I
Указ президента Российской Федерации от 11 ноября 2076 г.:
«Учитывая всемирно-историческое значение установления Оси Времени в 2017 году и в целях координации деятельности федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления и общественных объединений по подготовке и проведению празднования в июле следующего, 2077 года 60-й годовщины этого события, постановляю:
Возложить на Российский организационный комитет «Единство» координацию деятельности федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления и общественных объединений по подготовке и проведению мероприятий, посвященных…»
Летосчисление Эпохи Оси Времени (Э.О.В.)
Статья из Энциклопедического словаря
Брокгауза и Ефрона.
1890 г. Р.Х./35 г. Э.О.В.
«…празднование дня Оси Времени установлено Высочайшим именным Указом Государя Императора Александра II в 1885 г. от Р.Х. Тем же указом введено двойное летосчисление – от Рождества Христова и «Эры Оси Времени». Аналогичный указ и летосчисление были введены нашими соотечественниками в России XXI века. Принятое написание в обоих случаях выглядит так: ХХХХ Р.Х./УУ Э.О.В., или сокращенно, ХХХХ/УУ. ХХХХ здесь – текущий год в летосчислении от Рождества Христова, а УУУ – дата, отсчитываемая от момента установления Летосчисления Эпохи Оси Времени…»
II
Машину трясло, что порой говорить было невозможно. Глебовский дал Велесову не легковой «Рено», а грузовичок «Пирс-Эрроу», и теперь Сергей с тремя константиновцами трясся в дощатом кузове по приморской грунтовке.
Разгоняться больше сорока не получалось, но и это было слишком много для потрепанного грузовичка. Справа, на фоне неба, мелькнула вышка оптического телеграфа; за ней утопали в садах домишки татарского селения Улуккул-Аклес.
«Пирс-Эрроу» миновал плато и стал спускаться по неровной дороге к реке. Отсюда открывался вид на море и низменную приморскую степь, что тянулась до самых Сакских озер. Возле берега чернел на отмели остов сгоревшего парусного линкора. Эхо октябрьских боев, подумал Велесов. Надо же – еще полугода не прошло…
– А почему с вами не соглашаются, Сергей Борисыч? – спросил Коля Михеев. – Вы ведь так толково объясняете! Неужели им непонятно?
Всю дорогу от Севастополя Велесов, глотая пыль, то и дело прикусывая язык на очередном ухабе, рассказывал константиновцам обо всем: о целях Проекта, планах Груздева и, главное, о том, что должно произойти сегодня.
– Беда в том, что они меня не слышат. Поставили себе цель и идут к ней, не замечая того, что творится вокруг. Такое бывает, когда люди тратят слишком много сил на решение конкретной задачи: им начинает казаться, что это и есть самое важное, а других перспектив в упор не видят.
Грузовик мотнуло так, что Коля, не удержавшись, слетел с сиденья. При этом он инстинктивно схватился за руку соседа. Штакельберг коротко взвыл от боли в раненом плече.
– Осторожно… – засуетился Велесов. – Петя, сильно болит?
Побелевший как бумага Штакельберг мотнул головой.
– Продолжайте, Сергей Борисыч. Что вы там говорили о перспективах?
– Что? А-а-а, это я о том, что можно сделать, объединив усилия двух Россий – той, откуда прибыли мы, и этой.
– Простите, что же тут объединять? – удивился Адашев. Он предусмотрительно устроился возле кабины и меньше других страдал от тряски. – Даже мы их обогнали буквально во всем: дредноуты, аэропланы, радио… А с вами и вовсе сравнивать смешно. Они для вас, уж простите, как папуасы с каких-нибудь Кокосовых островов!
– Вы не правы… кажется, Александр?
– Алексей, – поправил Адашев. – Можно просто Алеша.
