го вторжение в их дела, так как прекрасно понимали, «кто в доме хозяин».
Антагонизм между командиром и комиссаром достиг апогея. Оба требовали отставки своего визави. В роли Верховного Суда выступили члены бюро подпольного обкома: Ямпольский П.Р., Мустафаев Р.Ш. Наученные горьким опытом конфликта «Мокроусов – Попов», члены бюро не имели ни малейшего желания вновь «выносить сор из избы» и потому обязали, не в меру строптивых командира и комиссара, продолжать работать вместе. Но уйти от проблемы, или сделать вид, что её не существует, уже было не возможно. Куракова И.Г. заносило постоянно: рукоприкладство по поводу и без повода; принятие неадекватных решений, которые вели к неоправданной гибели людей…
21 мая 1943 года к Луговому Н.Д. пришел секретарь обкома Ямпольский.
«Скажу тебе, Николай Дмитриевич новость, и, думаю, ты затанцуешь.
– Интересно.
– Послал сегодня Булатову запрос о капитане. По состоянию здоровья его надо вывезти. Немедленно.
Слова «по состоянию здоровья» и «немедленно» не без злой иронии Ямпольский подчеркнул.
– Голосую «за», – ответил я. – И предлагаю в бригадные командиры выдвинуть Федора Федоренко.
– Ты думаешь?
– Уверен.
– А, по-моему, ты и сам поработаешь» [40, с. 655].
В этой истории возникают два вопроса. Первый связан с тем, почему секретарь Крымского обкома партии Петр Ямпольский, наделённый в лесу высшими партийными полномочиями, сам не встал во главе партизанского движения? Ответ видится в том, что история с Мокроусовым А.В., наглядно продемонстрировали всю меру ответственности любого человека, который возглавит партизанское движение в Крыму. Все знали, что только помощь влиятельного друга полярника Ивана Папанина спасла Алексея Мокроусова от расправы.
При первой же возможности покинул Крым и его приемник полковник Лобов. Теперь вот, «по болезни», отстранен Иван Кураков, держать которого на этой «опасной должности» дальше было просто невозможно. Никто не мог дать гарантии, что завтра каратели не окружат обессиленных голодом партизан и не перебьют их как куропаток, и это тогда, когда Крым вновь входит в орбиту стратегических интересов Верховного Главнокомандования. Вновь может встать вопрос о виновных. Вот тогда и затребуют для расправы «Тяпкина-Ляпкина» и по полной программе спросят за развал партизанского движения.
Вот почему умудрённый жизнью Пинхус Рувимович Ямпольский здраво рассудил, что гораздо удобнее руководить партизанами со стороны, с должности секретаря подпольного обкома, но всегда иметь под рукой человека, на которого, в крайнем случае, можно будет возложить всю ответственность.
С другой стороны возникает вопрос о том, почему не поставили профессионального военного? Надо признать, что предложение Николая Лугового о назначении Федора Федоренко было вполне логичным.
Почему же его предложение не было принято? Ответ видится в том, что у Крымского обкома партии уже имелся горький опыт общения с военными, у которых неожиданно оказывались высокие покровители. Было и понимание того, что любого кадрового военного легко назначить, но трудно потом снять. Вот почему секретарь провинциального райкома Луговой Н.Д. был очень удобен на этой должности.
Из-за его обращений непосредственно к Сталину о бедственном положении крымских партизан в 1942 году Лугового Н.Д. терпеть не могли в штабе Черноморской группе Закавказского фронта, не любили его и партизаны, так как не могли простить «сытую жизнь» Зуйского отряда, в то время, как они пухли от голода. В отличие от Македонского М.А., Кузнецова В.С., Вихмана Л.А., Котельникова Н.К., Федоренко Ф.А., Егорова М.М., Османова А.О. и других партизанских командиров и комиссаров Луговой Н.Д. не участвовал в боевых операциях, которые так сближают выживших и порождают подлинное боевое братство. Его единственная боевая операция – Баксан, в марте 1942 года.
Вот почему в Крымском обкоме твёрдо знали, что когда понадобится снять Лугового Н.Д., то никто не придет ему на помощь.
Так, 19 июня 1943 года Луговой Н.Д. становится командиром 2-го сектора, а с 18 июля командиром бригады. Чтобы сохранить сложившейся баланс сил, на освободившуюся должность комиссара, назначают не кого-нибудь из секретарей райкомов, а такие в лесу ещё были, а военного – выходца из все той же 48 о.к.д. Мирона Егорова.
С начала года все отряды оказались сосредоточенными в лесах Заповедника в наиболее труднодоступных заснеженных верховьях горных речек Аракча, Пескура, Ускулар, Донга и Писара на северных склонах Главной гряды Крымских гор. С переходом в Заповедник весь радиообмен стал идти только через узел связи Крымского штаба партизанского движения в Сочи. Из-за слабой квалификации обкомовских радистов партизаны неделями не могли установить связь с обкомом.
К тому же, все сходились и в том, что леса Заповедника имеют теневую сторону: позиции противника и партизан одинаковы. Внезапность удара предотвратить не просто, тогда как в Зуйских лесах на многие километры партизаны видели передвижения противника и потому успевали занять оборону даже на внешнем обводе, имея в запасе и главные рубежи обороны.
