«Разлагательская работа оккупантов в массах значительно облегчалась совершенно неудовлетворительной работой среди населения, которую вели партизанские отряды, а под час даже вредными действиями отдельных партизанских групп партизанского отряда и штаба 4-го района в населенных пунктах Коуш, Стиля, Биюк и Кучук Озенбаш, беззастенчиво ущемлявших интересы населения этих деревень под маркой борьбы с предателями и изыскания продуктов питания» [65, с. 198].
В расположении 2-го района оказались разведчики Северо-Кавказского фронта, которые вели наблюдение за шоссе и по рации передавали то немногое, что видел. Когда Генов И.Г. стал передавать через них информацию, собранную партизанскими разведчиками, то в разведуправлении фронта были поражены такому подарку.
Как впоследствии писал Федоренко Ф.И.: «Казалось, этот случай (успешная работа разведчиков) подтолкнет фронт к быстрейшей «радиофикации» партизанских районов, ведь в каждом из них разведку возглавляли опытные кадровые командиры чекисты. Как не воспользоваться таким обстоятельством. Ничуть не бывало – 5 января Генов поставил вопрос о связи, боеснабжении, организации взаимодействия, но и два с половиной месяца спустя в этом вопросе мало что изменилось» [61, с. 65].
Обилие чрезвычайно ценной информации, которая стала поступать от крымских партизан, настолько заинтересовало разведуправление Северо-Кавказского фронта, что, наконец, оно стало лоббировать интересы партизан. Им удалось сделать то, что до сих пор было не под силу Крымскому обкому ВКП(б) – организовать с помощью авиации доставку продовольствия.
Появление советских десантов в Феодосии и Судаке явилось для партизанского командования полной неожиданностью, также как и нахождении в лесах Крыма партизан почему-то не знало и командование Северо-Кавказского фронта. Только после того, как высадившиеся в Судаке 226-й сп и 554-й гсп оказались разбиты, и были вынуждены пробиваться в горы, они стали предметом едва ли не всех переговоров партизан с командованием фронта.
5 февраля 1942 года Мокроусову А.В. поступает донесение начальника 1-го партизанского района Сацюка А.А.: «Из состава десанта двух полков 226-го и 554-го найдено и присоединено к партизанам около 350 человек бойцов и командиров. Из коих 180 чел. 554-го полка во главе с командиром майором Забродских и комиссаром Вертеповым направлены в Карасубазарский отряд. 226-го полка во главе с майором Селиховым и комиссаром Бускадзе оставлены при I-om районе» [1, л. 34].
В наградном листе на Асана Мамутова было написано следующее: «В качестве проводника привёл в партизаны 150 бойцов и командиров – участников Судакского десанта».
В наградном листе Смайла Велиева указывалось: «Проводник Судакского отряда. 19.02.42 умело и без потерь вывел из вражеского окружения три партизанских отряда и 350 человек красноармейцев и командиров-участников судакского десанта».
Близость фронта внесла сумятицу в души партизан. Комиссар Феодосийского отряда Якубовский Ф.М. – бывший сотрудник Феодосийского НКВД, загорелся идей прорваться через Ак-Монайские позиции к наступающим частям. Собрав группу единомышленников, он ушёл в сторону линии фронта. В последствие один из бойцов его группы вернулся и рассказал, что вся группа погибла, а он чудом спасся. Ф.М. Якубовский и все ушедшие с ним партизаны до сих пор официально числятся дезертирами.
В германских документах, эти же события нашли следующее отражение: «Западнее Феодосии взято в плен 16 партизан среди них комиссар батальона (батальонный комиссар) и 3 офицера НКВД» [3, л. 21].
Решилась на самовольный переход фронта и группа бывших пограничников во главе с Панариным А.И., в ту пору начальником штаба Феодосийского отряда. Предельно усталыми, но живыми они вернулись в лагерь. Встречали их с презрением. Панарин А.И. едва не угодил под расстрел.
Командиру Кировского отряда Алдарову Г.С. избежать расстрела не удалось. Как гласят официальные документы, Алдаров Г.С. самостоятельно принял решение перевести отряд в другой район, так как здесь его бойцов ждала голодная смерть. Группу «дезертиров» перехватили специально посланные партизаны. Мокроусов А.В. отдал приказ о расстреле Алдарова Г.С., который тут же привели в исполнение.
По мнению людей, знавших Галимзяна Алдарова, это был хороший, смелый командир, пользовавшийся заслуженной любовью своих бойцов. Смерть бывшего командира 56-го зенитного дивизиона капитана Галимзяна Алдарова, фактически стала началом открытого конфликта между профессиональными военными и Мокроусовым А.В. Во главе оппозиции встали бывшие командиры 48-й кавалерийской дивизии, которые в свое время, при непосредственной поддержке Мокроусова А.В., заняли ключевые посты в партизанском движении. Большинство из них сохранило чувство фронтового братства. Вероятно, Мокроусов А.В. справился бы и с возникшей «военной фрондой», но он не учел того, что у партизан появилась радиосвязь.
