I
Berliner Bцrsen-Courier, Берлин:
«Нам пишут из Парижа:
Император Наполеон III похищен из тюрьмы Мазас, где его содержали бунтовщики. Возможно, это лишь неуклюжая попытка скрыть то, о чем давно говорят во всех европейских столицах: несчастный император казнен по тайному приговору «Июньского комитета»!
Wiener Zeitung, Вена:
«Плененного мятежниками императора выкрали из застенка его сторонники!
Легион Свободы высадился в Марселе и движется на Париж!
Что ждет Францию – новые «Сто дней» или новая Вандея?
Вмешается ли Англия?»
II
– Но каков стервец! – возмущался Белых. – Меняем третью лежку, и всякий раз этот сопливый ниндзя возникает на крыше, самое позднее, через сутки! Может, зря я не позволил Гринго его завалить?
– Не будьте таким букой! – улыбнулась Фро. Ее искренне забавляло, когда сher George[22] сердился. – Во-первых, твои янычары не настолько жестокосердны, чтобы обидеть это enfant crasseux а Paris[23], а во-вторых, спрятаться в этом городе от таких, как малыш Мишо, – дело немыслимое. Если, конечно, собираешься оставаться на поверхности, а не лезть в клоаку, которую описывает ваш мсье Гюго.
После боя в Сент-Антуанском предместье минуло шесть дней. Группа Белых успела сменить три конспиративные квартиры. Это было скорее перестраховкой, чем насущной необходимостью: тайной полиции в Париже то ли не было вовсе, то ли ее агентам сейчас не до подозрительных чужаков, свои бы шкуры спасти! Единственным, кто проявлял интерес к группе, оставался маленький савояр. Он выходил на их след с завидной регулярностью и едва не поплатился за это жизнью. В отсутствие Белых и Фро (они отправились на бульвары понаблюдать за ликующими толпами, празднующими le renversement du tyran détesté[24]) Гринго, отвечавший за безопасность базы, обнаружил незваного гостя на соседней крыше, взял на прицел и, к счастью для юного трубочиста, решил, прежде чем нажимать на спуск, доложиться командиру. Белых сразу понял, кто нанес им визит, так что малыш Мишо избежал роковой пули. Более того, он так и не узнал, какой подвергался опасности, и по-прежнему встречал новых друзей широченной улыбкой.
Впрочем, каплей лишь делал вид, что сердился. Ему нравился маленький савояр; к тому же мальчишка приносил группе вполне ощутимую пользу. В ночь восстания, после того как волна мятежа, вырвавшись из парижских предместий, захлестнула центр города, кто, как не малыш Мишо, показал им, как забраться, в обход всех караулов, на крыши Елисейского дворца? Только благодаря ему они стали свидетелями того, как восставшие вытряхнули Наполеона III из кареты и торжественно препроводили в тюрьму Мазас. Белых, Змей и Карел и малыш Мишо последовали за процессией в лучшем стиле фанатов паркура – поверху, над мостовыми, заполненными вооруженными толпами, прячась за трубы и мансарды. И успели увидеть, как за плененным императором захлопнулась кованая калитка.
Дело, казалось, было сделано: можно покидать Париж и отправляться через Руан, в Нормандию, по заранее намеченному маршруту отхода. Но Белых ждал; на настойчивые вопросы Фро и Лютйоганна – что они, собственно, забыли в Париже и долго еще будут торчать в грязных кварталах по соседству со всякими мизераблями? – он хмурился и неизменно переводил разговор на другие темы.
Спецназовцы, народ дисциплинированный, ни о чем не спрашивали. И так ясно, что у командира имеется некое задание, оглашать которое он пока не хочет. Или не может. А пока они раз в три дня меняли базы да выбирались порой в город – посмотреть, послушать, вдохнуть воздух Парижа, в очередной раз скинувшего законную власть.
Но седьмой день на афишных тумбах запестрели листки с воззваниями «Июньского комитета» (так называли себя вожаки восстания). Листки сообщали о грядущем судебном процессе; парижанам предлагалось прийти на площадь Отель-де-Виль, дабы высказать свою волю. Прочтя воззвание, Фро нахмурилась, закусила губу: «Mon cher ami, я не питаю особой любви к нынешнему императору Франции, но не забывай – эта площадь когда-то называлась Гревской. Здесь жгли, вешали и колесовали и до Революции, а в 1792-м впервые опробовали гильотину. Право, мне страшно за бедняжку Луи-Наполеона!»
III
Рация тихо пиликнула. Каплей потянулся к ней и замер, поймав недоуменный взгляд Змея. По очереди взглянул на каждого, кто сидел за столом.
Фро. Гринго. Лютйоганн. Карел. Вий. Змей.