Интересна и такая дискуссия, которая возникла среди высшего руководства партизанского движения. Такие опытные командиры как Ермаков Д.Ф. и Калугин И.П. старались найти место для стоянки отряда поближе к воде и, чтобы иметь возможность отхода в случае вражеского нападения.
Кураков И.Г. и Луговой Н.Д. были убеждены, что главным достоинством стоянки должна быть выгодная позиция, которая может дать возможность длительного отпора карателям.
Несколько по иному изложил свою точку зрения на этот вопрос в ту пору рядовой партизан Андрей Сермуль. Смысл её сводился к следующему, если раньше, встретив превосходящего в численности противника, партизан или даже группа партизан давали бой и стремились оторваться, то с началом голода, когда истощение стало повальным, пришло понимание того, что сколько не пытайся уйти, противник все равно догонит. Так появилась новая тактика: отходишь до тех пор пока не найдёшь удобную для обороны позицию, а уже там партизан бьется на смерть в прямом значении этого слова. Дальнейшие события, как правило, развивались по двум сценариям: партизан мог погибнуть, что, к сожалению, было не редкостью, но в соответствии с правилами оборонительного боя каждый боец забирал с собой на тот свет минимум втрое больше противников.
Второй вариант заключался в том, что встретив такой отпор и осознав, что легкой добычи нет, а рисковать своей головой никто не хочет, враг уходил.
Таким образом, можно сделать вывод, что, вероятно, правильны были обе тактики, просто, применять их надо в соответствии с конкретно сложившейся обстановкой.
На 9 августа 1943 года в составе бригады было 5 отрядов, в которых насчитывалось 228 партизан. Из них 11 женщин. До 18 лет – 5 человек. Старше 43 лет – 3 человека [5, л. 12].
Оторванные от партизанских реалий и фактически не знающие чем себя занять, «Сочинские партизаны» затеяли очередную реорганизацию партизанского движения. В качестве позитива можно признать то, что после «района», «сектора», наконец, появился подлинно военный термин – «бригада».
В соответствии с постановления бюро Крымского обкома ВКП(б) «Об ошибках, допущенных в оценке поведения крымских татар по отношению к партизанам, о мерах по ликвидации этих ошибок и усилении политической работы среди татарского населения» 18 ноября 1942 года, если партизан брал что-либо из продовольствия у местных жителей, то должен был получить расписку, что все это передано добровольно. Впрочем, как отмечал Федоренко Ф.И.: «Многие командиры, в том числе и я, сомневались тогда в справедливости приказа» [61, с. 124].
Понять его тоже можно, умирающий от голода партизан мог попасть под трибунал, если силой оружия забрал продовольствие у местного жителя без его добровольного согласия. Вот и стали заставлять под дулом автомата писать расписки о «добровольных пожертвованиях».
В отрядах продолжается голод. На 30 июля 1943 года в шести отрядах было всего 252 чел.
Штаб – 13 чел.; 1-й отряд – 22 чел.; 2-й отряд – 25 чел.
Штаб 2-го сектора – 16 чел.; 3-й отряд – 30 чел.; 4-й отряд – 44 чел.; 5-й отряд – 34 чел.; 6-й отряд – 43 чел.
Потери: убито в боях – 73 чел., умерло – 59 чел., пропало без вести – 47 чел. расстреляно – 10 чел. Все данные только по 2-му сектору (заповедник и зуйские леса) [5, л. 12].
Число бойцов в августе 1943 доходит до минимальной цифры за всю историю партизанского движения в Крыму – двести четырнадцать человек.
Всё награждение теперь идет не через военных, а через Центральный штаб партизанского движения. Крымчан стали включать в общие списки награждённых советских партизан. В Москву идет представление о присвоении Федору Федоренко звания героя Советского Союза. Отказ. Несколько награждёний высокими наградами крымских татар
Велиев Смайл. Проводник Судакского отряда. 19.02.42 умело и без потерь вывел из вражеского окружения три партизанских отряда и 350 человек красноармейцев и командиров участников судакского десанта.
Награждён: орден Красного Знамени. Указ от 07.03.43.
Джамалов Иса. Боец 2-го Красноармейского отряда, Ичкино-Колайского отрядов. Награждён орденом Красной Звезды. Указ от 07.03.43.
Кадыев Сеит-Халил. Начальник разведки Карасубазарского отряда. Награждён медалью «За боевые заслуги». Указ от 20.09.43.
30 человек были награждены медалью «Партизан Отечественной войны».
Секретаря Крымского подпольного обкома Рефата Мустафаева представляют к ордену Красного Знамени, но вместо указа о награждении поступает отписка: «В связи с отзывом Крымского обкома награждение не произведено». Обком не простил Рефату Мустафаеву его принципиальную позиции по предотвращению грабежа крымских сел.
Тем не менее, из-за изменения общеполитической обстановки, в лес наконец, потянулось местное население. Партизаны отказываются принимать пополнение из-за отсутствия продовольствия. Желающих стать партизанами уже порядка 150–200 чел., но им было отказано. Приняли только подпольщиков, которым грозила опасность ареста.