И даже на этой стадии Абердин не спешил объявлять войну. 26 марта, накануне британского объявления, он сказал королеве и принцу Альберту, что его «втянул в войну» Палмерстон, у которого была поддержка прессы и общественного мнения. Три месяца спустя королева уже разделяла нежелание Абердина использовать британские войска ради обороны Турции. Но в этот момент она полагала войну необходимой, что она и Альберт оба объясняли премьер-министру:
Мы оба подтвердили нашу убежденность, что война необходима сейчас, что он не мог отрицать и я отметила, что я думаю, что мы бы не смогли её избежать, даже если были ошибки и злоключения, сила и поползновения России должны встретить сопротивление. Он не мог этого увидел и полагал её «жупелом», и что единственной державой, которой надо опасаться была Франция! Что три северные державы должны держаться вместе, хотя он и не мог сказать на какой основе. Конечно же мы не могли с ним согласиться, и говорили о том состоянии, в которое попала Германия из-за императора Николая и невозможность рассматривать настоящее время с точки зрения прошедшего. Все изменилось. Лорду Абердину не желал соглашаться с этим, говоря, что без сомнения через небольшое время эта страна изменит свое настроение относительно войны и станет полностью за мир{202}.
Что она имела под словами «все изменилось» не совсем ясно. Возможно то, что она думала о том факте, что Франция присоединилась к ультиматуму Британии русским и что уже первые британские и французские части уже отплыли в Турцию. Или, возможно, подобно Альберту, она думала, что пришло время вовлечь в европейскую войну против России германские государства, чье вторжение в княжества представляло новую и ясную угрозу континенту. Но также возможно она имела ввиду ксенофобскую кампанию в прессе против принца-консорта, по её дневникам её постоянная головная боль в эти месяцы, и она осознала, что короткая победоносная война даст монархии поддержку общества.
В тот вечер королева давала небольшой семейный бал в честь дня рождения её кузена, герцога Кембриджского, который вскоре должен был отправиться в Константинополь, чтобы принять командование британской 1-й дивизией. Граф Фицтум фон Экштедт, саксонский министр в Лондоне, получил на бал приглашение:
Королева активно танцевала, в том числе шотландский рил[29] с герцогом Гамильтоном и лордом Элджином, которые оба были одеты в национальный костюм. Когда я закончил вальсировать, королева станцевала со мной кадриль и говорила со мной с самой дружелюбной несдержанностью о событиях дня, сказав мне, что завтра утром она будет вынуждена, к её великому сожалению, объявить России войну.
На следующее утро, за день до того как французы объявил войну России, королевское объявление было зачитано Кларендоном в Парламенте. Великий историк Крымской войны Александр Кинглейк писал (и его слова подходят к любой войне):
Задача изложить письменно причины текущего хода действий это здоровый род деятельности для государственных деятелей. И было бы благом для человечества в тот момент, когда вопросы повисают в воздухе, поклонники политики ведущей к войне были бы вынуждены выйти из тумана устных переговоров и частных заметок и ясно изложить свои взгляды на бумаге.
Если бы подобный документ был создан теми, кто ответственен за Крымскую войну, он бы раскрыл нам их действительные цели по уменьшению размера и влияния России в пользу «Европы» и особенно западных держав, но этого невозможно прочитать в послании королевы, которое вместо этого использует самые расплывчатые термины обороны Турции, без каких-либо эгоистических интересов, «ради права против неправосудия{203}.
Как только декларация появилась на публике, церковные лидеры ухватились за войну как за праведную борьбу и крестовый поход. В воскресенье 2 апреля по всей стране с кафедр произносились провоенные проповеди. Многие из них были опубликованы в форме брошюр, некоторые даже продавались десятками тысяч копий, так это был век, когда проповедники имели статус знаменитостей во всех, англиканской и других церквях{204}. В часовне Троицы на Кондуит стрит в Мейфэре в Лондоне преподобный Генри Бимиш говорил своим прихожанам «христианском долге» Англии,
использовать свою силу для сохранения независимости слабого союзника против неоправданной агрессии амбициозного и вероломного деспота и наказать своей силой его акты варварского угнетения, угнетения более противного и разрушительного, из-за того, что его пытаются оправдать призывами к религиозной свободе и высшими интересами царства Христова.