– Так вот, Алеша, вы не правы. Дело не в технике и науке. Это все наживное. Нам нужно совсем другое…
– Я понял! – Коля Михеев хлопнул себя по лбу. Для этого пришлось отпустить борт, и он снова полетел бы на пол, если бы не Штакельберг, поймавший его здоровой рукой за портупею.
– Спасибо, Петь… Как я сразу не догадался? Золото, уголь, руды всякие, да? Вы у себя все это истратили и теперь хотите добывать здесь?
Велесов расхохотался. Он смеялся долго, порой срываясь на кашель. Константиновцы недоуменно взирали на этот приступ веселья.
– Как мы все же предсказуемы… прости, Коля, не хотел обидеть. Увы, пальцем в небо. Это было бы слишком просто. То есть нам, конечно, нужны полезные ископаемые, но не настолько, чтобы тащить их из прошлого. Чего-чего, а руд, золота и нефти у нас не на одно столетие припасено. Я говорил о людях, об их жизненной энергии, о жажде перемен, наконец! Один ученый называл это «пассионарностью»… Слишком многие, вместо того чтобы работать, искать, создавать что-то новое, сидят и ждут, когда им это преподнесут на блюдечке. А может, дело в том, что нам слишком сильно досталось за последние сто лет? Двадцатый век, молодые люди – он ведь ох какой страшный был! Мне кажется, Россия, да и другие страны все свои силы сожгли в войнах, революциях и всяком прочем, о чем даже вспоминать не хочется.
Велесов снова закашлялся, на этот раз наглотавшись пыли. Константиновцы молчали, ожидая продолжения.
– Мы как бы… надорвались, что ли? И теперь тычемся, как слепые щенята, не способные встать и сделать что-то по-настоящему значительное. Не поверите, у нас сорок с лишним лет назад люди слетали на Луну, а с тех пор – как отрезало! Мы тогда мечтали, что через двадцать лет будем выращивать яблоневые сады на Марсе, а в итоге так и копаемся на низких орбитах.
– Значит, дело в Космосе? – тихо спросил Штакельберг.
– Да нет же! То есть и в Космосе тоже, но не только в нем. Нам всем нужна великая цель, понимаете? Чтобы дух захватило, чтобы забыть обо всем! Вот тогда люди проснутся и покажут, на что они способны. А объединение двух Россий – это и есть такая цель. Те, кто не может найти себя в нашей унылой жизни, отправятся сюда – учить, лечить, внедрять новое, торговать, путешествовать, в конце концов! И не с туром «все включено» – по-настоящему, всерьез! Новые горизонты, неоткрытые земли – одна Черная Африка чего стоит… Помните, как у Гумилева?
Я пробрался в глубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города…
– Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы… –
подхватил Штакельберг. Услышав строки любимого поэта, он забыл о боли.
– Но трусливых душ не было меж нас.
Мы стреляли в них, целясь между глаз!
– Да, молодые люди, именно так! Мне порой кажется, что это стихотворение о нас, какими мы стали в двадцать первом столетии…
– Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна…
– Я узнал, узнал, что такое страх…
Погребенный здесь в четырех стенах… –
снова продолжил Штакельберг. Глаза его искрились восторгом.
– Точно! И кому легче от того, что эти четыре стены раздвинулись до границ всей планеты? Стены – они и есть стены. Тюрьма.
– Ну хорошо, Сергей Борисыч, это все о ваших соотечественниках… – Адашева, похоже, не тронула музыка гумилевских строк. – Предположим, они найдут для себя новые горизонты. Хотя какие они новые – все известно, карты имеются… Ладно, пусть. А здешние обитатели? Им-то с того что за корысть? Проводниками служить у новых Ливингстонов за бусы и патроны?
Велесов посмотрел на молодого человека с удивлением.
