Солдаты и матросы были настроены по-разному. Некоторые плакали и до конца надеялись, что это всё это — лишь военная хитрость и последует контратака на неприятеля. Кто-то был потрясен оставлением города, кто-то радовался тому, что жестоких боев больше не будет. Но паники не было. Без этого обеспечить организованный отход было бы невозможно. Мост через бухту был настолько загружен, что при движении людей погружался в воду, все подходы к нему были заполнены войсками. Движение продолжалось 6–7 часов подряд. На короткий промежуток времени движение остановилось — сильное течение бухты порвало мост. У моста дежурили моряки, быстро подводившие под его уходившие под воду участки бочки со смолой или страховавшие движение. Жертв и беспорядка не было. Несколько десятков полевых орудий вместе с зарядными ящиками были затоплены у моста, который не мог выдержать их веса. Впрочем, несколько полевых орудий всё же удалось переправить через бухту на пароходе. Фуры и повозки сжигались. Выводились люди, были эвакуированы все раненые, за исключением около 500 особо тяжелых, которых пришлось оставить с одним медиком и письменным обращением к союзникам. Оно не подействовало на цивилизованных европейцев, и многие раненые впоследствии умерли из-за недостатка еды, питья и ухода.
Илл. 84 Уильям Симпсон. Атака на Малахов курган. 1855
Кроме моста для эвакуации были задействованы пароходо-фрегаты — каждый за рейс брал по 1200–1300 чел. Одновременно они по мере возможности прикрывали огнем своей артиллерии подходы к берегу. При эвакуации войск присутствовали начальник гарнизона со штабом. За отходом наблюдал Горчаков, вместе со своим штабом он оставил город на катере после завершения отхода частей. Последним из высших начальников Севастополь покинул генерал А. П. Хрущов, после чего по его приказу мост был разведен. До последнего момента соблюдался полный порядок. Эвакуация была очевидно заметна для противника, но ей никто не мешал. Потери составили не более 100 чел., не считая оставленных раненых. На следующий день союзники передали их русским. У противника не осталось резервов для развития своего успеха, а стоявшие на позициях войска были настолько ослаблены потерями и утомлены, что могли только обороняться. Пелисье, зная о том, что на других участках атакующие были отбиты, готовился к отражению ночной атаки. Имея возможность видеть отход войск по мосту, генерал по-прежнему опасался русского контрнаступления.
«От взрывов колебалась и стонала земля, — вспоминал один из русских офицеров. — Над горящим городом стояло густое облако дыму и пыли. Кругом разносились то оглушающий треск, то глухой гул. Пламя пожара освещало длинный мост, с торопливо движущейся толпой; артиллерию, метавшую свои орудия в бухту; последние суда Черноморского флота, погребавшие себя в любимых волнах». Пламя горевшего города было столь ярким, что у моста можно было читать письма. Было затоплено шесть линейных кораблей, один фрегат, один корвет и пять бригов. Один стоявший на стапеле пароход сожжен, остальные отведены к северному берегу бухты и затоплены у берега. Корабли уходили под воду с глухим гулом.
Илл. 85 Франц Рубо. Последний взгляд (Переправа через Севастопольскую бухту). 1878
Утром 28 августа (9 сентября) команды добровольцев взорвали укрепления берегового фронта Южной стороны. В следующий день командой с пароходо-фрегата «Владимир» был произведен взрыв Павловской батареи у входа в гавань. От трехэтажного сооружения остались обломки. Пожары в городе стали стихать только 30 августа (11 сентября), когда начался дождь. В ночь с 30 на 31 августа (с 11 на 12 сентября) «Владимир» был сожжен, предварительно с корабля были сняты орудия и боеприпасы.
1 (13) сентября Тотлебен записал в дневнике: «Севастополю держаться более было невозможно. Оба неприятельские флота давали союзникам средство выставить громадную артиллерию, с которою наша не могла соперничать… Даже враги, и те удивляются нашему упорству и искусству. Воля Господня исполнилась, и мы сделали всё, что мы обязаны исполнить в отношении к царю и отечеству. Никто не смеет требовать невозможного при превосходнейших, чем наши, средствах союзников». Горчаков докладывал императору: «Неприятелю оставил вместо города одни пылающие развалины. Правда, что вещественная потеря наша огромна. Но она во всяком случае была неизбежна; как вывести орудия и корабли? Я думаю, что она окупилась продолжительностью обороны Севастополя».
