В отличии от моего отца тятя Надя интересовалась караимским прошлым семьи. Именно от нее ко мне со временем перешло несколько редких книг по караимской тематике. Так у меня даже появились «двойники». Когда на одной из научных конференций, зная, что на ней будет Мусаев. Я специально взял его грамматику караимского языка и попросил поставить свой автограф. Увидев эту книгу, он был тронут, и с горечью заметил, что у него не осталось ни одного экземпляра. Поскольку у меня их было две, я без колебания подарил ему, а сам, таким образом, остался без автографа. Если бы мне тогда сказали, что я инженер-автомобилист, преподаватель «Пассажирских автомобильных перевозок» в автотранспортном техникуме стану доктором исторических наук, профессором кафедры истории университета – я бы никогда не поверил.
Поляков Евгений Матвеевич (1911–1992) Приступая к этому разделу своего труда, я нахожусь в самом затруднительном положении, так как, обладая очень интересной информацией, прекрасно понимаю, что не имею морального права перегружать книгу, поскольку Евгений Поляков, Зоя Молоденкова, Юрий Туршу, Лидия Кононович, Сергей Пашин, Володя Пашин, Надя Полякова имеют абсолютно равные права в этой книге, и потому отсылаю заинтересованного читателя к моей книге «Воздушные разведчики – глаза фронта» которая в 2014 вышла в Москве в респектабельном издательстве «Центрполиграф» и пока еще есть в книжных магазинах и, конечно, размещена на всевозможных сайтах. Тут, честно говоря, даже не знаешь огорчаться этой открытой краже интеллектуальной собственности или радоваться бесплатной рекламе.
В силу этого я постараюсь написать об отце предельно кратко и только в связи с караимской тематикой. Он свободно говорил на татарском языке, однажды в Бахчисарае поразил меня тем, что прочитал какую арабскую надпись. Оказалось, что в школе они учились на арабской графике. После смерти отца волей-неволей воспитывался в караимской среде и очень обижался на мать, зато, что она скрыла от него, что где-то на Одещине у него есть дед, и другие близкие родственники. Судьба компенсировала это тем, что их полк базировался в родное село отца, а Евгений поселился у родной тетки.
Когда я стал собирать материал об истории караимов, то один мой знакомый через чур восторженно разрекламировал меня как знатока истории караимов. Этот человек заинтересовался и в одно воскресенье пришел к нам в Марьино. Задал несколько вопросов, быстро понял, что ничего путного я ему не расскажу и начал рассказывать сам. Мы сидели у нас в саду под орехом, пили чай, а он увлеченно, с жаром, сарказмом рассказывал о том, как караимы, которые, по его словам, всегда играли по-крупному, смогли одурачить немцев, и убедить их, что они не только, не евреи, но даже арийцы!
В ту пору я впервые встретился с такой трактовкой событий. Отец не произносил ни слова. Когда гость выговорился, а его лекция продолжалась не менее получаса, отец неожиданно для меня вдруг спросил: Чего вы добиваетесь?
Гость гордо ответил: Правды!
Дальнейшие слова отца меня поразили. Тихо, спокойно, но внятно он сказал: Мне вас жаль!
Я проводил гостя и к этой теме мы с отцом никогда больше не возвращались.
Этот человек, к слову сказать, хлебнувший на своем веку и сталинских лагерей и Бог знает чего еще, не был ни первым носителям теории караимофобии и не стал последним. Сейчас это знамя подхватили другие люди, молодые, энергичны, которые уже с научным апломбом вещают то же самое. Как ученый я воспринимаю все это, как нечто неизбежное.
За пару дней до того как писались эти строки, в университете, где я работаю, организовали «Круглый стол», на котором обсуждали проблемы изучения истории караимов, и чем наш университет может помочь в этом деле караимскому обществу. Все было очень интересно, продуктивно. Инициатором этого мероприятия была моя молодая коллега, чей дедушка был евпаторийским караимом. Когда мероприятие уже близилось к завершению, она неожиданно тихо сказала: «Как хорошо, что не пришли наши «научные оппоненты!», Имея в виду представителей нового поколения караимофобов, которых, как я понял, они сознательно не проинформировали. Кивнула на внимательно слушающего очередного выступающего высокого мужчину спортивного вида и добавила, что, когда они начинают говорить о караимах гадости, он тут же бросается в драку.
Мне вспомнился мой отец и его слова: «Мне вас жаль»!
Венчание Екатерина Тарасевич и Соломон Туршу
Соломон Вениаминович Туршу
Раиль Туршу
Соломон Туршу
Эстер Туршу
Джангильдин
Савва Туршу
Пашин Сергей
Поляков Евгений
Полякова Надежда Матвеевна
Туршу Зоя Сергеевна
Туршу Юрий (в центре)
Глава 4Творцы Российского чая
Если слово «туршу» первоначально ассоциировалось с солениями, и прочими вкусными вещами азербайджанской, турецкой, крымскотатарской и прочей тюркской кухни, то с ХХI не только в России, но и за рубежом все чаще Туршу ассоциируется с… чаем!
