Крымский излом — страница 8 из 8

6 февраля 1942 года. 21:35. Штаб ГОТМБ-1 ОСНАЗ РГК. Командир бригады генерал-майор Бережной

Да, неудобно как-то перед вождём получилось. Гейдрих-то, как колобок из сказки, и от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл... Даже лучший ас всех времён и народов товарищ Александр Иванович Покрышкин вкупе с самим Василием Сталиным не смог его уконтропупить. Ничего... На каждого хитрого колобка есть... В общем, лиса, которая его с аппетитом скушает.

Но, к счастью, и думать ничего особенно не надо. По данным всё того же радиоперехвата, завтра утром в сопровождении конвоя Гейдрих отправится из штаба группы армий Центр в Смоленске в штаб 4-й полевой армии, располагающийся в городе Юхнове, фактически, на линии фронта. Немцы так надеются на свою "Энигму", что в радиопереговорах совсем не стесняются, сообщают мельчайшие подробности своих планов.

Но вы не думайте, что наше "Большое Ухо" работает сугубо в наших бригадных узкоэгоистических интересах. Для Разведупра Генштаба Красной армии мы "абонент номер 202", для генерала Голикова на Брянского фронте – "абонент номер 98", для генерала Жукова на Западном фронте – "абонент номер 33", для генерала Конева на Калининском фронте – "абонент номер 16". Один раз, почти сразу после нашего прибытия в Кубинку, Георгию Константиновичу с подачи нашего радиоперехвата удалось поймать немцев "на горячем" при попытке деблокировать 8-ю полевую армию Моделя. Никакого внезапного прорыва на участке, считавшемся второстепенным, у Гёпнера не получилось. Относительно легко прорвав первую линию окопов, немецкая кампфгруппа сама влезла в огневой мешок, примерно похожий на тот, в который попала банда Басаева при его попытке отойти из Грозного в январе 2000 года.

Эффект был тот же: многослойная система огня, в которой учтено всё – от могучих гаубиц Б-4 до грамотно расположенных минных полей и умело расставленных пулемётов. Ну да, проконсультировали мы немного "маршала Победы", а что такого? Зато по результатам той бойни героем стал "товарисч Жюков", а нас там как бы и не было. Наградой нам стала устная благодарность товарища Сталина, а это, поверьте, тоже дорогого стоит! А также тот мат-перемат, которым обменялись Алоизыч, ОКХ и фон Клюге. Кто-то с нами точно наживёт язву на нервной почве задолго до Нюрнбергского или какого ещё иного трибунала.

Ну вот, потому-то мы все свои планы передаём исключительно из рук в руки и посвящаем в них ограниченное количество лиц. А всё по той же причине, по какой у японцев получился Пёрл-Харбор. Операция была абсолютно внезапной, поскольку готовилась и осуществлялась в режиме полного радиомолчания. Немцы же так носятся со своей первоклассной радиосвязью, что используют её и к месту, и не к месту. Да, летом сорок первого радиосвязь с шифрованными каналами давала им огромные преимущества перед РККА, у которой такой роскоши не было. Но сейчас перед ними уже совсем другой противник, который их плюс запросто превращает в минус.

Болтливость в эфире – это половина всех их бед. Любо-дорого было смотреть, как немецкие командиры превращались в слепых котят, когда мы на участке прорыва включали системы радиоподавления. Ни тебе совет от начальника получить, ни разведданные, ни помощи запросить. Из рации только свист и вой.

Короче, немцы в очередной раз превратили свою тайну в "секрет Полишинеля", разболтав её по радио. Но что же им делать? Ведь парашютисты из 4-го воздушно-десантного корпуса, разбитые на разведывательно-диверсионные группы и действующие от Брянска до Пскова, регулярно режут вражеские проводные линии. И не просто режут, а утаскивают полевой провод с собой, чем вводят III Рейх в разор. Медь, она, знаете ли, денег стоит. Да и в военное время это страшный дефицит.

