родственников. В лесу, где его многие помнили по прежней партийной работе, сразу же был назначен комиссаром 20-го отряда.
В более сложном положении были те, кто успел послужить в «добровольческих» формированиях. Здесь удалось проследить определённую закономерность. Грузинам и азербайджанцам почему-то доверяли полностью. Майор Гвалия, капитан Картвелишили, лейтенант Алиев вскоре стали командирами отрядов, сформированных из их же вчерашних подчиненных.
Бывшим советским офицерам – «добровольцам» из числа русских, украинцев, крымских татар «путь в высшее партизанское общество» был закрыт совершенно.
Примечателен диалог Сафие Ибраимовой и её брата Энвера Ибраимова, в ту пору узника немецкого лагеря для военнопленных «Картофельный городок» в Симферополе, накануне его побега из лагеря. «Ты запишись в «добровольцы», а оттуда уже свободно уйдёшь в лес – бездумно посоветовала Сафие, вспомнив своих коушских знакомых – «добровольцев». Но брат неодобрительно покачал головой: «Поносишь эту форму один день, а потом не отмоешься всю жизнь» [33].
Уникален по многим параметрам 10-й отряд, 4-й бригады, которые до этого служили в пресловутом 149-м батальоне, который все недобросовестные исследователи упорно именуют крымскотатарским.
В списке отряда указывалось, откуда пришел данный боец, а также его национальность, место жительства родных. Мы воспроизведем данные по национальностям всех бойцов 10-го отряда, выходцев из 149-го батальона: русские – 54 чел.; греки -14 чел.; украинцы – 12 чел.; крымские татары – 7 чел.; казанские татары – 5 чел.; армяне – 4 чел.; узбеки – 4 чел.; поляки – 3 чел.; грузины – 2 чел.; румыны – 2 чел.; азербайджанцы – 1 чел.; белорусы – 1 чел.; болгарин – 1 чел.; евреи – 1 чел.; карел – 1 чел.; лак – 1 чел.; словаки – 1 чел.; хорваты – 1 чел. [12, л. 95-111].
Аналогично развивались события и в Старокрымских лесах. Неожиданно в лес пришли вооружённые люди. Все в полном немецком обмундировании, выстроились по струнке. Оказалось, что это германское подразделение, состоящее из числа бывших советских военнослужащих грузинской национальности. Из них сформировали 11-й отряд. Командиром оставили прежнего – капитана Акакия Картвелишили, а комиссара и начальника штаба – из старых партизан.
Структурные изменения потребовали и новых форм партизанской борьбы. Новым оказалось забытое старое. Командующий партизанским движением Алексей Мокроусов требовал, чтобы отряды смело атаковали гарнизоны, не прятались в горах, а как настоящие хозяева леса жили не в шалашах и землянках, а в горных селах.
В ноябре 1943 этот час настал. Сафие Ибраимова – медсестра 4-го отряда 6-й бригады вспоминала: «Как только завершилось формирование отряда, мы разместились в селе Мангуш. Жили в домах, питались довольно сытно. Противник не беспокоил нас почти месяц» [33].
В лес было направлено шестнадцать радиостанций вместе с радистами, шифровальщиками и другими специалистами. Размах партизанского движения был такой, что партизаны осмелились атаковать, и атаковать успешно: Зую, Старый Крым, железнодорожную станцию Альма.
В этот период часть отрядов располагалась непосредственно в захваченных ими селах, часть по-прежнему в лесных лагерях, которые были оборудованы достаточно комфортно. Вот как Леонид Вихман описывал свои впечатления от посещения лагеря 3-го отряда: «Какой здесь образцовый порядок. Здесь есть клуб, баня, прачечная, портняжная, сапожная, колбасная мастерская и даже самогонный завод. Четкость и исполнительность чувствуется во всём. Молодец Грузинов» [11, л. 10].
В 1942 году Алексей Мокроусов был взбешен, увидев землянки Зуйского отряда, а патефон и кровать с набалдашниками стали притчей во языцях. Осенью 1943 года отношение к минимально возможному комфорту было совершенно иное.
Понимая, что Крым придется оставить, оккупационное командование приняло решение изъять у населения всё продовольствие и отправить его в Германию. Начать решили с горных и предгорных сел, одновременно преследуя цель создать вокруг партизан «выжженную землю».
Вновь развернувшееся массовое партизанское движение практически парализовало сообщение внутри горного Крыма. Партизаны активно нападали на села, занимали их, и даже жили в них. Как результат, население горных селений становилось объектом, как боевых действий, так и карательных акций. Дело в том, что в течении всего режима оккупации неуклонно соблюдался принцип: за одного убитого немецкого или румынского солдата расстреливали 25 человек мирных жителей.
Село Суюн-Аджи. «28 октября 1943 года меня вызвали в контору общины. Там были староста Жесткий, Сафронов и еще два незнакомых мне человека. Они сказали мне поехать в Симферополь и вызвать коменданта. Дали записку с подписью и печатью старосты общины. В записке было написано: «Господин комендант, приезжайте и заберите 500 штук яиц и тонну яблок. Боимся, что их заберут партизаны». Я тут же поехал в город и отнес записку в районную комендатуру.
Командир партизан приказал всем жителям уходить елее к партизанам, чтобы в момент нападения никого из жителей уже не в деревне не было, иначе всех вас перестреляют фашисты.