Вот почему заключительно главой нашей книги об истории рода Туршу, об истории нашей родины будет рассказ о чае.
Производство, а тем более выращивание чая в России может показаться нонсенсом, но она так велика, что на ее бескрайних просторах оказался уголок земли с райским климатом, позволяющим выращивать столь теплолюбивую культуру. Если читатель привычно подумает, что речь опять идет о Крыме, то прошу извинить, что невольно ввел в заблуждение.
Вероятно, на южном берегу можно было бы найти такие места, но помимо почвы, климата, нужна еще одна составляющая и, как оказалось, самая главная, люди, которые посвятили бы этому делу всю свою жизнь.
Надо сказать, что первоначально в России до появления чая эту нишу занимал сбитень, напиток, который состоял из таких компонентов, как вода, мед и различные травы, включая пряности.
Само слово «чай» традиционно относят к китайскому языку, где в сочинениях древних философов он упоминается под самыми разными наименованиями: «тсе», «тоу», «чун», «минг», и наконец «ча», что переводится как «молодой» листок, от чего, якобы, и появилось название напитка.
Впрочем, есть и другая версия о том, что в древнетюркском языке «чай» – вода. Не случайно формант «чай» сохранился на просторах Сибири в названиях рек: Агричай, Арпачай, Базарчай, Дебеда-чай, Дзегамчай, Куракчай, Охчичай, а также в названиях северокавказских рек – Ахтычай, Гюльгерычай, Чирахчай…
Первое проникновение этой диковинки в Россию относят к 1618 году, когда китайские послы привезли в подарок Михаилу Романову несколько ящиков отборного чая. Нельзя сказать, что при дворе по достоинству его оценили, так как 20 лет спустя, уже наш посол Василий Старков, как мог, открещивался от аналогичного подарка – 64 кг. чая, но все же привез его в первопрестольную.
Освоение нового рынка потребителей чая было не таким уж простым, о чем свидетельствуют дошедшие до нас пословицы и поговорки тех лет: «Картошка проклята, чай двою проклят, табак да кофе трою». «Кто пьет чай, отчаявается от бога». «Кто пьет чай, тот спасения не чай». «Пагуба душевная и телесная: чай, кофе, табак».
Массовым напиток стал только после того, как Ост-Индская компания наладила регулярные поставки чая в Европу.
Уже в XIX веке он становится в России чрезвычайно популярным, обогатив чайную культуру, самобытным изобретением – русским самоваром.
Надо сказать, что уже тогда в чаепитии справедливо увидели возможную альтернативу пьянству. Чайные посиделки исключали употребление спиртного. Вскоре чай был узаконен в качестве обязательного продукта армейского довольствия.
Свой собственный, а не привозной чай попытались выращивать в Российской империи в субтропической Грузии уже в конце XIX века, но особого успеха не добились. Так случилось, что работавший там на чайной плантации некто Иуда Антонович Кошман, освоил методику выращивания, и из самовольно прихваченных кустов ему удалось на высоте 500 метров над уровнем моря засадить новой культурой чайную плантацию в Екатеринодарском крае в окрестностях села Солох-аул. В 1905 году он уже демонстрировал свой чай на сельскохозяйственной выставке и на выставке «Русская Ривьера» в Петербурге. Отзывы были самые лестные, от покупателей не было отбоя [35, с. 21].
После революции плантации пришли в упадок, и чаеводство влачило жалкое существование. Ситуация кардинально изменилась после февральского пленума 1947 года ЦК ВКП(б) «О мерах подъема сельского хозяйства в послевоенный период». В нём, среди прочего, была поставлена задача создания Мацестинского и Хостинского чайных совхозов.
Были выделены миллионы рублей, отводились земли, передавалась техника…
С 1951 по 1953 год шла закладка плантаций. Рабочие жили в палатках. Первоочередной задачей была раскорчевка горных склонов, а уже затем посадка саженцев.
Поскольку совхоз создавался путем механического объединения, ранее находящихся в районе совхозов и колхозов, это породило неожиданные проблемы. Дело в том, что рабочие колхозов имели 36 соток земли в личном подсобном хозяйстве, а вот совхозные только 15 соток. «Излишек» земельных наделов объявили незаконным и землю власти попытались у людей изъять. Нервы помотали хорошо. Ситуация разрешилась только после личного вмешательства Анастаса Ивановича Микояна, который был тогда министром вкусовой промышленности и курировал чайную отрасль. Проблему решили, но пострадали, как всегда, пенсионеры. Если до выхода на пенсию человек работал в совхозе, то земля оставалась за ним, если в колхозе – только минимальный пай.
Основу рабочих совхоза составляли жители окрестных сел. Национальный состав был смешанный, но основу составляли армяне – беженцы из Турции. До этого они имели богатый опыт табаководства, а это очень близкая к чаю культура.
В 1963 году директором совхоза был назначен Устим Штейман, поработавший до этого здесь же управляющим отделением, агрономом, главным агрономом. Дальнейший период истории российского чая я рискну назвать «Эпохой Штеймана» [42].