Все здесь.
Коробочка настырно пищала.
– Никто на рации не сидит?
Белых отжал тангенту.
– Снарк в канале, прием.
– Капитан-лейтенант Белых? Говорит Фомченко. Вы в Париже?
«Нет, б…, в Кзыл-Орде! В городской застройке «потаскун» бьет на пять кэмэ максимум…»
– Так точно, товарищ гене… простите, откуда вы?..
– Жду вас через тридцать минут на бульвар де Тампль, возле Театр-Лирик. Отбой.
Коробочка замолкла
– Жорж, друг мой… – голос Фро был полон яда. – Женераль Фомченко́ приглашает нас в театр? Если да, то это неучтиво – оставить даме полчаса на туалет!
Белых шагал вдоль бульвара, насвистывая на ходу веселенький мотивчик. Цилиндр, жилетка под распахнутым сюртуком, тонкая тросточка – рантье или мелкий торговец, из числа тех, кому доход не позволяет перебраться в квартал Марэ, а амбиции запрещают селиться в Латинском квартале. Змей в обычном своем прикиде (блуза мастерового, широкие штаны, потертое кепи) следует чуть позади, цепко оглядываясь по сторонам. Фро под ручку с Лютйоганном фланируют по другой стороне – парочка небогатых буржуа. Гринго, в облачении возчика, зажав под мышкой длинный, оплетенный кожей бич, отстает на двадцать шагов, контролируя обе группы.
От толпы у афиш отделилась приземистая фигура и двинулась навстречу. Мужчины остановились, когда их разделяло пять шагов, несколько секунд изучали друг друга, шагнули навстречу, протягивая ладони для рукопожатия.
– За углом ждет фиакр, – сказал генерал. – Дайте знак своим друзьям, пусть найдут экипажи и следуют за нами. Оружие при вас?
Белых похлопал себя по левому боку.
– Сейчас оно вам не понадобится. Едем ко мне на квартиру. В дороге молчите – сейчас в Париже только ленивый не стучит в этот их «Июньский комитет».
– …Прошу выполнять распоряжения его превосходительства, как мои собственные.
Великий князь сделал паузу и добавил, слегка понизив голос:
– Прошу меня извинить, Игорь Иванович, но этого потребовали обстоятельства. Желаю вам и вашим друзьям удачи.
– Такие вот дела, товарищи. – Фомченко закрыл ноутбук. – До окончания операции поступаете в мое распоряжение.
Как бы Фро не взбрыкнула, встревожился спецназовец. Она к такому тону не привыкла, все больше лесть да уговоры…
«Товарищи», сидящие на двух канапе, дисциплинированно молчали.
– Прошу извинить за некоторую театральность с этой записью, но иначе вы не поверили бы, что распоряжения на самом деле исходят от великого князя. Ситуация сейчас такова, что план операции надо срочно менять.
– И что именно надо менять? – Если генерал рассчитывает держать их на коротком поводке, отдавая распоряжения в последний момент, то это он зря. – Я, как руководитель группы, должен представлять задачу хотя бы в общих чертах. Вы не подготовлены для силовых акций и можете неправильно оценить…
– Ты так в этом уверен, каплей? – усмехнулся Фомченко.
«…Вот оно что…»
– Ладно, не ершись. Я не из ГРУ, как ты только что подумал, но кое-какую подготовку прошел. После того как меня списали с летной работы, пришлось побывать в роли военно-воздушного атташе. Здесь, в Париже.
«Только «засланного казачка» нам не хватало! – Белых едва сдержал матерную тираду. – Впрочем, тогда Фомич предъявил бы не видеозапись, а документик. Спецчернилами на особой ткани…»
– Поскольку о прослушке можно не беспокоиться, – продолжал Фомченко, – буду говорить открыто. Пункт первый: я здесь по личному распоряжению государя. Он не желает, чтобы над свергнутым императором Франции была учинена расправа. Пункт второй: по моим сведениям, завтра на заседании «Июньского комитета» Наполеона Третьего приговорят к высшей мере. Приговор приведут в исполнение немедленно. Для этого на площади Отель-де Виль не позже, чем через… – он посмотрел на часы, – не позже чем через три часа начнут сооружать помост под гильотину.
– Разрешите спросить, откуда такие точные данные? – не выдержал Белых. Происходящее напоминало ему скверный шпионский фильм, когда под самый финал появляется босс и раздает единственно верные указания. – У вас свои люди в комитете?
– Откуда? Мы покинули Питер месяц назад, а этот комитет всего неделю, как учрежден. Просто понятия не имеют о режиме секретности. Вчера мой помощник заглянул в ратушу: хочу, говорит, увидеть стены, в которых вершится история! За монету в один франк служитель провел его в зал, где заседают комитетчики. Дальше – дело техники: улучил момент и рассовал по углам кое-какие штучки.