На сей раз нам удалось избежать больших потерь воздушно-десантного корпуса под Вязьмой. Конечно, и в этом варианте многие из них погибли. Но не привязанные к одному месту, свободные в своих перемещениях, они устроили немецким охранным дивизиям "собачью карусель", совершая диверсии на железной дороге, обстреливая автоколонны и уничтожая тыловиков. В своё время читал у Вершигоры про партизан Ковпака, о том, что зимой партизанский батальон на лыжах может играть в кошки-мышки с охранной дивизией на машинах. Так оно и есть, вот только не надо отдавать идиотские приказы, заставляющие партизан вступать в абсолютно ненужный им бой. С разведывательно-диверсионными группами то же самое, только масштабы чуть поменьше.

Вот эти-то парни нам и помогут разобраться с Гейдрихом. Но поскольку сами они вряд ли смогут атаковать колонну, в составе которой обязательно будут танки и бронетранспортёры, то всю основную работу придётся делать моим людям из разведроты бригады. Конечно, с опорой на местные силы, не без того. Жаль, что нет с нами майора Гордеева вместе с двумя десятками бойцов роты СПН ГРУ. Он убыл куда-то на Урал создавать войска специального назначения для Красной Армии. Но место убывших заняли лучшие местные бойцы из состава разведывательного управления Черноморского флота. Вместе с нами они прошли от Евпатории до Изюма и Слáвянска. А вместо майора Гордеева у нас есть капитан Бесоев, Николай Арсеньевич, ему и карты в руки.

Полчаса спустя, полевой лагерь ГОТМБ-1 ОСНАЗ РГК. Гвардии капитан ОСНАЗ РГК Бесоев Николай Арсеньевич.

Вот тебе, бабушка, и сюрприз, да ещё на ночь глядя... Полковник, то есть генерал-майор, "Славян" по настоящему "жжот": "Бес", пойди туда, не знаю куда, и непременно поймай нам живого Гейдриха".

Быстренько собираю "консилиум". У многих командиров групп опыта много побольше моего. Все десятеро мамлеи, и гордо отзываются на обращение: "товарищи командиры". Трое местные, остальные пришли с нами ОТТУДА. Вот они, кругом стоят у стола с расстеленной картой и ждут, что я им скажу. Василий Сорокин по кличке "Птиц" – с двенадцатого года. Лёха Матвеев, по кличке "Кот" – с восемьдесят пятого. Марат Зиганшин по кличке "Змей" – с восемьдесят седьмого. И тоже Марат, но Хамидов, позывной "Ласка", – с шестнадцатого. Говорят, что не братья, но очень похожи. Генка Попов, "Крест", – с восемьдесят четвёртого. Серега Бодров, "Молчун", – с шестнадцатого. Валера Битенко, "Кнут", – с восемьдесят седьмого, Артур Можайский, "Брат", – с восемьдесят восьмого. Ещё один Серега, но Ерёмин, позывной "Тихий", – с восемьдесят пятого. Стоят ровесники 1-й мировой и ровесники Перестройки. Люди, родившиеся в странах, которые почти сразу после их появления на свет, скинули старую кожу, сменив и название, и суть. Но сейчас мы в одном строю. Если нужно сделать невозможное, то мы сделаем это.

Поднимаю руку, призывая к вниманию.

– Товарищи командиры, – ребята заулыбались, – хочу сообщить вам преприятнейшее известие, к нам едет...

– Ревизор? – почти на автомате подсказал "Кот".

– Работа к нам едет, – поправил его я. – Непыльная и по специальности. В наши края с визитом занесло наци номер четыре, ну или пять – кто их там разберет, – обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха. Если кто не понял, то его чин в переводе с эсэсовского на человеческий – целый генерал-лейтенант. Но и это ещё не всё. Гейдрих – любимчик Гитлера, руководитель службы безопасности СД и спец по всяким разведывательным и контрразведывательным делам.

– Серьёзный дядька, – кивнул "Птиц". – И мы его должны, того?

