджанских городов, которые через Грузию связывали Юг и Восток с западными странами и через Хазарию — с Восточной Европой. В XI в. Барда, являвшаяся до того главным городом всего Закавказья, уступила свое место Гяндже. На юге же Азербайджана до начала XIII в. не было городов, «которые могли бы сравниться с Гянджей» (Петрушевский И.П., 1937, с. 910). Образование больших империй — халифата Аббасидов, а затем сельджукского государства — создавали благоприятные условия для широкого мирового общения стран, входивших в их состав. Международная торговля несколько затихала во время завоевательных войн и междоусобиц феодалов. Но разрушенные войной города и торговые пути быстро восстанавливались. После того, как землетрясение разрушило Гянджу в 1139 г., по словам ал-Бондари, город отстроился еще в «лучшем виде, чем был» (Альтман М.М., 1949, с. 62).

Археологические раскопки установили, что в изучаемый период из далеких стран в Азербайджан привозились такие хрупкие изделия, как художественная керамика, особенно фаянс и селадон, стеклянные изделия, бусы, раковины-каури и другие ценные товары. Известно, что родиной селадона был Китай, а фаянса — Иран. В Азербайджане чаще встречается фаянсовая керамика, особенно много ее было в Байлакане и Гяндже (Шелковников Б.А., 1959, с. 303–323; Ибрагимов Ф.А., 1965а, с. 183–192; Ахмедов Г.М., 1979, с. 75–76; Левиатов В.Н., 1940, с. 31–32).

Большое значение для исследования международных связей древнего Азербайджана имеют монеты. С IX в. в стране использовались и чеканились золотые, серебряные и медные монеты. Золотых монет почти не чеканили, но резко увеличился в эти столетия (IX–XIII вв.) выпуск серебряных монет — диргемов, служивших основной единицей международной торговли, и медных — фельсов, использовавшихся главным образом для внутренней торговли. Клады при раскопках встречаются редко. В составе монетных кладов этого периода нет новых, не находившихся в обращении, не потертых экземпляров монет. Таков бардинский клад 1940 г. (Пахомов Е.А., 1943, с. 82). В составе монетных кладов имеются не только монеты местной чеканки, но и других стран и областей, входивших в территорию халифата, начиная от закаспийских, кончая североафриканскими. Это показывает, насколько широк был территориальный охват торговли, в которую был вовлечен Азербайджан (Пахомов Е.А., 1959, с. 59). Серебряные монеты азербайджанского чекана, как и монеты других городов Востока, нередко уходили далеко за его границы, особенно на Север. На основании монетных находок в Азербайджане и соседних с ним странах, а также на Руси, в Германии, Швеции, Норвегии, Англии и в других странах установлено, что в этот период монетные дворы Закавказья и прилегающих к нему областей работали усиленно (Пахомов Е.А., 1926, с. 22). Монеты чеканились с отметкой места выпуска: городов Барды, Дербента, Езидийе, а также стран «Арран», «Армения» и «Азербайджан». Монеты имели имена халифов, их наследников, иногда — областных наместников и других лиц (Пахомов Е.А., 1959, с. 59). В период правления Саджидов (889–929) в Азербайджане параллельно с халифскими монетами монетные дворы Ардебиля, Барды, Мараги чеканили динары и дирхемы Саджидов, которые наравне с халифскими играли заметную роль в международной торговле (Азимова Л.А., 1977, с. 98).

Расширение денежного хозяйства и рост нужды в деньгах как средстве обращения были, видимо, одной из причин «серебряного кризиса» в Азербайджане и на всем Ближнем Востоке, начавшегося в XI в. Ослабление халифата, политическое усиление отделившихся от него феодальных государств, возросшая потребность в деньгах привели к тому, что многие феодалы сами чеканили медные монеты. Снизилось искусство чеканки монет, ухудшилась их проба, начинается выпуск посеребренных монет, иногда для нужд торговли в мелких номиналах приходилось разбивать дирхем на 2, а иногда на 3 части. Так например, в составе Кабалинского клада, зарытого в землю в первой половине XI в., большинство монет оказались посеребренными и дроблеными на 2 и 3 части, которые чеканились правителями из династий Ширваншахов, Шаддаридов и Раввадидов (Сейфеддини М.А., Ахмедов Г.М., 1978, с. 57–66). В XII в. часто появлялись и фальшивые монеты. «Серебряный кризис» тормозил развитие международной торговли, но он не мог приостановить ее. Феодальные правители Азербайджана, как и других мусульманских стран, для преодоления тормозящего влияния этого кризиса, кроме своих имен, стали выбивать на монетах имена сельджукских султанов, а иногда и багдадского халифа, с целью обеспечить своим монетам обращение по всей территории сельджукской феодальной империи (Быков А.А., 1938, с. 79; Капанадзе Д.Г., 1955, с. 61). Медные монеты путем безналичных расчетов употребляли во внешней торговле. Функция серебра «как средства обращения, средства платежа и международных денег успешно были замещены медью и золотом» (Буниятов З.М., 1978, с. 209). К последним относятся византийские солиды и сельджукские динары, часто находимые на территории Азербайджана.

