А вскоре русско-американское сближение достигло своего апогея. В июле 863-го российское правительство принимает исключительно смелое решение: направить одновременно две военные экспедиции — к атлантическому и тихоокеанскому побережью Соединённых Штатов. Тут ставились две цели: создать угрозу морским путям так называемых «потенциальных противников», но главное — укрепить русско-американские связи. Вместе с тем наличие русского военного флота у берегов Америки вызвало шумный дипломатический взрыв. Распространялись упорные слухи о тайном союзе между Россией и США. Это ещё более упрочило международное положение северян.
Первое время Горчаков довольно сдержанно относился к идее посылки русского флота к берегам Америки (предложение исходило здесь от морского министерства). Однако вскоре он изменил своё мнение. В сентябре Горчаков уже говорил «об удачности мысли и отличности исполнения отправки эскадр». Несомненно, что так оно и было. Америка торжественно встретила русских моряков. Их приветствовали салютами, в честь их устраивались пышные банкеты, произносились пылкие речи и т.п..
Поход русских эскадр к берегам Америки был завершающим этапом дружественных действий России по отношению к США в те годы. Гражданская война вскоре закончилась полным поражением Юга. Однако тесные политические взаимодействия между обеими странами по-прежнему сохранялись. В 1866 году в Россию прибыла с ответным визитом эскадра американских кораблей. И в последующие годы между Россией й Соединёнными Штатами Америки поддерживались дружественные отношения.
Итак, дипломатия Александра II приносила свои плоды: Россия черпала опору в новых союзниках, находя их то здесь, то там. Но внешнеполитический горизонт вдруг резко омрачился — опять по причинам сугубо внутренним: в начале 61-го вспыхнуло восстание в Польше, второе за последние тридцать лет.
Горчаков был очень крупным политическим деятелем, но он всё же никак не равнялся Петру Великому; даже «полудержавный» Меньшиков, пожалуй, крупнее, шире его по пониманию государственных задач. Горчаков был прирождённым дипломатом — выдающимся создателем российской внешней политики, но внутренние, корневые дела страны он знал неважно. Да и откуда? В юности — замкнутый Лицей, а потом — почти всю жизнь за границей. Правда, в отличие от множества иных высокопоставленных деятелей, которые готовы соваться в любые области политики или культуры, размашисто высказываться по любым вопросам, Горчаков потому и остался в истории истинно крупным деятелем, что умел ограничивать область своего влияния, осознавания собственных проблем. Немаловажное качество для всякого политика! Он занимался дипломатией, и только ею.
Разумеется, Горчаков, как глава важнейшего государственного ведомства, участвовал в разработке и решении многих ключевых вопросов внутренней политики. Хорошо известно, например, что он решительно возражал влиятельным реакционерам во время подготовки законопроекта об отмене крепостного права. Можно привести немало других случаев, когда он противился крайним, насильственным мерам: так, после студенческих волнений в Петербурге осенью 61-го на заседании совета министров Горчаков выступил против роспуска университета, вызвав недовольство самого Александра II.
Георгий Чичерин: «Кн. Горчакова огорчало проявление националистических страстей в русской печати. Министерство докладывало в отчёте за 1869 год, что газетные критики, направленные против Прибалтийского края, достойны сожаления: «Эти ярые споры бросают между народами семена раздора, которые могут, в случае кризиса, оказать давление на Правительство».
Не отвлекаясь от основного сюжета, скажем лишь, что число таких примеров Горчакова легко умножить, за всё время государственной деятельности, но важно подчеркнуть итог: в вопросах внутренней жизни страны его слово не получало решающего значения.
Польша, имевшая тысячелетнюю государственную историю, была в те годы лишь «Царством Польским», генерал-губернаторством императорской России. Все общественные свободы и права сурово подавлялись, что вызывало в самых широких слоях поляков сильный общенациональный протест. Передовая Россия дружно и смело выступала за предоставление независимости братскому народу, но в верхах Петербурга эта справедливая с любой точки зрения идея никакой поддержки не получила. Напротив, верх взяли самые реакционные деятели, опиравшиеся на одно лишь насилие, выразителем которых стал известный публицист М.Н. Катков.
Ко внутренним польским делам Горчаков непосредственного отношения не имел. Не поднимаясь, к сожалению, над уровнем своего сословия, он считал необходимым сохранение Польши в составе Российской империи. Вместе с тем он отрицательно относился к политике полного подавления польской национальности, проводившейся при Николае I. Горчаков говорил, что русская администрация в Польше должна действовать в духе примирения противоречий и уважения к коренному населению. Весной 1861 года в одном из частных писем он признал: «Мы не были во всём чисты перед Польшей». Не стоит преувеличивать «полонофильства» Горчакова, в котором его обвиняли противники, но когда в правительстве стал вопрос о дальнейшей политике по отношению к полякам, он решительно высказался за либеральный курс.