– Естественно, товарищ Сорокин, – кивнул я, – Когда вокруг околачиваются такие люди, то жди беды. Или вещи пропадать начнут, или вообще пожар случится. Предполагать, для чего он прибыл, можно всё, что угодно, вплоть до покушения на товарища Сталина. В нашей истории такого не было, но тут мы столько всего наворотили, что у немцев вполне могла поехать крыша. Известно, что при нём была какая-то "команда", для перевозки которой потребовалось аж две транспортных "коровы". Но могу вас утешить: эти архаровцы уже не наша забота. На подходе к Смоленску, оба транспортника были сбиты нашими истребителями. Сам Гейдрих уцелел только потому, что был не в одном из транспортников, а пилотировал истребитель сопровождения.

Итак, по данным радиоразведки, завтра утром он выезжает из Смоленска в Юхнов в сопровождении солидного эскорта. Танки будут обязательно, хотя бы потому, что сейчас идёт снег, и без предварительного укатывания дороги любая машина на ней скоро сядет на пузо.

Ребята расстилают на столе карты. Совершенно очевидно, что дороги через Вязьму ему нет, потому что линия фронта проходит через город. У Гейдриха только один вариант – сначала примерно 130 км от Смоленска до Рославля, – в наше время эта трасса будет называться А141. Потом от Рославля до Юхнова ещё 180 км по трассе А101. Сейчас они, да ещё после хорошего снегопада, не дороги, а направления. А это значит, что немцы будут едва ползти. Нужно хорошее место для засады, причём надо учитывать, что А141 сейчас – рокада, параллельная железной дороге, а вот А101...

– Товарищ капитан, – Марат Хамидов ткнул пальцем в карту, – тут мост, через Десну. А что, если мы немного обнаглеем и скрытно возьмём объект...

– "Ласка", это риск, большой риск! – покачал я головой. – Одно неверное движение, один выстрел, – и Гейдрих, развернувшись, укатит по своим делам. Кстати, мы должны ещё как-то выяснить, где именно в колонне он будет находиться. Думаем ещё!

– Товарищ капитан? – поднял руку "Змей". – А ведь "юнкерсы" со спецгруппой СД наши из особой авиагруппы завалили?

– Да, – кратко ответил я, не став раскрывать фамилии пилотов.

Марат покачал головой.

– Вот тут дорога проходит через лесной массив, рядом есть поляны, где могут сесть вертушки. Ещё один вопрос, товарищ капитан. Если случится авианалёт, ведь немцы вылезут из машин и залягут? И самое главное, будут смотреть не по сторонам, а вверх, на самолёты...

Ребята загалдели, поняв мысль "Змея". Атаковать во время отвлекающего авианалёта – это, конечно, может дать нам фору, но лишь в том случае, если лётчики сработают точно по плану. Они должны атаковать колонну в нужном нам месте, на что местные ВВС органически не способны. Во-первых, по причине крайне дурного состояния связи, во-вторых, из-за отсутствия реального опыта подобных дел. Су-33 с аэродрома в Кратово способны размолотить всё в пыль, причём, вместе с нашей засадой... Эврика! Кто его в первый раз упустил, тот нам завтра и подсобит.

– Тихо! – говорю. – Будет вам правильный налёт. В операции участвуют группы "Птица", "Змея" и "Тихого". Остальные – резерв. Нечего идти туда всем колхозом. Разведку местности и подготовку засады обеспечивает...

Я глянул на схему с разбивкой по зонам ответственности РДГ.

– Обеспечивает группа капитана Серёгина. Они там уже месяц шастают, должны выучить, что и где лежит. Бойцы РДГ отходят вместе с нами, поэтому возьмём вместо двух – четыре вертушки... Так, не забудьте, полная зимняя экипировка, лыжи, гранатомёты обязательно, пулемёты с БК. "Птиц" берёт "Утесы", его группа будет группой огневой поддержки. "Змей" и "Тихий" – "Печенеги". На месте с транспортировкой помогут бойцы Серёгина. Всё, парни, вылет в ноль часов ноль минут. Разошлись готовиться.