– Глубокая мысль, Алексей, хвалю… Нет, разумеется, ничего подобного. Они будут прежде всего учиться. Уверен, во многих наших вузах скоро откроют специальные подготовительные отделения для выходцев отсюда. Они выучатся, вернутся домой и будут строить новую жизнь. А кто-то, возможно, захочет и остаться и сделать карьеру у нас. Нет, я понимаю, здесь тоже всякого народа хватает – и жулики, и взяточники, и казнокрады в том числе, – но мы уж постараемся, чтобы к нам такие не попадали!
– А все же про Космос можно подробнее? – попросил Штакельберг.
– Я ведь уже рассказывал, Петя. Вместо того чтобы тырить технические новинки из будущего, можно развернуть грандиозные космические программы, причем и там, у нас, и здесь. Если Рогачев не ошибся со своими «эхо-червоточинами», даже нашими силами можно хоть завтра снарядить экспедицию на Марс!
– На Марс, – завороженно прошептал юноша. Вместо альминской степи перед глазами у него раскинулись кирпично-красные пески чужой планеты. Вот он шагает, увязая по колено, в резиновом мешковатом костюме и маске с круглыми стеклянными глазами, вроде противогазной. На спине – медный воздушный резервуар, опутанный гофрированными рубками и манометрами, в руках – верный геологический молоток…
– Именно! Ну, может, насчет «завтра» я погорячился, но уж лет через пятнадцать – наверняка.
– И все, что нужно для этого, убедить вашего ученого отключить свое устройство?
– Достаточно отсоединить генератор. Тогда Воронка начнет брать энергию из подпространства и между мирами возникнет проход, закрыть который никто не сможет.
Штакельберг кивнул.
– А как его отсоединить? – спросил практичный Адашев. – Вы ведь, как я понял, в этом не разбираетесь?
– Ну, кое-какое инженерное образование у меня есть. Но вы правы, Леша, сам я с установкой не справлюсь. Надо убедить Валентина… господина Рогачева нам помочь.
– А если он откажется?
– Куда он денется! – отрезал Штакельберг. – «Наган» к затылку, и…
У Велесова от удивления отвисла челюсть. Куда делся интеллигентный юнкер, еще вчера перебиравший чертежи в портовой конторе? Перед ним в кузове «Пирс-Эрроу» сидел один из тех, кто шел на огнеметы в Верденской мясорубке, лез на Турецкий вал, поднимался в психические атаки под Екатеринодаром.
«…Бедный Валентин. Похоже, этот энтузиаст с ним цацкаться не будет. Вот что значит дать человеку мечту…»
– А если все же не согласится? Убьете?
– А если не согласится, – жестко ответил Велесов, – тогда у нас останется еще один метод. Самый последний.
И подкинул на ладони брусок, похожий на кусок дешевого мыла в скверной серо-желтой бумаге.
III
– Как это понимать, господин Велесов? – голос Кременецкого леденел антарктической стужей. – Врываетесь с оружием, угрожаете, требуете отступить от утвержденной программы…
– В самом деле, Серег, ты перегнул, – добавил Андрей. – Давайте выдохнем и побеседуем без истерик.
Они с Кременецким уже час наблюдали, как Валентин с техником возятся с аппаратурой. Потом Рогачев нажал кнопку, и зал наполнился низким гудением. «Ну вот… – довольно сказал ученый, – процесс пошел. Час на формирование Воронки. Кто хочет – можно покурить, только снаружи».
В это момент в «лабораторию» и вошел Велесов с константиновцами. Все четверо при оружии: у Штакельберга, Михеева и Адашева «наганы», у Сергея – вытертый до белизны бельгийский «браунинг»…
– Ну что, унялся? А вам, молодые люди, лучше пока подышать свежим воздухом.
Константиновцы переглянулись. Штакельберг решительно помотал головой.
– Ну, как знаете. Оружие, надо полагать, тоже не уберете?
– Не уберут, – негромко отозвался Велесов. – Пока у этого ствол при себе.
И показал на техника, замершего у мониторов.