Белых едва сдержал вздох облегчения. Действительно, элементарно.
– Вы упомянули о помощнике. Какая у вас группа?
– Со мной из Питера приехали трое. Жандармы, или из Третьего отделения… короче, контора. Языки, манеры, знают местную обстановку… Ну и я им кое-что растолковал.
– Например, как правильно ставить жучки? Кстати, откуда у вас аппаратура? Вроде на «Адаманте» такого не было?
Фомченко вместо ответа ухмыльнулся.
«…Понятно, глупый вопрос…»
– Генерал, позвольте поинтересоваться, почему государь поручил эту миссию именно вам?
Спецназовец чуть не подскочил от неожиданности. Ай да Фро!
– А потому, мадам, – Фомченко слегка наклонил голову, – что император Всероссийский человек умный и понимает, что не стоит класть все яйца в одну корзину. Он одобрил парижскую затею великого князя и Велесова, но позаботился и о запасном варианте.
– То есть вы – это «план Б»? – сощурился Белых.
Фомченко шутливо развел руками.
– Но тогда вы должны действовать независимо. Почему же великий князь переподчинил вам нашу группу?
– Я же говорю – запасной вариант. У нас и свое задание есть, не зря же мы сидим здесь уже вторую неделю!
«Вот, значит, кто переправил в Париж брошюрки Гюго… – с запозданием сообразил офицер. – Такие вещи без надежных связей не делаются; у русской разведки наверняка есть в Париже резидентура и Фомич с ней в контакте. Потому-то его и не стали светить, а спихнули распространение «нелегальшины» на них». Белых припомнил, как они выходили на связь с неведомым поставщиком: письмо до востребования в почтовом отделении крошечного городка близ Парижа. И все это время Фомченко о них знал, а в контакт вступил, только когда приперло.
«…Значит, вариант «Б»?..»
– А вы не боялись случайно сработать против нас? Мы же не знали ваших жандармов в лицо. Случись что – не церемонились бы.
– Это вряд ли, я же был в курсе вашего задания. Например, знал, что вытаскивать Наполеона вы не станете, а значит, не пересечетесь с моим человеком в ратуше. Разве что зайдете от скуки поглазеть. Кстати, пока не поздно, и в самом деле загляните.
– Это еще зачем?
– А затем, что на утреннем заседании комитета решено перевести императора в ратушу и содержать там до суда. Если я верно разобрал, его держат на третьем этаже, в комнате под шпилем. Вот, держите флешку, тут фотки и аудиофайл. Есть на чем открыть?
Белых кивнул.
– Наверх вас не пустят, там охрана. Зайдите в холл, осмотритесь, прикиньте варианты. Сработать надо ночью; в девять утра императора отведут в зал суда, там его не достать.
– Вы позволите, мон женераль?
– Уи, мадам… – Фомченко был сама любезность.
– Видите ли, Ваше Превосходительство, – боевая подруга лукаво улыбнулась, – один из наших парижских знакомых, пожалуй, может нам помочь. Если, конечно, захочет.
И чуть заметным движением подбородка указала на массивный камин в углу комнаты.
IV
Управились быстро – четверть часа на все про все, с учетом того, чтобы залезть на крышу и спуститься вниз, волоча на себе спеленутого, как мумия, «клиента». Ни единого выстрела. Ни единого трупа. В Варне с беглым Фибихом и то было больше возни, а тут целый император Франции!
Конечно, любая революция имеет своим следствием бардак, и такая организация караульной службы – неизбежное его проявление. Но чтобы плененного тирана, за которого стоит изрядная часть провинций, половина армии, поддерживают могучие соседи, охраняли два унылых типа с незаряженными ружьями и тупыми тесаками?
Или вся охрана внизу стережет лестницы на третий этаж? А почему нет часовых в коридорах, на поворотах? И где комната с бодрствующей сменой? И почему, черт возьми, до сих пор не было ни одного обхода?
Это не укладывалось в голове.
Впрочем, тем лучше. Ни Белых, ни его бойцы вовсе не жаждали пройтись по зданию ратуши так, чтобы позади все взрывалось и горело, а впереди рыдало и разбегалось.
Маньяков в спецназе не держат.
Оставив Змея и малыша Мишо прятаться за высоченной трубой, одной из двух, обрамлявших левую башню здания ратуши, Белых, Карел и Вий надвинули на глаза ПНВ и поползли по карнизу, нацелившись на мансардное окно, прилепившееся к заостренной готической крыше. Гринго контролировал фасад ратуши со своим «Винторезом», устроившись в квартире второго этажа в здании напротив. Хозяин квартиры, пятидесятилетний плешивый эльзасец, в данный момент томится, связанный по рукам и ногам, под собственной кроватью.
