ти. И они не обязательно классовые или социальные.
Все это и дает нам основания утверждать, что некоторые события истории Второй мировой войны нельзя объяснить только немецко-советским противостоянием. По своим причинам они намного сложнее и имеют характер типичной гражданской войны, со всеми присущими ей основными особенностями. Этих причин, мелких и значительных, было много. Однако зачастую гражданская война на оккупированных советских территориях проходила в трех “измерениях”: политическом, национальном и военном. Обычно имело место сочетание не более двух таких “измерений”, характерных для каждого из оккупированных регионов и вытекающих из особенностей его исторического развития. Но только один из них является на этом фоне действительно уникальным. Это – Крым, где гражданская война в период немецкой оккупации протекала во всех трех “измерениях”, которые к тому же настолько переплелись между собой, что понять причины одного невозможно без изучения другого»[364].
Фашисты, еще только готовясь к нападению на СССР, разрабатывали планы по развязыванию в нашей стране новой гражданской войны и смуты в местном населении на социальной и этнической почве. Так что в Крыму не произошло ничего особенного по сравнению с тем, что происходило в Прибалтике или на Западной Украине. Как и прибалтийские или галицийские националисты, «татары сразу же встали на нашу сторону. Они видели в нас своих освободителей от большевистского ига, тем более что мы уважали их религиозные обычаи…»[365] Слова эти сказаны в послевоенных воспоминаниях осужденного за военные преступления на территории СССР фельдмаршала Эриха фон Манштейна.
Немцы даже установили своеобразную национальную иерархию: выше всех в ней стояли татары – «хозяева» Крыма, немного ниже греки, болгары и армяне, в самом низу – «пришлые» русские. На полуострове были открыты специальные магазины, где могли отовариваться только татары. Там по льготным ценам продавались лучшие продукты питания и промышленные товары. Особым уважением пользовались бывшие раскулаченные – за счет разоренных колхозов им не только вернули ранее утраченное, но и компенсировали рассчитанную немцами упущенную за годы советской власти выгоду. Отношение оккупационных войск к местному населению соответствовало национальному ранжиру. Как результат, в Крыму в считанные недели раскрутилось (поначалу на бытовой почве) национальное противостояние, в котором особо неблаговидную роль сыграли крымскотатарские националисты. Как и всегда и везде, обывательские мерзости, тем более спровоцированные властью, восторжествовали над разумом.
Повсеместно были созданы т. н. крымскотатарские мусульманские комитеты. Занимались они борьбой с бандитами (советскими партизанами), набором добровольцев в армию, пропагандой и агитацией, а также открытием мечетей и обучением мулл. Комитеты были подотчетны фашистским военным и полицейским структурам. Объединиться под общим руководством немцы комитетам не позволили, поскольку создавать новое Крымское ханство никто не собирался. «Милли Фирка», поначалу приветствовавшая оккупантов, осталась под запретом. Самым авторитетным, претендовавшим на власть во всем Крыме, стал Симферопольский комитет во главе с Джемилем Абдурешидовым[366]. Но затем он был скомпрометирован жульничеством руководства и утерял свое лидерство. В этом комитете был разработан миллифирковский меморандум, в котором рассматривались варианты действий крымскотатарских националистов в случае победы одной из сторон в войне. Любопытно, что возможность победы СССР или США даже не рассматривалась. Победителями, по мнению авторов меморандума, могли стать либо Германия, либо Англия, либо Англия в союзе с Турцией. В случаях победы Англии предполагалось добиваться независимости или независимости под протекторатом Турции. Уровень этих доморощенных аналитиков очевиден, но их писания оказали пагубное влияние на судьбу крымскотатарского народа.
Пока миллифирковская интеллигенция сочиняла проекты образования независимого крымскотатарского государства, на полуострове сформировались боевые националистические татарские отряды. Начало им в октябре 1941 г положил добровольческий отряд, организованный жителями деревни Коуш[367] близ Бахчисарая. Командование поставило перед ними задачу «частыми нападениями и диверсиями держать в постоянном напряжении бандитов (партизан. – В.Е.), истреблять их живую силу, грабить продовольственные базы». Опыт этого отряда оказался столь удачным, что командующий 11-ой армией генерал-полковник фон Манштейн приказал распространить его на весь Крым.