Они-то разошлись, а мне ещё предстояло отправиться в роту связи и решить все вопросы с Кратово насчёт вертолётов и завтрашнего вылета Су-25-го на штурмовку. Нужно было также, используя специальный пароль и шифр, пообщаться с капитаном Серёгиным, чтобы его люди тоже зря время не теряли. А самое главное, – доложить о наших планах начальству, а то ведь оно оставаться в неведении ой как не любит!

7 февраля 1942 года. 11:45. Где-то на шоссе между Рославлем и Юхновым. Обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих.

Бескрайние заснеженные леса сменялись такими же бескрайними заснеженными полями. После вчерашнего снегопада замело дороги, и скорость колонны едва превышала двадцать километров в час. В поездке в штаб 4-й армии обергруппенфюрера СС и командующего группой армий "Центр" сопровождало не менее батальона охраны при нескольких танках. Впереди, уминая снежную целину и превращая её в некоторое подобие дороги, шли два средних танка T-III, потом лёгкий танк T-II, два полугусеничных бронетранспортёра с пулемётами и два грузовика с солдатами. За грузовиками шёл ещё один бронетранспортёр, на этот раз командирский, с мощной радиостанцией, а за ним, в самом центре колонны, заляпанный белой известковой маскировкой генеральский "Хорьх". Следом за "Хорьхом" в двух "Опель-Капитанах" ехали адъютанты, ординарцы и другие офицеры рангом пониже. За "Опелями" следовал ещё один радийный БТР, потом снова грузовик с солдатами, а замыкали колонну два БТРа и лёгкий танк T-II. Короче, всё как в русской сказке: заяц в сундуке, утка в зайце, яйцо в утке, а игла в яйце... Про дуб, то есть про немецкий тыл, мы сейчас даже и не будем вспоминать.

Но всё это так, лирика. Пока генеральский конвой полз по бескрайним русским просторам, самое интересное происходило внутри генеральского "Хорьха". Звуконепроницаемая перегородка, отделяющая пассажиров от водителя, была поднята, и "Две Очень Важные Персоны" Рейха вели между собой довольно занимательный разговор:

Генерал-фельдмаршал фон Клюге меланхолично смотрел в окно, рассуждая вслух о том, что мелькало за окнами автомобиля:

– Герр обергруппенфюрер, все эти заснеженные леса живут своей загадочной жизнью. Люди, которые скрываются в них, желают нам лишь одного – смерти. Каждый день происходят нападения на колонны и обстрелы постов, но посланные в погоню охранные части не находят ничего, кроме россыпи гильз и лыжных следов. Вы думаете, почему я взял с собой такую большую охрану? Совсем не из трусости, нет. Точно так же мы вынуждены охранять любые перемещения в наших тылах, будь то грузовики с продовольствием и боеприпасами или санитарные колонны. Эти варвары не щадят ничего и никого. Я уже просил у ОКХ перебросить к нам для борьбы с бандитами хотя бы несколько батальонов финских лыжников, но пока не получил ответа. Эти бесконечные заснеженные просторы угнетают наших солдат. Может быть даже больше, чем морозы и отсутствие тёплых вещей. Если посмотреть на карту, то видно, что несмотря на все наши успехи, мы лишь только надкусили с краю бесконечно огромный русский пирог.

Гейдрих хрустнул костяшками пальцев.

– Герр генерал-фельдмаршал, не буду вас успокаивать. Скорее наоборот, я честно и прямо должен сказать, что трудности у нас ещё впереди. Адмирал Канарис и его ведомство сделали свою работу весьма поверхностно и неаккуратно, недооценив многие аспекты большевистской военной машины, а некоторые, весьма прискорбные, вещи и вовсе проглядели. Мы сейчас мало понимаем в том, что творится по ту сторону фронта. Одни люди исчезают бесследно, зато вдруг появляются совершенно другие, нам до того неизвестные. Как чёртик из табакерки выскакивают целые армейские соединения, по своей выучке, как минимум, не уступающие лучшим частям нашей доблестной армии, а по техническому оснащению превосходящие наилучшие наши новинки. Очень точно всё рассчитав, Сталин применил свои элитные части как раз в тот момент, когда в наших войсках наступил кризис из-за неправильной оценки сроков русской кампании.