– Он не вооружен, – сухо ответил Кременецкий. Велесов скептически хмыкнул.
– Чего вы добиваетесь, Сергей Борисыч? – нервно заговорил Рогачев. Он стоял в углу, у приборной стойки. Толстый жгут проводов тянулся от нее к блоку трансформаторов. Панели на стойке весело перемигивались разноцветными лампочками.
Велесов не обратил внимания на вопрос.
– Вы уже запустили процесс формирования Воронки?
– Да, двадцать минуть назад… – машинально ответил Валентин и опомнился:
– Вы что, действительно надеетесь, что я прислушаюсь к вашим бредовым идеям и своими руками угроблю Проект?
– Да не угробите! А дадите людям шанс обрести настоящую цель! Настоящую, а не паршивое приращение процентов ВВП! Это не только дорога в Космос, это возможность построить новый мир!
– …Новый, говорите? Свой загадили, надо еще и этот? А не приходит в голову, что вместе с учителями и прочими мечтателями сюда попрет вся наша мерзость? Наркота, порнуха… э-э-э, да что я вам толкую? Сами все понимаете!
– Они с этим справятся! Здесь люди не испорчены заумными выдумками, которые у нас выдают за торжество гуманизма! Они и нас вылечат – не сразу, конечно, шаг за шагом, но обязательно!
Андрей ошарашенно переводил взгляд с одного на другого. Рогачев и Велесов, как токующие глухари, сосредоточились на предмете своей страсти, не замечая ничего вокруг.
«…Только вот позиции неравны: у Вали в руках скомканный платок, которым он то и дело вытирает испарину со лба, а у Велесова – 9 «мэмэ» образца 1910-го…»
– …Короче, так. Или вы немедленно отсоединяете генератор от питающей шины, или я сделаю это сам.
– Как, позволь узнать? – поинтересовался Андрей. – Ты в этой машинерии ни уха ни рыла. Как и я, впрочем.
– Каком кверху. Взорву блок трансформаторов. Четырехсотграммовая тротиловая шашка – хватит, надеюсь?
Через приоткрытую дверь, долетел новый звук – близкое тарахтенье то ли авиационного, то ли мотоциклетного мотора. Андрей прислушался. Звук чуть изменил тон, потом оборвался так же внезапно, как и возник.
– Вы сошли с ума, Сергей Борисович? – осведомился Кременецкий. Каперанг стоял к константиновцам левым боком, и Андрей видел, как тот осторожно, еле двигая пальцами, ощупывает застежку кобуры. – Вы же разрушите не только трансформаторы, но и установку!
– Да и пес с ней, – отмахнулся Велесов. – Главное – процесс запущен. Теперь есть ваш «Пробой», нет вашего «Пробоя» – не роляет. Червоточина выйдет на самоподдерживающийся режим, и вы ничего не сможете с ней сделать.
Кременецкий покосился на Рогачева. Тот едва заметно кивнул.
«…Вот, значит, как. Выходит, Серега все верно рассчитал…»
– Он свихнулся! – голос Рогачева сорвался на визг. – Не слушайте его! Вы хоть понимаете, что…
Андрей упустил момент, когда каперанг рванул из кобуры пистолет и в регбийном броске сбил с ног. «ПСМ» запоздало хлопнул, пуля ушла вверх, и сразу – раз, другой, – бабахнул «браунинг».
Техник попятился, выставив перед собой руки – похоже, и правда не вооружен. Штакельберг, перехватив обеими руками «наган», водит им перед собой. Глаза – белые, безумные… Коля Михеев опустил револьвер и что-то шепчет. Адашев, помедлив мгновение, шагнул вперед и резко подбил руку Штакельберга вверх. Грохот, еще одна пуля в потолок, прапорщик роняет оружие, кривясь от боли в раненом плече.
Все взоры были теперь прикованы к Велесову. Он стоял, отставив руку с дымящимся «браунингом», и смотрел, как медленно, держась за плечо, оседает на пульт Валя Рогачев.