С начала 1942 г. с согласия Гитлера в Крыму стали формировать татарские добровольческие роты в составе 11-ой армии вермахта. Всего было сформировано четырнадцать таких рот. К ним добавились то ли шесть, то ли восемь батальонов «Шума» (идет спор, и у каждой стороны свои документы из фашистских архивов). «Шумой» назывались особые охранные отряды, которые формировались из местных добровольцев на территории Украины и подчинялись полиции или жандармерии. «Татарские добровольцы присягали на Коране на верность фюреру и клялись в том, что до последней капли крови будут бороться вместе с германским народом против большевиков»[368]. Всего таких добровольцев было от 15 до 20 тыс. человек. Но следует учитывать и то, что в т. н. татарских ротах и батальонах было достаточно и русских, и украинцев, и армян, и крымских немцев, и болгар. О точном числе татар ведется спор. В любом случае, при общей численности крымских татар в 218 тыс. человек (при исключении женщин, стариков и детей) из ныне публикуемой статистики получается, что на сторону фашистов открыто перешел примерно каждый третий мужчина-татарин призывного возраста (от 18 до 45 лет). В Красной Армии с 1941 г. воевало около 10 тыс. крымских татар и немногим более 1 тыс. человек боролись с врагом в партизанских отрядах. Правда, по данным НКВД 1944 г. «… все призванные в Красную Армию составляли 90 тыс. чел., в том числе 20 тыс. крымских татар… 20 тыс. крымских татар дезертировали в 1941 году из 51-й армии при отступлении её из Крыма…»[369].показательны данные по конкретным деревням: в деревне Коуш в Красную Армию было призвано 130 человек, из них 122 после прихода немцев вернулись домой; в деревне Бешуй[370] из 98 призванных вернулось 92 человека и т. д.[371]
Впрочем, все это антураж. В гораздо большей мере нас интересуют в данном случае следующие выводы О. В. Романенко – признанного авторитета в вопросах фашистской оккупации Крыма:
«Исследуя проблему использования крымско-татарских добровольческих формирований, нельзя пройти мимо еще одной ее стороны: зверств по отношению к партизанам, и прежде всего к мирным жителям. Вопрос этот очень неоднозначен и крайне сложен для объективного понимания, так как в нем отчетливо выделяется два контекста: идеологический и национально-религиозный. То есть, с одной стороны, татарские добровольцы могли воевать с партизанами и участвовать в акциях против мирных жителей, как против поддерживающих советскую власть идеологических оппонентов. В этом случае репрессий не могли избежать даже их соплеменники. С другой же стороны, многие участники татарских формирований видели в своих противниках не просто, скажем, коммунистов, а заклятых врагов, к которым у них были исторические, национальные или религиозные претензии. Часто эти контексты могли переплетаться между собой. Однако если верх брал второй, “обычная” карательная акция превращалась в чудовищную резню со средневековыми пытками.
Как правило, зверства крымско-татарских добровольцев против мирных жителей могли происходить в трех случаях:
– если они участвовали в специальных карательных акциях против поддерживающих партизан сел;
– если участвовали в акциях ликвидаций мирного населения или советских военнопленных;
– и если служили в охране концентрационных лагерей или других подобных учреждений»[372].
Описывать жестокости, которым подвергали жителей полуострова крымскотатарские националисты, я не стану. Одни кошмары в концлагере при совхозе «Красный» чего стоят. Причем палачи измывались над и сжигали заживо, живьем бросали в колодцы или зарывали живыми в землю людей всех национальностей, в том числе и своих же татар. Об этом много рассказано в открытой печати, отсылаю интересующихся к таким публикациям. С горечью приходится признать, что подобные жестокости вообще характерны для оккупированных фашистами Европы советских территорий. И совершали их немногочисленные группы озверелых больных националистов малых народов. Следует признать другое: в сравнении с тем, что творили литовские, эстонские, латышские, галицийские националисты, как измывались над безоружными пленниками румынские, венгерские, особенно финские националисты, преступления крымскотатарских националистов смотрятся детскими игрушками.
Однако нельзя отрицать и тот факт, что в 1941–1942 гг. крымскотатарские националисты тайком от немцев попытались провести на полуострове этническую чистку и вырезать русских. «Так, уже в ноябре 1941 года после организации первых отрядов самообороны ходили слухи, что татары собираются вырезать русские деревни, и даже кое-где уже режут русское население… зимой 1942 года руководители Бахчисарайского и Алуштинского мусульманских комитетов обратились к немецким властям с предложением уничтожить всех русских. Известно, что немцы никак не отреагировали на это. Тем не менее, сам факт обращения стал достоянием местного татарского населения, которое на свой страх и риск начало расправляться с русскими. Например, такие этнические чистки имели место в Бахчисарайском районе, а именно: в деревнях Верхний Керменчик