, которые ранее игнорировали «алармистские» предупреждения о русской угрозе для свободы Европы и британских интересов на Востоке, поддались анти-русской атмосфере. Тем временем среди широкой публики, в церквях, тавернах, лекционных залах и чартистких конвентах, враждебность к России быстро становилась центральной темой политического дискурса о свободе, цивилизации и прогрессе, что помогало сформировать национальную идентичность.
Сочувствие к Турции, страхи за Индию, но ничего не питало русофобию так сильно как Польский вопрос. Преподносимое либералами по всей Европе как справедливая и благородная борьба за свободу против русской тирании, Польское восстание и его жестокое подавление, сделали гораздо больше чем что-либо другое для вовлечения британцев к делам на континенте и усугубления напряженности, которая привела к Крымской войне.
История Польши едва ли могла быть более мучительной. В течение предыдущей половины столетия огромная старая Речь Посполитая (королевство Польши объединенные с Великим княжеством Литовским) была поделена не менее трех раз, дважды (в 1772 и 1795 годах) всеми тремя граничащими державами (Россией, Австрией и Пруссией) и один раз (в 1792 году) русскими и пруссаками на основании того, что Польша стала оплотом революционных настроений. В результате этих разделов Польское королевство потеряло более двух третей своей территории. В отчаянии восстановить свою независимость поляки обратились в 1806 году к Наполеону, только для того, чтобы после его поражения быть поделенными еще раз. В 1815 году по Заключительному акту Венского конгресса европейские державы основали Царство Польское (область, грубо совпадающая с наполеоновским Герцогством Варшавским) и отдали его под протекцию царя на условиях поддержания конституционных свобод Польши. Но Александр никогда полностью не признавал политической автономии нового государства, это было слишком сложной задачей, совместить автократию России и конституционализм Польши, а удушающее правление Николая I еще более отдалило многих поляков. В течение 1820-х годов русские нарушали условия договора, отменяя свободу прессы, вводя налоги без согласования с польским парламентом и используя особые меры для преследования либералов, стоящих в оппозиции царскому правлению. Последней соломинкой в ноябре 1830 года стал указ, выпущенный наместником Царства Польского, братом царя, великим князем Константином, приказывающий призвать польские войска к подавлению революций во Франции и Бельгии.
Восстание началось когда группа польских офицеров из Русской военной академии в Варшаве восстала против приказа великого князя. Захватив оружие в своем гарнизоне офицеры атаковали Бельведерский дворец, место пребывания великого князя, который успел сбежать (переодетый в женскую одежду). Восставшие заняли Варшавский арсенал и поддержанные вооруженными горожанами вынудили русские войска отступить из польской столицы. Польская армия присоединилась к восстанию. Было создано временное правительство, возглавленное князем Адамом Чарторыйским, был созван сейм. Радикалы, которые получили контроль объявили войну за независимость против России и на церемонии низложения Николая объявили о независимости Польши в январе 1831 года. Через несколько дней после объявления русские войска пересекли польскую границу и двинулись на столицу. Войска вел генерал Иван Паскевич, ветеран войн против турок и кавказских племен, чьи безжалостные методы подавления превратили его имя в синоним русской жестокости в польской национальной памяти. 25 февраля польская армия в 40 000 человек отбила 60 000 русских на Висле для спасения Варшавы. Но вскоре к русским прибыли подкрепления и они постепенно начали преодолевать польское сопротивление. Они окружили город, где голодные горожане вскоре начали грабить и бунтовать против временного правительства. Варшава пала 7 сентября после тяжелых уличных боев. Вместо того чтобы сдаться русским, остатки польской армии, около 20 000 человек нашли спасение в Пруссии, где их разоружило прусское правительство, другой правитель аннексированных польских территорий и союзник России. Князь Чарторыйский добрался до Британии, тогда как многие другие повстанцы бежали во Францию и Бельгию, где их приветствовали как героев.
Реакция британской публики было такой же сочувственной. После подавления восстания проходили массовые демонстрации, общественные встречи, подавались петиции протеста против русских действий и требования вмешательства Британии. К призывам к войне против России присоединились многие издания, включая Таймс, которая спрашивала в 1831 году: «Как долго будет еще позволено России безнаказанно вести войну против древней и благородной нации поляков, союзников Франции, друзей Англии, естественных, и проверенных веками победоносных защитников Европы от турецких и московских варваров?». Ассоциации друзей Польши появились в Лондоне, Ноттингеме, Бирмингемем, Халле, Лидсе, Глазго и Эдинбурге и начали организовывать поддержку польскому делу. Радикальные члены парламента (многие из них ирландцы) призывали Британию к действиям для защиты «растоптанных поляков». Чартистские группы рабочих, мужчин и женщин (борющихся за демократические права) заявили о своей солидарности с польской борьбой за свободу, иногда даже заявляя о готовности отправиться на войну ради защиты свободы как дома так и за границей. «Если английская нация не проснется», заявлял Чартистский северный освободитель, «мы увидим отвратительное действо в виде русского флота, вооруженного до зубов, и набитое солдатами, отважившееся пересечь Английский канал и возможно бросить якорь у Спитхэда или в Плимутском проливе!»{90}.