Нумизматическими находками установлено, что в XII — начале XIII в. медные монеты каждого государства использовались в основном в пределах своей территории, за границу они уходили в незначительных количествах (Пахомов Е.А., 1957, с. 85). Лишь изредка в единичных экземплярах дербентские монеты встречаются в Ширване, а монеты ширваншахов в зонах Байлакана и в других местах. Они попадаются и в составе грузинских кладов. Шире распространялись сельджукские монеты как в северных районах Азербайджана, так и в южных.

На серебряных монетах IX–X вв. чеканилось название города или местности их чеканки, на медных монетах XII — начала XIII в. этих указаний нет ни на дербентских, ни на ширванских монетах и на двух разновидностях сельджукских монет. Только крупные, тяжелые экземпляры монет того времени имеют название города Ардебиль. Встречаются монеты «правильного» и «неправильного» чекана разного веса (Пахомов Е.А., 1957, с. 85–89). Много монетных находок этого периода дали байлаканские (Рагимов А.В., 1959, с. 351–365), Гянджинские (Джафарзаде И.М., 1949, с. 95–96) и кабалинские раскопки. Монеты найдены были также в Баку, Нахичевани, Шемахе, Шабране, в крепости Полистан и в других местах.

В XII — начале XIII в. в Азербайджане не было единой монетной системы, но монеты были везде, их выпускали во многих местах. Они прочно вошли в хозяйственную жизнь страны.

Важнейшим источником для исследования истории, культуры (образованности и грамотности), как и в любой другой стране, являются эпиграфические памятники. Они знакомят нас с не известными до того именами правителей, должностных лиц, мастеров и др. Надписи на архитектурных памятниках содержат имена феодалов, по велению которых построены здания, а иногда и имена мастеров-строителей. Надписи на монетах сохранили имена правителей, от имени которых монеты чеканились, а надписи на керамических и металлических сосудах — имена мастеров-ремесленников.

Алфавит этих надписей арабский, выполнены они письменами типов куфи и насх, каждый из которых имеет свои разновидности (Гюзальян Л.Т., 1959, с. 325). Только в Гяндже найдены два фрагмента сосудов со штампованными армянскими надписями (Абрамян А.Г., 1964, с. 12–15), и на бракованном сферо-коническом сосуде из Байлакана нанесены как будто буквы армянского алфавита, которые читаются «с известной натяжкой как Торос».


Культовое строительство, погребальный обряд.
(Г.М. Ахмедов)

Очевидное преобладание арабской письменности связано с широким распространением ислама, ставшего в Азербайджане господствующей религией. По всей стране строились мечети и ханеги. Большинство из них сохранилось и хорошо изучено архитекторами (Усейнов М. и др., 1963, с. 42–44, 70–80). Раскопкам подверглось очень небольшое количество развалин. Характерно, что на месте древних мечетей ставились новые, повторяющие планы более ранних. Таковы мечеть в Шемахе (Джидди Г.А., 1971а, с. 85–90) и мечеть, расположенная в Бакинской крепости «Санык-кала», в которой сохранился от старой постройки минарет XI в. (Усейнов М. и др., 1963, с. 71).

Образцом культового сооружения типа ханега может служить комплекс сооружений на р. Пирсагат, на древнем пути из Шемахи в Иран. Ханета состоит из зданий мечети с примыкающими к ней небольшими помещениями, в том числе почитавшейся святыней усыпальницы Пир Хусейна, минарета и других более мелких помещений. Комплекс защищен крепостными стенами. Вне стен находился перекрытый каменными сводами караван-сарай (Усейнов М. и др., 1963, с. 75–80).

