Еще одно странное свидетельство, на которое часто ссылаются доморощенные конспирологи, было подарено любопытствующим П. А. Судоплатовым. В его книгах вообще сделано такое большое число подобных сомнительных заявлений, что воспоминания генерала давно потеряли ценность первоисточника. Критический анализ этого «свидетельства» весьма убедительно сделал Г. В. Костырченко. Вот он:
«Не менее сомнительно и придание Судоплатовым “крымской инициативе” статуса некоего крупного международного проекта, отмеченного участием самых влиятельных политических сил послевоенного мира и ставшего чуть ли не ключевым в послевоенных советско-американских политических отношениях.
Не утруждая себя какими-либо документальными доказательствами на сей счет, автор заявляет, будто перспектива заселения Крыма евреями обсуждалась Сталиным сначала, в июне 1944 года, с президентом американской торговой палаты Э. Джонстоном[357] и послом США в СССР А. Гарриманом[358], а потом, “сразу же после войны”, – с делегацией американских сенаторов. Однако после наступления «холодной войны», как уверяет далее Судоплатов, “наши надежды на получение еврейских капиталов рухнули… и первой жертвой смены курса стал Михоэлс, находившийся в самом центре дискуссии по созданию еврейской республики в Крыму”. Что касается упомянутых встреч, то они действительно имели место. Однако документально зафиксированное содержание состоявшихся при этом бесед, разумеется, не имеет ничего общего с тем, что утверждается Судоплатовым. Скажем, из множества объективных свидетельств известно, что 26 июня 1944 года Сталин в обществе Молотова, Маленкова, Берии и Щербакова принимал в Кремле тех же Джонстона и Гарримана. Сохранилась и запись состоявшегося тогда разговора, которая была опубликована потом в официальном издании МИДа. Судя по этой записи, в течение почти трехчасового общения в центре обоюдного внимания были главным образом проблемы возрождения советской промышленности после войны и налаживания торговли между двумя государствами в мирное время. При этом Джонстон выказал заинтересованность в крупномасштабном приобретении в СССР различного сырья, а Сталин даже пообещал разместить в США миллиардные заказы. Обсуждались также шансы Ф. Рузвельта и его соперников на предстоявших президентских выборах и некоторые другие вопросы. Но в этой записи нет и намека на то, о чем пишет Судоплатов (кстати, в этой встрече не участвовавший и не располагавший никакой информацией о ней): Джонстон якобы был принят Сталиным “для обсуждения проблем возрождения областей, бывших главными еврейскими поселениями в Белоруссии, и переселения евреев в Крым”. О том же самом Сталин будто бы беседовал после войны и с американскими сенаторами, о чем Судоплатову стало известно, как он утверждает, из некоего сообщения, правда, им не уточняется, из какого именно. Между тем в официальной записи зафиксирована немаловажная реплика Джонстона о том, что тот считал себя специалистом по промышленности и профаном в сельском хозяйстве. Вот почему Джонстон после встречи со Сталиным направился из Москвы отнюдь не в освобожденный Красной Армией Крым, что было бы логично в свете утверждений Судоплатова, а предпринял поездку по промышленным предприятиям Урала. И еще. По поводу самой официальной записи кремлевской беседы от 26 июня 1944 года может возникнуть резонное предположение: не изымались ли из нее в ходе подготовки публикации “неудобные” для советской власти сюжеты, среди которых, чем черт не шутит, мог быть и “крымский”? Конечно, в 1984 году, когда была осуществлена данная публикация и когда свирепствовала цензура, все было возможно. Однако не похоже, что подобное имело место в данном конкретном случае. Ведь все изъятия из оригинальных архивных документов, составивших основу сборника, в обязательном порядке обозначались публикаторами во главе с академиком Г. А. Арбатовым[359] отточием, а таковой знак в напечатанном тексте интересующей нас беседы вообще отсутствует»[360].
Слабость данного анализа определяется слабостью нашей эпохи – люди окончательно осознали, что документ является важнейшим доказательством действия, и при сокрытии чего-либо прежде всего прочего стараются по возможности или уничтожать документы, или вообще не оформлять свои действия документально. Если быть последовательными и поддерживать претензии Костырченко к заявлениям Судоплатова в связи с отсутствием документальных подтверждений, то мы обязаны будем на тех же основаниях отрицать холокост галутных евреев Европы[361], поскольку не сохранилось ни одного официального документа по его развязыванию (в отличие от холокоста советского народа), а Протоколы Ванзейской конференции по истории своего появления оказываются менее убедительными, чем Протоколы сионских мудрецов. И т. д. Таков только один из многочисленных тупиков человечества, в который мы закономерно забрели и никогда уже не найдем выхода: документы перестают быть свидетельством, а уж тем более доказательством – их либо нет, либо они сфальсифицированы (что бывает гораздо чаще).