Борьба за свободу Польши захватила воображение британской публики, которая с готовностью ассоциировала себя с идеалами которые ей нравилось считать «британскими», в частности любовь к свободе и готовность защищать «маленького человека» от «задир» (принцип, за который британцы по их собственному мнению пошли воевать в 1854, 1914 и 1939 годах). Во времена либеральных реформ и новых свобод британского среднего класса, эта ассоциация с польской борьбой возбудила очень сильные чувства. Вскоре после принятия парламентской реформы в 1832 году редактор Манчестер Таймс сказал на одном из собраний Ассоциации друзей Польши, что британцы и поляки ведут одну и ту же борьбу за свободу:
Это наша собственная борьба (крики «да, да!»). Мы боремся за границей за тот же самый принцип, что мы боремся против махинаций с избирательными участками дома. Польша лишь один из наших передовых постов. Все неприятности Англии и континента могут быть отслежены до первого раздела Польши. Если бы эти люди оставались свободными и не закованными в цепи, мы бы никогда не увидели варварских орд из России терзающих всю Европу, и калмыков с казаками стоящими биваками на улицах и садах Парижа… Нашелся бы хоть один матрос на нашем флоте или морской пехотинец, который бы не был рад отправиться на помощь несчастным полякам и ради свободы? (приветственные возгласы) Разнести Кронштадтский форт к неудовольствию русского деспота обошлось бы не так дорого (приветственные возгласы). За месяц… наш флот мог бы потопить каждое русское торговое судно в каждом море на поверхности земного шара (приветственные возгласы). Давайте пошлем флот на Балтику и запечатаем русские порты, и кто же тогда будет императором России? Калмык, окруженный несколькими варварскими племенами (приветственные возгласы), дикарь, у которого более нет силы на море, когда он встал против Англии и Франции, как император Китая (приветственные возгласы){91}.
Присутствие князя Чарторыйского, «некоронованного короля Польши» в Лондоне только увеличивало британское сочувствие полякам. Тот факт, что изгнанник-поляк был ранее русским министром иностранных дел придавало еще больше веса его предупреждениям о русской угрозе Европе. Чарторыйский поступил на службу во внешнеполитическое ведомство царя Александра I в возрасте 33 лет в 1803 году. Он думал, что Польша сможет заново получить независимость и заметную часть её земель через культивирование хороших отношений с царем. Как член Тайного совета царя он однажды подал обширный меморандум нацеленный на полное изменение карты Европы: Россия будет защищена от Австрии и Пруссии восстановлением воссоединенного королевства Польского под протекцией царя, европейская Турция станет балканским королевством с господством греков с Россией контролирующей Константинополь и Дарданеллы, славяне получат независимость от австрийцев под протекцией России, Германия и Италия станут независимыми национальными государствами, организованными по федеральным принципам Соединенных Штатов, тогда как Британия и Россия будут поддерживать баланс на континенте. План был нереалистичным (никакой царь не согласился бы на восстановление старой Речи Посполитой).
После того как польские национальные устремления были перечеркнуты поражением Наполеона, Чарторыйский оказался изгнанником в Европе, но вернулся в Польшу во время ноябрьского восстания. Он присоединился к революционному исполнительному комитету, был избран президентом временного правительства, и созвал национальный Сейм. После подавления восстания он бежал в Лондон, где он и другие польские эмигранты продолжали борьбу против России. Чарторыйский пытался убедить британское правительство вмешаться в Польше и, если необходимо, начать европейскую войну против России. Насущная проблема сейчас, он говорил Палмерстону, это неизбежное столкновение между либеральным Западом и деспотическим Востоком. Его громко поддерживали некоторые влиятельные либералы и русофобы, включая Джорджа де Лейси Эванса, Томаса Аттвуда, Стратфорда Каннинга и Роберта Катлара Фергюсона. Все они произнесли свои речи в Палате общин призывая к войне против России. Палмерстон сочувствовал польскому делу и присоединился к осуждению действий царя, но, с учетом позиций австрийцев и пруссаков, которые бы вряд ли пошли против России, так как они тоже обладали частями Польши, он не думал, что это «благоразумно поддерживать позицию Англии силой оружия» и рисковать «вовлечением Европы во всеобщую войну». Назначение антирусски настроенного Стратфорда Каннинга послом в Санкт-Петербурге (назначение отвергнутое царем) это было все, на что было готово британское правительство в демонстрации своего неприятия действий русских в Польше. Разочарованный британским бездействием Чарторыйский уехал в Париж осенью 1832 года. «Им теперь плевать на нас», писал он, «они заботятся лишь о своих собственных интересах и для нас не сделают ничего»