В среду 26 апреля, день поста назначенный для «национального унижения и молитвы в день объявления войны» преподобный Т. Д. Харфорд Баттерсби прочитал молитву в церкви Св. Иоанна в Кесвике, в которой он объявил, что
поведение наших послов и государственных деятелей было настолько благородно и прямо, настолько сдержанно и умеренно в ведении дел, которые привели к войне, поэтому нет причины для унижения в этот раз, но скорее для утверждения себя в собственной праведности и что нам следует предстать перед Богом со словами похвалы себе и сказать: «Благодарим тебя, Боже, что мы не такие как иные народы, несправедливые, завистливые, подавляющие, жестокие, мы люди веры, мы народ, читающий библию и посещающий церковь, мы рассылаем наших миссионеров по всей земле».
В Лидсе, в Брансвикской церкви, в этот же день преподобный Джон Джеймс сказал, что наступление России на Турцию было нападением «на самые священные права нашего единого человеческого рода, возмутительной ситуации, находящейся в той же категории что и работорговля, и едва ли хуже в злонамеренности». Балканские христиане, говорил Джейс, имеют под султаном больше религиозной свободы, чем они будут иметь под царем:
Оставьте Турцию султану, и с помощью добрых офицеров Франции и Англии, эти скромные христиане смогут, хвала Господу, наслаждаться прекрасной свободой совести… Передайте их России и их разрушат их учреждения, закроют школы, их места молитвы будут либо разрушены, либо превращены в храмы веры, такой же грязной, деморализующей и нетолерантной, как и само Папство. Что может удерживать британского христианина от верного курса для страны подобной нашей, в подобном случае?… Это благочестивая война, чтобы отбросить назад все опасности орд современного Атиллы, который угрожает свободе и христианству, не только Турции, но всему цивилизованному миру{205}.
В ознаменование отплытия британских «христианских солдат» на восток, преподобный Джордж Кроули прочитал проповедь в церкви Св. Стивена в Уолбруке в Лондоне, в которой он заявлял, что Англия начинает войну по «защите человечества» от русских, «безнадежных и выродившихся людей» помешанных на завоевании мира. Это была «религиозная война» в защиту истинной западной религии от греческой веры, «первая восточная война со времен крестовых походов». «Если в последней войне (против Наполеона) Англия была прибежищем принципов свободы, в следующей она станет прибежищем принципов Религии. Разве это не божественная воля, когда Англия, уже будучи защитницей, снова призвана к еще более высокой почести быть учителем человечества?» Судьба Англии на Востоке, утверждал преподобный Кроули, может развиться с новой наступающей войной: ни много ни мало обратить турок в христианство, «великая работа может быть и не быстра, сложна и прерывается гибелью царств или страстями людей, но она свершится. Почему же церковь Англии не может быть помощницей в этой работе? Почему не предложить торжественную и общую молитву сразу за успех нашей религиозной войны, возвращение мира и за обращение неверных?»{206}.
В разной степени, но все основные участники Крымской войны, Россия, Турция, Франция и Британия, все призывали религию на поле боя. Но к тому времени как началась война, её корни в Святых землях были забыты и погребены под всеевропейской войной против России. По свидетельствам Джеймса Финна, британского консула в Иерусалиме, празднования Пасхи в Церкви Гроба Господня «прошли очень спокойно» в 1854 году. Было мало русских паломников из-за начала войны и греческие службы проходили под плотным надзором оттоманских властей, чтобы предотвратить повторение религиозных схваток, которые происходили в последние годы. Через несколько месяцев внимание всего мира переключится на поля сражений в Крыму и Иерусалим исчезнет из виду Европы, но из Святых земель эти далекие события будут смотреться в ином свете. Британский консул в Палестине сформулировал это так:
В Иерусалиме все было наоборот. Эти важные события казались надстройками над начальным фундаментом, хотя дипломатия по (Восточному) вопросу формально сместилась на вопрос защиты религии… все равно среди нас оставалась вера в то, что ядром всего этого были Святые земли, что притязания Санкт-Петербурга на духовное покровительство по условиям договора были все еще нацелены на действительное завладение святынями в колыбели христианства, что эти святыни были на самом деле призом, за который где-то вдалеке сражались гигантские атлеты{207}.
6. Первая кровь за турками
1 марта 1854 года молодой артиллерийский офицер по имени Лев Толстой прибыл в штаб генерала Михаила Горчакова. Он вступил в армию в 1852 году, в год когда он был замечен литературным миром после публикации своих воспоминаний «Детство» в литературном журнале