У русских нашлись генералы, не уступающие талантами нашим прославленным полководцам. Кроме того, по некоторым признакам можно судить о том, что в Кремле этим генералам выписан полный карт-бланш, лишь бы их действия приносили успех. Фюрер поручил мне до конца разобраться с этим вопросом и окончательно устранить источник угрозы нашим планам.

Поскольку эта самая пресловутая тяжёлая мехбригада, от одного имени которой у армейцев трясутся поджилки, расположилась в полосе ответственности вашей группы армий, я надеюсь, герр генерал-фельдмаршал, на полное ваше содействие. Что же касается ваших проблем с лесными бандитами, то вернувшись Берлин, я обещаю посодействовать тому, чтобы фюрер надавил на маршала Маннергейма. Правда, тут есть одна тонкость. Финны хотят себе Архангельск, а мы не отдаём – хватит с них и Карелии. Из-за этого-то они и уперлись как бараны, не желая увеличивать своё участие в этой войне. Я думаю, что мы найдём для них правильные слова. Ну, а если... Так Маннергеймом больше, Маннергеймом меньше... Неполноценные народы, такие, как финны, должны ещё заслужить своё место под солнцем после того, как Третий Рейх станет владыкой всего мира. Вы же, генерал-фельдмаршал, несомненно не сомневаетесь в том, что, в конце концов, Великая Германия одержит победу? Ведь наш фюрер сказал, что все наши трудности временные, и в летнюю кампанию 1942 года мы добьём этот большевистский колосс на глиняных ногах.

– Герр обергруппенфюрер, – кивнул фон Клюге, – я окажу вам максимальное содействие в выполнении вашей миссии, а также выполню любой приказ фюрера, адресованный мне, как солдату. Пока же мы просим только одного – подкреплений, и не получаем ничего. Более того, у нас даже забирают самые боеспособные части и подразделения, чтобы заткнуть огромную дыру на юге. Кроме того, в ОКХ мне заявили, что есть ещё и Румыния и даже Болгария, которым постоянно угрожают русские десанты.

У нас есть полки, в которых ротами командуют унтера, а батальонами – лейтенанты. Чтобы избежать катастрофы необходимо любой ценой заранее определить направление главного удара противника и принять все необходимые меры к недопущению повторения того, что произошло на юге. Вы можете хотя бы примерно сказать, когда русские могут начать свою операцию?

– Исходя из наших расчётов, они будут готовы к сражению не раньше, чем через месяц, – несколько пренебрежительно ответил Гейдрих. – Моё мнение таково: их план предусматривает наступление примерно между первым и двадцатым марта. Позже начнётся распутица. Но вы, герр генерал-фельдмаршал, не беспокойтесь. Мы, солдаты партии, справимся с поставленной задачей, и победоносный германский дух как всегда восторжествует.

Дальше они ехали молча, и каждый думал о своём. Гейдрих размышлял над "загадкой Бережного" и о том, что же всё-таки могло произойти месяц назад в окрестностях Евпатории. Если появление на фронте танков и самолётов неизвестных конструкций хоть как-то можно было объяснить войсковыми испытаниями штучно собранной техники, то вот корабли неизвестных типов под андреевскими флагами не лезли в эту картину абсолютно. И то, что среди них был авианосец... Германия уже два года не может закончить постройку своего единственного авианосца "Граф Цеппелин", хотя причины этого больше в склоках между Герингом и Редером, но всё же... А тут вдруг у большевиков появляется огромный авианосец... Причём и загадочные корабли, и загадочная "бригада Бережного" появилась в одном и том же месте и в одно и то же время... Поневоле начнешь верить в чудеса.

Гейдрих глянул в окно машины, и ему вдруг стало неуютно. Показалось, что из-под каждой ветки на него смотрят чьи-то внимательные недобрые глаза. Захотелось выхватить пистолет и стрелять, стрелять, стрелять...