Михеев сорвался с места, отшвырнул «наган» и подхватил ученого под локоть. Техник неловко поддержал его с другой стороны.
Подскочивший Адашев рванул на груди Валентина ковбойку. Раздался треск, полетели во все стороны пуговицы.
Кременецкий завозился, поднимаясь с четверенек. Скула его там, куда пришелся удар локтя, быстро наливалась красным. Андрей подобрал «ПСМ», шагнул к Велесову.
– Ну что, придурок? – прошипел он, глядя тому прямо в глаза. – Доигрался в благодетеля человечества? Зурбаган, стишки гумилевские… в своих стреляешь? Не любишь, когда возражают? Тогда и меня вали! Слабо?
Велесов неслышно что-то пробормотал. Пистолет ходил у него в руке ходуном. Андрей подошел вплотную выкрутил оружие из безвольных пальцев.
Входная дверь скрипнула, Андрей обернулся. Пистолеты он держал в обеих руках: в правой «ПСМ» Кременецкого, в левой велесовский «браунинг».
– Мы, кажется, успели вовремя, господа… – заметил великий князь, входя в «лабораторию». – Только, умоляю вас, Андрей Константинович, осторожнее! Не перестреляйте нас невзначай… а лучше сделаем так: поручик, – он кивнул Лобанову-Ростовскому, – сейчас соберет все оружие.
Происходящее скачком переместилось куда-то за грань реальности. Звуки тонули в глухом шуме, накатывавшем с неотвратимостью морского прилива. Сердце отвечало глухо, неровными толчками, ударяя в ребра…
«…Помираю, что ли? Фу ты, как не вовремя…»
Комната вокруг поплыла, закачалась. Андрей с трудом удержался на ногах и не почувствовал, как авиатор осторожно избавил его от пистолетов.
Великий князь склонился к раненому. Коля Михеев, матерясь сквозь зубы, отдирал от полы рубахи полосу бязи.
Николай Николаевич поднял голову. На лице его ясно читалась тревога.
– Пошлите, наконец, за врачом! Вы что, не видите, он сейчас кровью истечет!
Резкий окрик привел Андрея в себя. Он помотал головой, прогоняя остатки одури, и потащил из кармана рацию.
IV
– У меня приказ, – отрезал Кременецкий. – Обеспечить выполнение программы любой ценой. И я этот приказ выполню.
Вместе с медиком с «Адаманта» прибыли полтора десятка моряков в бронежилетах и с автоматами и сразу оцепили барак с установкой.
В стороне, метрах в двухстах, на узкой проселочной дороге стоял «Фарман». Вот, значит, откуда взялись и великий князь, и Зарин с поручиком. Что ж, вовремя – еще чуть-чуть, и в лаборатории началась бы большая пальба.
Николай Николаевич учтиво кивнул.
– Приказ есть приказ. Я вас понимаю, господин капитан первого ранга, но и вы нас поймите. Господин Велесов прав, все это касается и нас.
Кременецкий пожал плечами.
– Позвольте, Ваше Высочество?
Что-то быстро Серега-то отошел, подумал Андрей. Будто и не было никакой пальбы.
– Те, кто отдавал приказ, не знали об открытиях Рогачева. И вообще, как можно принимать решение, не увидев все это собственными глазами?
– У меня приказ. – Кременецкий наклонил голову. – В конце концов, ничего необратимого не произойдет. Груздев все изучит, а мы пока…
– Этого я и боюсь! – фальцетом выкрикнул Велесов. Андрей взял его за локоть и почувствовал, как обмякли под пальцами напряженные мускулы.
– Этого я и боюсь. Профессор Груздев… он фанатик науки. Он жаждет одного – пробить тоннель в будущее. А если это сделать, сюда они больше не попадут.
