Звезды юга, смотрела на гавань покрытую пеной и пугающе раскачивающиеся корабли. «Брызги, взлетающие над скалами на многие сотни футов вверх, падали в гавань как сильный дождь. Корабли толпились и сталкивались друг с другом, все в воле течения, ломаясь и размалывая друг друга на части». Среди этих кораблей оказался Ретрибьюшн, на котором Герцог Кембриджский восстанавливался после сражения под Инкерманом, ураган ужаснул его. «Это был пугающая буря», писал он на следующий день Реглану, «мы провели самые страшные 24 часа из тех, что мы проводили когда-либо».
У нас сорвало два якоря и наш руль, [нам] пришлось сбросить за борт все пушки с верхней палубы и потом мы держались на одном якоре в 200 ярдах от скал, который по милосердному провидению удержал нас… Я ощущаю себя совершенно разбитым от этого… и я надеюсь, что вы не будете возражать, если я на небольшое время отплыву в Константинополь, Гибсон [его врач] держится мнения, что если сейчас вернуться в лагерь, то только в свою постель{372}.
Вне гавани, где из-за опасений нового нападения русских на Балаклаву стояла на якоре основная масса транспортов, было еще хуже. Более двадцати британских судов разбились будучи выброшенными на скалы, с потерей нескольких сотен жизней и драгоценных зимних запасов. Самой большой потерей был пароход Принц, который ушел на дно вместе с 150 человек экипажа и 40 000 комплектами зимней формы, за ним следовала гибель Резолюта и его груза с 10 миллионами пуль Минье. В Камышовой бухте французский флот потерял линейный корабль Генрих Четвертый и пароход Плутон, из транспортов было потеряно два корабля с их экипажами и грузом. Ящики с французским провиантом вынесло на берег за русскими укреплениями в Карантинной бухте и далеко на север до Евпатории. Иван Кондратов, пехотинец с Кубани, писал своей семье с бивуака на реке Бельбек 23-го ноября:
Ураган был такой силы, что ломал огромные дубы. Многие из неприятельских кораблей потонули. Три парохода ушли на дно около Сак. Казачий полк Жирова спас 50 утопающих турок с затонувшего транспорта. Они полагают, что больше тридцати кораблей затонуло у берегов Крыма. Из-за этого мы едим английскую солонину и пьем ром и заграничные вина{373}.
Французы оправились от урагана за несколько дней но у британцев это заняло намного больше времени и многие проблемы, с которыми они столкнулись в зимние месяцы — недостаток провианта и укрытий и медикаментов, было прямым следствием урагана, равно как и провалов в системе снабжения. Наступление зимы превратило войну в проверку административной эффективности — проверку, едва пройденную французами и полностью проваленную британцами.
Уверенные в скорой победе, союзные военачальники не подготовили никаких планов для поддержания войск в зимнюю кампанию над Севастополем. Они даже не сознавали насколько холодно будет. Британцы были в особенности беспечны. Они не смогли обеспечить подходящую зимнюю форму для войск, которые были отправлены в Крым в парадной форме, даже без шинелей, которые прибыли позже, только после того как груз с зимней формой пошел на дно вместе с пароходом Принц. Французы подготовились получше. Они выдали войскам овечьи полушубки и позже подбитые мехом плащи с капюшонами, которые стали известны как criméennes и которые изначально носили только офицеры. Они позволяли носить солдатам столько одежды, сколько им было удобно, без каких-либо всяких британских военных фетишей, наподобие «джентльменского» стиля одежды и внешнего вида. Позже зимой французские войска настолько разнообразили свою форму, что они более не выглядели похожими на регулярную армию. Однако им было значительно теплее, нежели их британским собратьям. «Будьте уверены», писал Фредерик Жапи из 3-го полка зуавов своей взволнованной матери в Бокуре:
Вот мои наряды начиная от тела: фланелевый жилет, рубашка, шерстяной жилет, мундир, камзол; на моих ногах какие-то сапоги, и когда я не на службе, кожаные ботинки и леггинсы — как видите, мне не на что жаловаться. У меня два мундира, легкий зуавский и монументальный, который я купил в Константинополе для холодов, он весит наверно едва менее 50 килограммов, и я сплю в нём когда я на дежурстве в траншеях; если он промокает, его невозможно носить, ни маршировать в нем. Если я смогу, я привезу его назад во Францию как диковину.