«Рейнхард, Рейнхард, – подумал он про себя, – ты явно переутомился, и тебе надо отвлечься. После возвращения с фронта нужно будет на несколько дней съездить в Швейцарию отдохнуть. А что, тишина, горы и никакой войны...»

Командующий группой армий Центр думал совсем о другом. Именно ему, генерал-фельдмаршалу Гюнтеру фон Клюге, предстоит следующим оказаться на острие главного удара большевиков. Выдержат ли его армии, измотанные зимой, морозами, болезнями и почти тремя месяцами жестоких боёв? Надутый как индюк эсэсовец даже не представляет, что у люфтваффе с каждым днём всё меньше транспортных самолётов, а армия Моделя каждый день требует продовольствия, боеприпасов, эвакуации раненых и доставки хоть каких-нибудь подкреплений. Модель просил разрешения на прорыв из кольца, но фюрер с ослиным упрямством запретил ему делать это. "Держитесь, мы выручим вас", – вот каким был его ответ на просьбу Моделя.

Но не один Модель находится в таком исключительно тяжёлом положении. Последние танки 4-й танковой армии сгорели во время попытки деблокировать 8-ю армию и теперь, по сути, от армии осталось лишь название, штабы и немного личного состава. Обученные танкисты, сражающиеся в качестве пехотинцев, – это нонсенс. Армию нужно расформировывать, пехотные части передавать в 4-ю полевую армию генерала Хейнрици, а танкистов направить для формирования новых частей.

Но он, командующий, не может снять с фронта ни одного человека, потому что тогда этот фронт рухнет. А тут ещё на горизонте появился человек, который уже поставил точку в карьере Манштейна, Гудериана, Гота и Клейста. Значит ли это, что у большевиков завелись специальные охотники за головами вражеских генералов? Невероятное предположение, но оно вполне может быть верным. Если в самый канун решающей битвы армия утратит своего командующего и весь его штаб, то оставшиеся без управления солдаты станут лёгкой добычей противника.

Гюнтеру фон Клюге стало как-то неуютно. Значит ли это, что новая операция русских начнётся с попытки убить или пленить его, командующего группой армий "Центр"? Или удар в первую очередь будет нанесён по штабу армии, находящейся на направлении их главного удара? Надо будет в первую очередь предупредить Хейнрици, не забыв, конечно, про Шмидта и Рейнгарда. Хотя вряд ли большевики будут наступать, не ликвидировав Ржевский котел, как они только что ликвидировали Сталинский. Надо будет усилить наблюдение за их железнодорожными перевозками, ибо, если сюда повезут части уже разгромившие армию Клейста, то и по Моделю тоже можно будет заказывать панихиду.

Генерал фельдмаршал не обольщался. Полгода назад у русских совершенно не было опыта. Части, которые Сталин отправлял на фронт, тут же попадали в "котлы" и погибали. Вдогонку им шли необученные резервисты, и они, как и их предшественники, гибли под гусеницами немецких танков. Теперь же всё пошло по другому.

Наступления под Москвой и на Юге дали большевикам массу бойцов, закалённых в боях и почувствовавших вкус победы. И если в своё время вермахт "тренировался" на поляках и французах, массами сдававшихся в плен, то русские "тренировались" на самом вермахте, до сей поры лучшей армии мира. И кое-в чём они сумели превзойти своих учителей.

Сейчас они победили, поймали кураж и с любопытством приглядываются, выбирая – кто станет их следующей жертвой. Фон Клюге начинал воевать ещё в ту, Великую войну. Уже тогда русские были самым неудобным из всех противников Германии. В конце концов, они сами победили себя, предпочтя войне империалистической войну гражданскую. Но сейчас такой исход исключен: Сталин – это не мягкотелый Николай II. Да и сражаются сейчас русские не "за свободу славян" и не за интересы Англии и Франции, а за своё собственное выживание как народа. Их сопротивление растёт с каждым днём, сжимая невидимую пружину, и – "Боже, спаси Германию". Эта стальная пружина, распрямившись, отбросит вермахт туда, откуда он пришёл – на запад, вглубь Европы.