Памятник типа ханега вскрыт в селе Гейляр, в 17 км к югу от Шемахи, и известен в народе как «Пир-Мардакян». Здесь сохранился мавзолей, построенный из хорошо тесаного камня, рядом с которым обнаружены остатки ряда сооружений — мечети, караван-сарая, худжры, датируемые на основании надписи на стеле, стоящей в изголовье могилы внутри мавзолея, концом XII — началом XIII в. (Нейматова М.С., Джидди Г.А., 1979, с. 515).

Интересно сооружение, открытое около Девичьей башни в Ичери-шехере (цитадели) города Баку. Сооружение обрамлено с тех сторон аркадой и эйваном. Арки базируются на восьмигранных каменных колоннах с капителями. Двор сооружения имеет форму квадрата, на середине которого находятся колодец и остатки каменной колонны, стоявшей на восьмиугольной трехступенчатой каменной платформе. Двор сооружения использован как священное место для захоронения покойников мусульманским населением города в XIV–XVII вв., и поэтому этот комплекс можно считать «культовым памятником вроде двора мечети или медресе» (Исмизаде О.Ш., Джидди Г.А., 1976, с. 199).

Только на окраинах страны, особенно в горных районах сохранились христианские церкви, часовни, монастыри.

Археологические исследования развалин храма были проведены, в частности, на городище Гяуркала. Храм был сооружен из хорошо обтесанных блоков известняка. Это однонефное большое здание (62 кв. м) с пристройкой с северной стороны. В апсиде прослежено алтарное возвышение. Полы основного помещения, а также алтарная часть вымощены плоскими прямоугольными хорошо обработанными плитами. На некоторых плитах выгравированы магические изображения. Обнаружено много камней с изображением крестов, архитектурные детали из камня и гипса с геометрическим или растительным орнаментом. Судя по большому количеству обломков черепицы в развалинах, крыша храма была черепичная. Датируется он VIII–X вв. (Ваидов Р.М., 1965, с. 167–182).

В связи с утверждением в стране ислама произошли существенные изменения и в погребальной обрядности. Почти полностью вытесняются языческие обряды захоронения покойников, заметно сокращается количество захоронений по христианскому обряду. Постепенно исчезает обычай помещать вещи в могилу. При раскопках встречались могилы со скорченным положением скелетов (языческие), на спине (христианские), с лицом на юг и на правом богу (мусульманские). Господствующим обрядом был последний. Мусульманское население хоронило своих покойников в грунтовых могилах, иногда с кирпичным перекрытием, в кирпичных или каменных склепах, в редких случаях в деревянных гробах. Грунтовые могилы раскопаны в Кабале, в Байлакане (Фоменко В.П., 1965, с. 47–55) и других местах. Захоронения в склепах обнаружены в Байлакане (Ахмедов Г.М., 1979, с. 88), в Кабале и в Хараба-Гилане. Иногда склепы служили для семейного захоронения. Примером погребения мусульман в гробах может служить могила Низами Гянджави в Старой Гяндже. На мусульманских могилах часто ставили намогильные камни, художественно оформленные, с высеченными арабскими и персидскими надписями и орнаментом. Намогильные камни в большинстве случаев состоят из двух частей: стелы и «сундука» (цоколя). В некоторых районах вместо «сундуков» встречаются плоские каменные плиты. Всю наружную поверхность сундуков и лицевую сторону стелы обычно заполняют врезными надписями и украшают геометрическим и растительным орнаментом, а также отдельными рисунками, изображающими различные цветы и предметы быта (Джафарзаде И.М., Джафарзаде С.К., 1956, с. 104). Имелось и священное место, где мусульманское население по завещанию умирающего временно хоронило своих покойников, чтобы в дальнейшем их кости увезти в главное святилище мусульман — Мекку. Подобное священное место выявлено около Девичьей башни в Ичери-шехер средневекового Баку (Исмизаде О.Ш., Джидди Г.А., 1976, с. 184–199). На могилах феодальной верхушки и почетных людей иногда сооружались богато оформленные мавзолеи. Они построены или из камня, или из обожженного кирпича. Археологически они вскрыты на территории Сельбира городища Кабалы, в Байлакане и в Баку. Мавзолеи, сохранившиеся до наших дней, хорошо изучены архитекторами. Для мавзолеев Азербайджана характерен ряд особенностей, а именно: подчеркнутость вертикальных членений, абрис наружного пирамидального или конического шатра купола, удлиненность пропорций порталов, входных проемов, ниш. Свойственный этим сооружениям развитый цоколь, как правило, облицовывался крупными блоками. Покрытие мавзолея обычно было двойным, причем внутренний купол, в отличие от внешнего, стрельчатого или эллиптического очертания (Усейнов М. и др., 1963, с. 81).