Луи Нуар описывал как зуавы одевались, чтобы переносить холода:
Наши батальоны, особенно те, которые были из Африки, прекрасно справлялись с низкими температурами. Мы были хорошо одеты. Обычно поверх формы мы носили большие шинели с капюшоном, возможно criméenne или полушубок в форме камзола; ноги были защищены длинными леггинсами на меху; каждому были выданы шапки из овечьей шкуры. Не было никаких требований по форме; каждый одевался так как ему было угодно. Один оделся как бедуин, другой как кучер, еще один как священник; другие предпочитали греческий стиль; а некоторые стоики не добавляли в форму ничего. Сабо и сапоги были всевозможных видов — кожаные, резиновые, с деревянными подошвами и так далее. Головные уборы были полностью на усмотрение каждого…
Одетые в летнюю форму британцы завидовали теплым овечьим полушубкам и criméennes французов. «Определенно у них правильная одежда для здешней местности», писал своей семье военный хирург Джордж Лоусон:
Хотелось бы, чтобы у наших людей было бы что-то подобное… Многие из них почти босиком и без рубашек, их шинели заношены до дыр и рвутся по всем направлениям, в них приходится не только ходить днем, но и спать ночью, прикрываясь только мокрым одеялом, которые они приносят с собой из траншей{374}.
Союзные командующие тоже мало задумывались о необходимости укрытия для людей. Палатки, которые были привезены с собой, не были изолированы от земли и давали мало защиты от стихий. Многие были безвозвратно потеряны из-за урагана — по крайней мере половина из тех, что использовал полк капитана Томкинсона из Легкой бригады, который жаловался на то, что палатки непригодны для жизни в них: «они пропускают воду в таком количестве, что в сильный дождь земля под ними затапливается и люди вынуждены стоять вокруг главного шеста всю ночь». Инспектируя лагерь на Кадыкое, лорд Лукан обнаружил огромное количество палаток непригодных к использованию. Они «прогнили, порвались и не были способны укрыть людей», которые практически «замерзли до смерти и ужасно страдали от поноса»{375}.
Британские офицеры устроились намного лучше чем их солдаты. Большинство из них использовали слуг, чтобы устроить себе деревянный пол или выкопать и огородить камнями углубление в палатке, чтобы оградить себя от земли. Некоторым выкопали землянки со стенами из камней и крышей покрытой кустарником. 22 ноября капитан Вильям Рэдклифф из 20-го полка писал своим родителям:
Моя хижина стабильно развивается, я надеюсь оказаться «под землей» в конце недели. Первым делом было необходимо вырыть яму, 3 фута и 6 дюймов глубиной, 8 футов шириной и 13 длиной. Вертикальные шесты затем помещены посередке каждой из сторон и на все это положен крест из перекладин, скрепленный веревкой, гвоздями, всем, что получится достать. Шесты или любое дерево, которое получится выпросить, занять, украсть, потом установлены от земли до поперечин и закреплены тем же манером, фронтоны затем заполняются камнями, грязью и землей и так получается крыша. Стены теперь это стороны ямы и мы делаем крышу такой, чтобы можно было стоять. Теперь мы покрываем крышу. Это обычно делается переплетением кустов между шестов и затем накидываем сверху грязь и землю поверх, но я хочу усовершенствовать все это и покрываю сверху лошадиными и воловьими шкурами (первые умирают в огромных количествах) и надеюсь таким образом сделать её без сомнения непромокаемой. Это занимает больше времени, так как шкуры необходимо выдубить, «некоторым образом». [Лейтенант] МакНил и я живем вместе, я уже назвал это «шкурным аббатством». Он сейчас делает очаг, в одной из стен делается дыра, а труба изготовляется из жестянок и глины. О, как я мечтаю сидеть у него!
Британские офицеры на вершине социальной лестнице наслаждались привилегиями которые со стороны страдающих войск выглядели вопиющими. Лорд Кардиган (у которого были проблемы со здоровьем) ночевал на борту своей частной яхты, наслаждался французской кухней и развлекал поток посетителей из Британии. Некоторым офицерам было позволено провести зиму в Константинополе или найти себе квартиры за собственный счет. «Что касается комфорта», писал лейтенант Чарльз Гордон (будущий «Китайский Гордон»), «уверяю вас, моя дорогая — я бы не мог бы устроится лучше в Англии». Граф Фицтум фон Экштедт, саксонский министр в Лондоне, позже отметит, что «некоторые английские офицеры, прошедшие ту суровую зиму, с тех пор говорили мне с улыбкой, что они впервые узнали о страданиях [армии] из газет»{376}.
Комфортные условия в которых было позволено находиться высшим британским офицерам резко контрастировали с квартирами французских офицеров, которые жили гораздо ближе к своим солдатам. В письме к своей семье 20 ноября капитан Эрбе объяснял как ураган сказался на их условиях жизни:
Солдаты и офицеры все размещены вместе в маленькой палатке; эта конструкция, великолепная в хорошую погоду, совершенно неподходящая в случае длительных дождей и холода. Земля под ногами превращается в массу грязи, которая проникает всюду, вынуждая каждого умываться в траншеях и лагере. Все промокли насквозь… в этих палатках солдаты спят вместе, один к другому группами по шесть, каждый имеет только одно одеяло, поэтому они раскладывают три под собой на грязной земле и покрываются остальными тремя, их набитые рюкзаки служат им подушками