– «Они» – это ваши соотечественники? – уточнил Зарин. Командир «Алмаза» стоял рядом с великим князем. На военные приготовления «потомков» он косился весьма неодобрительно.
– Именно! Закон мироздания: нельзя вернуться в прошлое той же самой «мировой линии».
– У меня приказ, – упрямо повторил Кременецкий. – Пусть решает руководство.
– Как-то это слишком… заумно, Сергей Борисович, – поморщился великий князь. – «Мировые линии», прошлое, будущее… Боюсь, мне не хватает образования. Но вот что я хочу предложить. Эта ваша…
– Червоточина.
– Отвратительное слово. Так вот, эта ваша червоточина может, вместо того чтобы доставить сюда Груздева, отправить нас к вам?
Андрей услышал, как со стуком отвалилась его челюсть.
«…Ай да великий князь!..»
– Вы хотите попасть в двадцать первый век, Ваше Высочество? – свистящим шепотом произнес Зарин. – Но зачем?
– Господин капитан первого ранга прав – приказы надо выполнять. Им ведь приказано провести испытание этого устройства?
Кременецкий кивнул. Он тоже был ошарашен и не пытался этого скрывать.
– Но ведь и господина Велесова можно понять! В конце концов, могут открыться новые обстоятельства… В программу ведь можно внести некоторые изменения?
– Запустить Перенос в другую сторону? – прохрипел Рогачев. Возившийся с ним медик пытался протестовать, но Валентин только отмахнулся.
– Думаете, там будут слушать этого буйнопомешанного? – Он кивнул на Велесова. – Как бы не так! Ему и слова сказать не дадут, арестуют и все!
– А мне дадут? – улыбнулся великий князь. – И к тому же мой опыт подсказывает: с любым по-настоящему важным делом надо обращаться на самый верх. Мне рассказывали о правителе вашей России – это весьма решительный, твердый и вместе с тем осторожный и благоразумный господин. Думаю, он выслушает и господина Велесова, и его… кхм… визави и примет верное решение.
– Но ему и так обо всем докладывают…
– Одно дело – доклад, подготовленный чиновником, – тонко усмехнулся великий князь, – и совсем другое – беседа с теми, кто побывал в гуще событий. Или вы опасаетесь, что меня сочтут недостаточно важной персоной для беседы с вашим президентом?
– Мне довелось с ним пообщаться, – заметил Зарин. – Уверен, он захочет с вами встретиться.
– Вот видите! Итак, мы с контр-адмиралом, эти двое господ, – он кивнул Велесову с Андреем, – и, разумеется, вы, господин Рогачев. Пусть ваш президент выслушает всех, прежде чем что-то решать.
Велесов дернулся.
– А если он согласится с Груздевым?
– Тогда и говорить не о чем. Вы мечтали об объединении усилий, не так ли? А что за объединение, если одна из сторон против? Нет, Сергей Борисович, если бы вы испортили это устройство, вместо объединения мы получили бы лишь взаимные обиды и недоверие.
Громко запищал зуммер. Рогачев выругался и, скривившись от боли в простреленном плече, заковылял к пульту, с раздражением оттолкнув кинувшихся на помощь медика и Адашева.
– Семнадцать минут до выхода на режим. Решайте. Я – за.
Кременецкий откашлялся.
– Ваше Высочество, вы меня убедили.
– Меня тут никто не спрашивает, – шепнул Андрей, придвинувшись поближе к Велесову. – Но я тоже согласен. И учти, Валентина ты теперь по гроб жизни должен поить натуральным «Шустовским».
– Так его еще нет, – тоже шепотом отозвался Велесов. – Шустов купит коньячный завод в девяносто девятом, а торговая марка появится еще через год, после Всемирной выставки в Париже.
– Я с вас смеюсь, как говорила тетя Песя с Молдаванки. Ты попаданец, или где? Вот и ускорь это дело. Что-что, а хороший коньяк в любом веке пригодится!