Христианское население продолжало хоронить своих покойников в склепах, каменных саркофагах, грунтовых и сырцовых могилах (Геюшев Р.Б., 1973, с. 19). Каменные саркофаги обнаружены в с. Зимирхач Бардинского района (Нариманов И.Г., Рустамов Д.Н., 1965, с. 198–200), в Гяуркале (Ваидов Р.М., 1965, с. 177) и в других местах. Появляются надмогильные камни с изображением креста или с бытовыми изображениями (Геюшев Р.Б., 1968, с. 38–43).

Подведем краткие итоги. Приведенные в данной главе археологические и нумизматические материалы подтверждают и дополняют сведения письменных источников о неуклонном росте экономики и культуры Азербайджана, о его важном месте в экономической системе феодального Востока. Наряду с дальнейшим развитием сельского хозяйства и ремесленного производства, особенно большое значение приобретали города, превратившиеся уже в IX–X вв. в крупные ремесленно-торговые центры. В них сосредоточилась экономическая, политическая и культурная жизнь страны. Не вмещаясь в переделы цитадели и шахристана, они расширялись за счет ремесленных и торговых кварталов. Об интенсивной жизни в городах свидетельствует мощность и насыщенность культурных слоев. Несмотря на то, что в XI в. Азербайджан неоднократно подвергался нашествиям войск Византийской империи, различных племен с севера, а также огузских и сельджукских отрядов из Средней Азии, нанесшим огромный ущерб экономике страны, в XII–XIII вв. страна быстро восстанавливается.

В XII — начале XIII в. феодальные города Азербайджана переживают период своего наивысшего расцвета. В стране насчитывалось около 50 крупных и мелких городов. В городах расширяется строительство фортификационных сооружений, дворцовых жилых и хозяйственных построек, культурно-бытовых объектов, медресе, мечетей с минаретами, водопроводных и канализационных линий. Большой размах получает расширение городов за счет увеличения их рабадов — ремесленно-торговых кварталов и базарных площадей. Наряду с быстрым развитием городских ремесел происходил одновременно процесс их специализации. Специализация по отраслям ремесленного производства происходила и между отдельными городами; каждый город славился продукцией определенной отрасли ремесла. Расширились и укрепились связи города с его округой. Часть сельскохозяйственной продукции обрабатывалась в городах.

Города были связаны между собой торговыми путями. На караванных путях строились мосты, караван-сараи, постоялые дворы. Используя эти дороги, азербайджанское купечество активно участвовало в местной и международной торговле. Археологические данные и письменные источники свидетельствуют о существовании торговой и культурной связи Азербайджана с Киевской Русью, с городами Поволжья, с Византией, Ираном, Сирией, Египтом, среднеазиатскими странами и даже с китайскими городами.

Культура феодального города развивалась вместе с формированием и развитием экономической жизни городов, их ремесел и торговли, с расширением их связей с внешним миром. Как ремесленное производство азербайджанского города, так и его культура в целом складывалась на базе культуры не только феодального замка, но и культуры сельского населения, а также кочевников, постепенно оседавших в городах.

Вместе с тем в архитектуре и прикладном искусстве оживают и развиваются местные традиции. Возникают местные архитектурные школы: арранская, нахичеванская и ширвано-апшеронская. Архитекторы создавали великолепные памятники как у себя на родине, так и в Средней и Малой Азии, Иране и в других странах.

Именно в эти столетия Азербайджан подарил миру блестящую плеяду мыслителей, зодчих, поэтов и ученых. Среди них философ Бахманяр, философ и грамматик Хатиб Тебризи, историк Масуб инб Намдар, поэтесса Мехсети Гянджеви, поэт Хагани Ширвани, зодчий Аджеми Абубекр Нахичевани. Вершиной общественной и культурной мысли Азербайджана было творчество Низами Гянджеви.

Степень развития всех ответвлений общественной, экономической и культурной жизни в стране была настолько высокой, что народ смог пережить даже монгольские тотальные погромы, сохранив и восстановив почти все достижения прошедших веков расцвета.


Иллюстрации