Вышеприведенные материалы Полторанина – Джиласа и П. А. Судоплатова очень интересны и подпадают под логику крымской истории, но вопиюще бездоказательны. Я познакомил с ними читателя, а там уж каждый сам волен решать: верить или не верить. Свое мнение навязывать не буду. От выбора данного решения во многом зависит восприятие читателем проблемы депортации крымских татар и близости дат, которые обычно предъявляются в качестве косвенного подтверждения возможности тегеранских договоренностей по Крыму.
«Сталин получил диктаторскую власть в России при продаже Крыма жидам», – так в 1943 г. вещала газета «Азат Кърым»[362], выходившая в Симферополе во время немецкой оккупации. Вся пропаганда на оккупированном полуострове была направлена против евреев-большевиков и стремилась «открыть глаза» обманутым русским: «Будущее у русского народа, который “у большевиков был самым последним народом, наиболее гонимым и преследуемым”, безысходное, убийственное. В случае победы над Германией “жиды русскими руками приобретут новую Палестину – Россию”»[363]. Это уже из газеты «Голос Крыма» того же 1943 г. Как видим, понятия «большевик» и «еврей» для прогерманской агитации были неразделимы, поскольку они были не разделимы в умах антисоветски настроенного и даже нейтрального населения. Такая же ситуация складывалась и на всей оккупированной фашистами территории СССР.
В целом процессы, происходившие в оккупированном Крыму, кратко, но четко охарактеризовал профессор Олег Валентинович Романько в книге «Крым под пятой Гитлера. Немецкая оккупационная политика в Крыму 1941–1944 гг.». К его точке зрения можно только присоединиться: «Долгое время считалось, что все население оккупированных советских территорий было негативно настроено к захватчикам. Наиболее активная его часть ушла в партизанские отряды, остальные вредили немцам по мере своих сил и возможностей. Были, конечно, и те, кто служил оккупантам. Но их было немного, и все они были “либо отщепенцами и деградировавшими личностями, либо уголовниками”. Это черно-белое утверждение верно только отчасти. Действительно, значительная часть населения оккупированных территорий положительно относилась к советской власти, считая ее своей, и, действительно, некоторая его часть вступила в созданные этой властью партизанские отряды. Правда и то, что на другом полюсе стояли противники советской власти, однако ситуация с ними не была такой простой, как представлялось официальной точкой зрения. Теперь уже не является секретом, что перед началом войны в СССР существовало огромное количество недовольных режимом, чьи настроения не мог не использовать такой осмотрительный враг, каким являлись немцы. А если прибавить еще и социальное недовольство, и нерешенный национальный вопрос, то ситуация приобретала просто угрожающие размеры. Среди тех, кто пошел на сотрудничество с немцами, были, конечно, и идейные противники коммунистической власти. Но, как и в случае с ее сторонниками, они представляли собой, хоть и активное, но меньшинство. Тем не менее это были только два полюса, и своими, пусть и активными, позициями мировоззрение всего населения они не выражали. Основная же масса последнего (и этому есть много свидетельств как с той, так и с другой стороны) занимала выжидательную позицию. И история оккупации во многом это борьба, как идейная, так и вооруженная, за эту нейтральную часть населения…
Естественно, главными силами в этой борьбе были СССР и Германия, которые действовали непосредственно друг против друга на линии фронта. На оккупированных территориях основным противником нацистов была просоветская часть населения, наиболее активными из которой были партизаны. Противниками же последних были не только немцы, но и те, кто в силу различных причин встал на их сторону. Или только сделал вид, что встал, но на самом деле преследовал свои цели. А таких было тоже немало, так как туманные немецкие концепции по будущему устройству “восточного пространства” не оставляли им иного выбора.
Марксисты утверждали, что “гражданская война – это наиболее острая форма классовой борьбы за государственную власть между классами и социальными группами внутри страны”. Однако это также один из примеров упрощения проблемы, когда в качестве единственной причины такого сложного явления, каким, безусловно, является гражданская война, берется только один социальный фактор. Тогда как вся мировая история свидетельствует о том, что причины гражданского противостояния лежат гораздо глубже – в сфере ценностей. Гражданские войны возникают там и тогда, когда одна часть общества перестает разделять те ценности, которые являются базовыми для другой час