А кому сейчас легко?
Кто еще? Лютйоганн мается на мостовой, у подъезда, с рацией под полой. В дальнем конце площади ждет Фомченко в фиакре.
Два щелчка тангентой.
– Снарк, я Гринго, чисто.
– Я Змей, чисто.
Легкий шлепок по плечу – Карел. Сзади тоже порядок.
Решетки на окне мансарды не оказалось. Щеколда секунд пять сопротивлялась ножу, потом тяжелая рама, чуть скрипнув, приоткрылась, и черные тени проникли внутрь. В комнате пусто; в этом они убедились, прежде чем взломать раму с помощью гибкого щупа с крошечной видеокамерой. Сейчас этот щуп пролез под дверь; изображение лестницы, ведущей вниз, на третий этаж, медленно поворачивается на маленьком нарукавном экранчике. Минута… две… никого. Только тускло, через один, светят газовые рожки.
Белых сдвинул ПНВ на лоб и выскользнул на лестницу. Так, вниз, два пролета… щуп с камерой за угол. Никого? Поворот направо… короткий, с единственным окном коридор, левый поворот… следующий коридор… здесь!
Карел страхует тыл; Белых с Вием одним броском преодолели пять метров, отделявших их от скучающих часовых. Глухие удары, сдавленный хрип, бесчувственные тела сползают на пол. Жест вправо – Вий понятливо берет под контроль противоположную часть коридора. Белых замер, прислушался – за дверью тишина. Как там учила Фро?..
Дверь распахнулась. Высокий мужчина, в измятом мундире, замирает в резном кресле, вскакивает и чуть не падает, пытаясь отскочить к окну. Это ничего – немудрено испугаться, когда в ночь перед казнью к тебе в комнату вламывается тип, с ног до головы в черном, с непонятным приспособлением на голове и пистолетом в руке.
«…Одутловатое лицо, высокий лоб… узкая бородка, длинные усы «в шильце»… он!»
– Votre Majesté, nous sommes venus pour vous sauver![25]
V
На этот раз Фро подыскала для группы двухэтажный домишко в квартале Сен-Жермен, недалеко от моста Турнель – того самого, припомнил Белых, на котором Портос из «Трех мушкетеров» встретил своего будущего слугу Мушкетона. Новое пристанище группы было ветхим, полным сквозняков, сдавалось за непомерную плату, но имело, с точки зрения спецназовцев, неоспоримые преимущества. Фасад его смотрел на набережную Турнель, а выйдя через заднюю дверь, можно было закоулками добраться до улицы Хильдеберт, что недалеко от собора Сен-Жермен-де-Пре. Крыша вплотную примыкала к кровлям соседних зданий; выбравшись на нее через мансардное окно, можно было, не спускаясь на мостовую, пересечь весь квартал.
Крышу, как и кровли окрестных домов, помог обследовать добрый знакомый спецназовцев, малыш Мишо. Предвидя скорое расставание, Белых вручил юному савояру горсть золотых наполеондоров, а Фомченко прибавил к ним запечатанное сургучом письмо: «Когда мы уедем, подожди две недели и отнеси по адресу, указанному на конверте. О тебе позаботятся».
И наконец, в полу темного, заваленного полусгнившим хламом подвала обнаружилась чугунная решетка, прикрывавшая глубокий колодец. Темный провал источал отвратительные миазмы, сырость от него расползалась по всему зданию. Но именно эта архитектурная деталь и подкупила Белых, заставив согласиться на непомерную плату, запрошенную домовладельцем.
Капитан-лейтенант обследовал колодец в первый же день и обнаружил именно то, на что рассчитывал. Узкий тоннель тянулся под кварталом Сен-Жермен метров на двести, а дальше соединялся с другим, ведущим в один из главных каналов парижской дождевой канализации. Этот канал заканчивался в полутораста метрах от моста Турнель. Широкий низкий лаз перекрывала заросшая многолетней ржавчиной решетка, но для Белых, в отличие от Жана Вальжана, это не было препятствием.
Единственным неудобством было то, что тоннель на полтораста шагов от решетки оказался затоплен и кое-где глубина достигала полутора метров. Впрочем, достаточно широк, чтобы вместить плоскодонку, из числа тех, что во множестве шныряли по Сене. Немного поразмыслив, Белых решил принять меры заранее: той же ночью они с Вием увели возле моста Руайяль подходящую посудинку и загнали ее в тоннель. Замок, запиравший решетку, Белых приладил на прежнее место, тщательно замаскировав следы распила на дужке смесью ржавчины и быстросхватывающего клея.