В обед к дому Болотовой подъехала легковая машина, в которой сидели все три коменданта и еще какой-то офицер. За рулем – Николай Черняк. За легковой машиной остановился крытый грузовик, внутри которого было шестеро солдат, а в кабине сидели офицер и шофер. Гершель вышел из машины и стал кричать: «Надя. Дай ключи». В этот момент партизаны открыли автоматный огонь. Немцы попытались сопротивляться, но бесполезно. Вскоре все фашисты были убиты.
Погрузив тела убитых в кузов, партизаны увезли их в обрыв за деревней и сбросили с машины. Николая партизаны взяли с собой в лес, в 19-й отряд. Через месяц он убежал от них в Симферополь и стал предавать партизан.
Немцы сожгли деревню. Тех, кто не ушел в лес к партизанам, каратели собрали на расстрел, били. Партизаны примчались на чехословацком грузовике «Шкода», открыв огонь на ходу. Каратели испугались и убежали. Через день они вернулись и сожгли всю деревню, схватили тех, кто не успел уйти в лес. Народ разбежался, кто куда, а молодёжь пошла в лес к партизанам» [62, с. 151].
Село Шах-Мурза. 9 ноября 1943 года 3-я бригада партизан под командованием Владимира Кузнецова совершила нападение на село Шах-Мурза. Партизаны заняли село и в продолжении 17 часов удерживали его, перекрыв движение автотранспорта на шоссе Симферополь – Феодосия на участке Старый Крым – Салы. Все это время шёл страшный бой. Противник применял артиллерию, минометы… Село Шах-Мурза было практически уничтожено.
В ходе последовавшей карательной операции были сожжены села Ангара, Барабановка, Джефер-Берды, Ени-Сала, Кизил-Коба, Мангуш, Улу-Сала.
Согласно информации, предоставленной Государственным архивом Автономной Республики Крым: 23 декабря 1943 года группой партизан и членами общины деревни Улу-Сала по горячим следам был составлен акт о зверствах фашистов в этой деревне. Согласно акту, 21 декабря 1943 года при выходе из деревни, в которой они располагались 19–20 декабря, каратели подожгли дома вместе с находившимися в них жителями… Из 102 домов, подожженных немцами, удалось потушить только 8.
Вот как описывала эти события газета «Красный Крым» в январе 1944 года: «Перед нами акт злодеяния немецких бандитов в деревне Улу-Сала Бахчисарайского района. В конце декабря немцы под давлением партизан были вынуждены оставить деревню Улу-Сала. Туда вступил партизанский отряд. Перед народными мстителями предстала страшная картина разрушения и убийств. Удалось спасти только 8 домов. В подвале дома Умера Ментаира было обнаружено 25 трупов. Немецкие злодеи перед своим уходом из деревни загнали сюда, в подвал советских граждан. Все люди были связаны. Гитлеровцы облили их бензином и сожгли. Вслед за тем был подожжён и дом. Крики несчастных долго раздавались по всей деревне».
Далее в статье перечислялись имена трагически погибших жителей деревни. Всего было сожжено заживо 215 жителей деревни Улу-Сала.
С 4-го по 7 декабря 1943 года были ограблены и уничтожены деревни: Бешуй, Нижние Саблы, Верхние Саблы, совхоз Саблы, Биюк-Янкой, Пайляры, Терскунди, Тавель, Эки-Таш.
Сельскохозяйственные продукты были конфискованы из деревни Кисек-Аратук. Вывезены продукты и выселены местные жители из Константиновки.
Были изъяты следующие сельхозпродукты и скот: 402 тонны зерна, 30 тонн табака, 13 тонн картофеля, 150 кубометров дров, 1 немецкая молотилка, 170 голов крупного рогатого скота, 60 овец, 100 тонн зерна, 60 тонн сена, 80 голов скота.
9-го и 10-го декабря 1943 в рамках одной военной операции было проведено действие, направленное на эвакуацию имущества и гражданского населения из следующих деревень: Ангара, Ени-Сала, Кызыл-Коба, Чавке, Шумхай, Сергеевка и Джафар-Берды.
Для этого были задействованы 65 грузовых автомашин и около 40 повозок.
В результате было изъято: около 48 тонн сельскохозяйственной продукции, 7 тонн табака, 75 голов крупного рогатого скота.
По докладам оккупантов, поиск продуктов был осложнён тем, что большую их часть жители зарыли.
13-го и 14-го декабря состоялась еще одна операция, направленная против района южнее Зуи.
Было задействовано 67 грузовых автомашин, около 40 повозок и 3 гусеничных трактора.
Была произведена эвакуация местных жителей и имущества из следующих деревень, впоследствии уничтоженных: Петрово, Барабановка, Тау-Кипчак, Нейзац, Бураган, Баксан, Коят-Кайнут, Фриденталь, Верхние Фундуклы, Конрат, Верхний Мамак, Нижний Мамак, Джанатай, Вейрат, Суин-Аджи, Новоивановка, Бура, Тарнаир, Толбан, Мечеть-Эли, Дайр, Хан-Эли.
В результате было изъято: 10,7 тонны зерна, 19,0 тонн кукурузы, 3,5 тонны семечек, 3,2 тонны картофеля, 5,3 тонны табака, 170 голов крупного рогатого скота. Значительная часть запасов пропала из-за того, что отряд многократно поджигал деревни до окончания эвакуации имущества.