Сразу же после расстрела капитана Алдарова Г.С., Военный совет Крымского фронта получил сообщение о случившимся. Ещё не вникая в суть конфликта, не становясь ни на чью сторону, Военный совет запретил Мокроусову А.В. самостоятельно выносить приговоры и сделал это прерогативой военного трибунала, председателем которого назначили бывшего прокурора 48-й о.к.д. Верещагина Ф.Н..
И вот тут «военные» отыгрались за «холодный прием» в ноябре 1941 года. Решением трибунала были расстреляны командир и комиссар Колайского отряда Иван Губарев и Степан Штепа, по приказу которых были разоружены двадцать пять человек, которых выгнали на верную смерть за пределы расположения отряда.
Последним источником продовольствия оставалась база Зуйского отряда, и Лугового Н.Д. вынуждают отдать последние продукты. Голод наступил и в его отряде. Бедственное положение крымских партизан, наконец, осознало командование Крымского фронта.
Вот как описывает это событие Ваднев А.С.: «Пришло известие о том, что самолет сбросит продовольствие. Ждём его в районе Колан-Баира на высоте Средняя. Вдруг приходит какой-то командир и говорит, что продукты сбрасывают для военного отряда. Мы возмутились. Первая сброска прошла, но наше положение не улучшилось – продукты забрали в штаб района. В сброске были масло, консервы, мука и боеприпасы. Мы продуктов не увидели.
Вторая сброска была прямо над лагерем. Был строгий приказ: за утаивание продуктов – расстрел. Командир отделения Липовец все же украл первый парашют с концентратами. Его поймали. Городовиков и Кураков настаивали на расстреле, а Соловей, зная боевые дела Липовца, не соглашался. Приказ о расстреле был подписан, но расстрелять всё не решались, так как гнев партизан был бы большой. Продукты стали делить между всеми отрядами» [8, л. 42].
В действительности история с Липовцом Н.П. закончилась трагически. Как указывается в его карточке учета: «Дезертировал из отряда». Поскольку после войны его имя не всплыло, то, вероятнее всего, он погиб.
Вопрос снабжения партизан по-прежнему не решался. Это была не сугубо крымская, а общесоюзная проблема. Дело в том, что статус партизан в СССР изначально не был оговорен, и потому предполагалось, что содержать себя партизаны будут за счет противника, населения оккупированных территорий. Поскольку у противника забрать продукты много сложнее, чем у населения, то очень скоро это привело к конфликтам партизан и населения, что породило поток обращений в ЦК с просьбой решить эту проблему.
В июне 1942 года радиограммой народного комиссара обороны СССР Сталина И.В. командующим фронтами было разрешено в необходимых случаях снабжать партизанские отряды продовольствием за счёт фондов фронтов по норме № 2 или сухого пайка с обязательным последующим отчётом перед Главным управлением продовольственного снабжения Красной армии.
Становится теперь понятным, почему продукты предназначались «только военным». Снабжать продовольствием, находящиеся в окружении два полка своего фронта, командующий имел право.
В мемуарах одного из руководителей партизанского движения в СССР Старинова И.Г. есть поразительный эпизод: «Я сумел попасть на приём к Кагановичу. Но как только речь зашла о крымских партизанах, он резко прервал меня, заявил, что милостыню не подает, обругал и выставил из кабинета» [59].
Если до высадки Судакского десанта между командиром 2-го района Иваном Геновым и его комиссаром Ефимом Поповым были вполне нормальные отношения, то с возникновением конфликта Мокроусова А.В. с «военными» они резко обострились. По радиосвязи поступил приказ о смещении Генова и назначении начальником партизанского района майора Селихова.
По мере того, как мы узнавали о тех или иных несправедливых отстранениях от должностей командиров, комиссаров, начальников штабов отрядов и районов, то могло сложиться представление, что всё это субъективно. Что это – результат произвола одного человека, в данном случае Алексея Мокроусова, и, будь на его месте Иванов, Петров или Сидоров, всё было бы по иному. Собственно говоря, такой вывод и делает в своих мемуарах Николай Луговой. В действительности всё оказалось сложнее. Отстранение Генова И.Г. – одного из лучших начальников районов, наглядно показало, что дело не в каком-либо одном конкретном человеке. Дело в системе, дело в режиме. В том самом тоталитарном режиме, частью которого оставался Крымский полуостров, даже находясь под нацистской оккупацией.
В истории со снятием Генова И.Г. предельно ясно обнажился конфликт между профессиональными военными и «партийносоветской номенклатурой», последние представители которой ещё кое-где сохраняли командные посты.
С момента установления связи с командованием Крымского фронта партизаны с нетерпением ждали прилёта самолётов с посадкой в лесу. Несколько ночей подряд из-за плохой погоды вылет откладывался.
А раненых все эти ночи приносили и уносили, приносили и уносили. Люди выбились из сил. Вот как описал дальнейшее в своих дневниках Николай Луговой: «Во второй половине ночи Морозов, как обещал, прилетел вновь, и мы усадили во вторую кабину Ларина»