Он, вслед за тогдашним военным министром Д.А. Милютиным, стоял за предоставление Царству Польскому автономии. Помимо вообще присущих ему стремлений к мирным разрешениям споров, немалое значение имело и то, что Горчаков понимал, какие международные осложнения это может вызвать для России. И действительно, послы в Англии и Франции доносили ему о выступлениях общественности этих стран в поддержку поляков и о том, что правительства Англии и Франции не преминут воспользоваться «польским вопросом» в своих интересах, сугубо своекорыстных.
В январе 1863 года в Польше вспыхнуло открытое восстание. Начались столкновения партизанских отрядов с царскими войсками. Европейские державы немедленно предприняли попытки вмешаться в польские дела.
Первым начал Бисмарк. В конце января он послал в Петербург генерала Альвенслебена, который от имени Пруссии предложил Александру II заключить конвенцию о совместных действиях русских и прусских войск против восставших. «Великодушное» предложение Бисмарка преследовало несколько целей: во-первых, быстрее подавить восстание, которое угрожало перекинуться в польские области Пруссии, а во-вторых, добиться сближения с царским правительством и нанести ущерб франко-русским отношениям: Франция делилась его главным противником.
Горчаков был резко настроен против подобного соглашения. Он писал наместнику Царства Польского великому князю Константину: «Ввиду колебаний Франции и недоброжелательного отношения Англии, оно вызвало бы осложнения, несмотря на простоту самого факта. Сверх того, я сознаю это по инстинкту, оно оскорбило бы национальное чувство у нас и дало бы Европе странное представление о нашей мощи...» Однако Александр II принял решение заключить соглашение с Пруссией; сказалось влияние прогерманских настроений царя и его приближённых. 27 января Горчакову пришлось подписать соглашение, хотя и против своих убеждений.
Русско-прусская конвенция не получила никакого практического применения, но отрицательные последствия её не заставили себя ждать. Сведения о конвенции быстро получили огласку, и правительства Англии и Франции не замедлили воспользоваться этим прецедентом для вмешательства в дела польского восстания. Они рассчитывали, что тяжёлое внутриполитическое положение России заставит её отступить перед объединённым выступлением западных держав. Наполеон III оказал давление на Австрию с целью привлечь венский кабинет к совместному выступлению в «защиту» поляков.
Не стоит ни на ноту верить, разумеется, в «гуманность» правящих кругов Лондона и Парижа: им не было никакого дела до польской революции, они заботились лишь о своих узкокорыстных целях. «Буржуазия всегда считала правильным, — говорил Маркс, — подстрекать поляков в начале каждого их нового восстания, предавать их путём своей дипломатии в течение этого движения и покидать их в беде, когда Россия их подавляла».
Горчаков настаивал перед Александром II на немедленном объявлении амнистии восставшим полякам. Это предложение было принято, и 31 марта царь издал соответствующий манифест. Тогда Англия и Франция перешли к открытому давлению на Россию, и какому давлению!
В Петербурге 5 апреля 1863 года послы Франции, Англии, а через два дня и Австрии один за другим вручили Горчакову ноты своих правительств. Наиболее резкой из них была английская. Правительство Великобритании, говорилось в ней, «озабочено» событиями в Польше, которые нарушают спокойствие в Европе, и предлагает России «возвратить мир» польскому народу. Французская нота была написана в более умеренном тоне, однако в ней содержался прозрачный намёк на желательность полного отделения Польши от России. Нота Австрии говорила лишь о том, что волнения в Царстве Польском вызывают напряжённость в Галиции, где проживало много поляков.
Англия, Франция и Австрия предложили всем европейским государствам присоединиться к их выступлению по польскому вопросу. Испания, Португалия, Италия, Швеция, Нидерланды, Дания и Турция также направили в Петербург послания в «защиту» Польши. Не преминул высказаться по этому поводу и папа римский.
Недвусмысленная военная угроза столь многих стран произвела в Петербурге впечатление, близкое к панике. Высшие сановники опасались войны, а им-то было хорошо известно, в каком плачевном состоянии находилась в то время царская армия (например, неожиданно выяснилось, что даже Кронштадт невозможно защитить от нападения англо-французского флота). В то напряжённое время только министр иностранных дел трезво оценил обстановку. «Я сам не вижу приближения войны, — говорил Горчаков в то время, — я даже убеждён, что опасения насчёт войны, господствующие здесь в некоторых кругах, являются совершенно необоснованными. На нас никто не нападает; если бы на нас пожелал напасть Луи Наполеон, то Англия ни в коей мере не склонна к этому, а без Англии и Австрии он один не может предпринять ничего». После совещаний у царя решено было отклонить попытку вмешательства западных держав.