30 августа (11 сентября) 1855 г. Александр II подписал Высочайший приказ по русским армиям, в котором говорилось: «Долговременная, едва ли не беспримерная в военных летописях, оборона Севастополя обратила на себя внимание не только России, но и всей Европы. Она с самого почти начала поставила его защитников наряду с героями, наиболее прославившими наше Отечество. В течение одиннадцати месяцев гарнизон севастопольский оспаривал у сильных неприятелей каждый шаг родной, окружавшей город земли, и каждое из действий его было ознаменовано подвигами блистательнейшей храбрости. Четырехкратно возобновляемое жестокое бомбардирование, коего огонь был справедливо адским, колебало стены наших твердынь, но не могло потрясти и умалить постоянного усердия защитников их. С неодолимым мужеством, с самоотвержением, достойным воинов-христиан, они поражали врагов или гибли, не помышляя о сдаче. Но есть невозможное и для героев. 27-го сего месяца, после отбития шести отчаянных приступов, неприятель успел овладеть важным Корниловским бастионом, и главнокомандующий крымской армией, щадя драгоценную своих сподвижников кровь, которая в сем положении была бы уже без пользы проливаема, решился перейти на Северную сторону города, оставив осаждающему неприятелю одни окровавленные развалины. Скорбя душою о потере столь доблестных воинов, принесших жизнь свою в жертву Отечеству, и с благоговением покоряясь судьбам Всевышнего, коему не угодно было венчать их подвиги полным успехом, Я признаю святою для себя обязанностью изъявить и в сем случае от имени Моего и всей России живейшую признательность храброму гарнизону севастопольскому, за неутомимые труды его, за кровь пролитую им в сей, почти целый год продолжавшейся, защите сооруженных им же в немногие дни укреплений. Ныне, войдя снова в ряды армий, сии испытанные герои, служа предметом общего уважения своих товарищей, явят, без сомнения, новые примеры тех же воинских доблестей. Вместе с ними и подобно им, все наши войска, с тою же беспредельной верой в Провидение, с той же пламенной любовью ко Мне и родному нашему краю, везде и всегда будут твердо встречать врагов, посягающих на святыни наши, на честь и целость Отечества, а имя Севастополя, столь многими страданиями купившего себе бессмертную славу, и имена защитников его пребудут вечно в памяти и сердцах всех русских, совокупно с именами героев, прославившихся на полях Полтавских и Бородинских».
Илл. 86 Уильям Симпсон. Внутри Николаевской батареи в Севастополе (фрагмент). 1856
Севастополь пал. Что дальше?
Итак, главная база русского Черноморского флота пала. Русские войска оставили Южную сторону города.
В Севастополь французы и англичане начали входить лишь 29 августа (10 сентября). Противник немедленно установил дальнобойную артиллерию, которая открыла огонь по оставшимся русским судам, и ночью 31 августа (12 сентября) с них были сняты орудия и боеприпасы, а сами корабли — 10 пароходов и один транспорт — подожжены и затоплены. Оборона крепости закончилась.
Это был поединок невиданной до этого напряженности. В течение его обороняющиеся выпустили 1 027 тыс. снарядов, союзники — 1 356 тыс.; русские израсходовали 16 560 тыс. патронов, союзники — 28 500 тыс.; союзники израсходовали 271 650 пудов пороха, русские — 160 000 пудов, за всё время осады на поле боя у нас выбыло из строя 102 669 чел., у противника — 54 000.
Несмотря на потрясшие воображение британских и французских политиков потери, это был крупный успех коалиции. Разрушенный Севастополь действительно представлял собой окровавленные развалины, но союзники сумели помародерствовать и там. Как всегда, на этом поприще прежде всего отличились французы. Как и в 1812 г. в Москве, они начали грабеж, но на этот раз грабеж руин и кладбищ. Была разграблена кладбищенская церковь, осквернены ее иконы. Французские пехотинцы вскрыли и ограбили даже могилы русских адмиралов, а колокол Свято-Николаевского Морского собора был вывезен как трофей и установлен в соборе Парижской Богоматери (украденный колокол был возвращен в 1913 г. президентом Франции как свидетельство русско-французской дружбы в новых внешнеполитических условиях).
Последним действием коалиции стала атака крепости Кинбурн. 7 октября из Балаклавы и Камышовой бухты вышло 40 французских и 50 английских судов вместе с десантом — 5500 англичан и 4000 французов. Эти силы были выделены против небольшого и слабого форта, расположенного на косе у входа в Днепровский лиман. Крепость была перестроена из старого турецкого укрепления в 1793 г. В мирное время здесь могли расположиться не более 400 чел. В форте имелось около 100 старых и не годных к стрельбе орудий, 78 18- и 24-фунтовых пушек и 10 мортир. Пушки, обращенные к морю, имели запас в 150, а к лиману — 120 зарядов. В погребах не хватало положенного запаса бомб и ядер. Гарнизон состоял из 37 офицеров и 1427 солдат, большая часть из которых была необученными новобранцами.
Здесь впервые на практике прошли испытания пять броненосных плавучих батарей, выстроенных по приказу Наполеона III. Первоначально предполагалось использовать их в действиях на Балтике, но потом они были направлены на Черное море. 15–16 октября около 90 кораблей союзников обстреливали Кинбурн с дальних дистанций, 17 октября в бой на ближней дистанции вступили французские броненосцы, против которых русская артиллерия была беспомощна. Три плавучие батареи — «Девастасьон», «Лав», «Тоннант» — подошли на 375 сажень, каждая стреляла из пятнадцати 19,5-дюймовых орудий. Русские комендоры добились не менее 135 попаданий в два бронированных корабля, но ядра не нанесли им почти никакого ущерба. Противник потерял двоих убитых и 25 раненых, гарнизон — 20 убитых и 60 раненых. Исчерпав возможности сопротивления, крепость сдалась.