Генерал-фельдмаршал выглянул в окно. Растянувшаяся колонна, миновав мост через заснеженную реку, снова углубилась в лесной массив.

7 февраля 1942 года. 15:05. Лесной массив на шоссе между Рославлем и Юхновым. Гвардии капитан ОСНАЗ РГК Бесоев Николай Арсеньевич.

Везде, где немцы появлялись со своей "цивилизаторской" миссией, они цивилизованно вырубали лес на пятьдесят метров по обеим сторонам дороги. Тут тоже было что-то подобное. Лес вырублен, но местами ширина просеки не превышала пятнадцати метров от обочины. Здоровенная, более чем тридцатиметровая ель, упав после взрыва накладного заряда, должна с гарантией перекрыть проезжую часть. Танк через такую преграду прорвётся, хотя и с трудом, а вот легковушка наверняка застрянет. Особенно "Хорьх"...

Вспоминаю инструкцию для британских и американских парашютистов времён высадки в Нормандии: "Если вы видите "Хорьх" – немедленно стреляйте, в 99-ти случаях из ста, вам попалась важная птица". В трёх десятках метров от этой ели стоит ещё одна, почти такая же высокая. И у её комля притаился такой же накладной заряд. Так сказать, импровизированная мышеловка для Гейдриха. Парни уже с самого утра расставлены по местам. Там, где должны остановиться голова и хвост колонны, выставлены гранатомётчики, которых прикрывают люди капитана Серёгина... Вот слышен далекий звук мотора... Всё, засада замирает...

К капитану Серёгину мы прилетели уже за полночь. Большая поляна со всех сторон была окружена высокими елями. Там, под разлапистыми ветвями и натянутыми масксетями мы до поры до времени и укрыли свои вертушки. Капитан Серёгин оказался невысоким коренастым офицером в заношенном белом маскхалате. Его люди казались копией своего командира – такие же суровые и немногословные. Этот район они "окучивали" уже больше трёх недель, и поэтому им была знаком каждый куст и каждое дерево. Спокойно выслушав суть нашего задания, капитан Серёгин не выразил никаких эмоций, будто он и его люди каждый день таскают этаких Гейдрихов пачками в штаб фронта. На самом же деле он уже решал про себя, какое место для засады подойдёт лучше всего.

По зимнему лесу передвигаться можно было только на широких и коротких охотничьих лыжах. Примерно в этих же местах в начале XXI веке была наша база. Мы, конечно же, осваивали лыжи, как узкие, спортивные, так и широкие, охотничьи, подбитые шкурой северного оленя. Биатлон для людей нашей профессии – естественный вид спорта. Но я не припомню, чтобы тогда, спрыгнув с лыж, можно было провалиться в снег по пояс или по грудь. Максимум, по колено или чуть выше. Сдаётся мне, что природа за эти семьдесят лет изрядно потеряла в размахе и великолепии. Или же эта зима особо выдающаяся, в смысле снежного покрова, и весной надо ждать бешеного половодья.

Из чего можно сделать два вывода. Во-первых, немцы практически не имеют никаких шансов догнать нас на своих двоих. Во-вторых, любой из нас, кто потеряет или поломает лыжи, тут же сразу и безнадёжно отстанет. Для перевозки важных пленных мы имеем с собой четверо специальных саней-волокуш. В каждые сани могут впрячься два-три бойца. К счастью, нам не надо умыкать Геринга – на его тушу потребовалась бы волокуша, которую тянет, как минимум танк. Почему четверо саней, когда Гейдрих один? Гениальная фраза генерал-майора Бережного:

«Один пишем, три в уме... Во-первых, товарищ капитан, там не только Гейдрих может быть достоин похищения – мало ли, с какой важной шишкой он едет в одной машине. Обычный полковник из штаба группы армий "Центр" тоже тянет, как минимум, на "Красную звезду". Во-вторых, даже если кроме Гейдриха никого не удастся поймать, то у тебя или у Серёгина могут быть раненые. Это война, а не учения, и даже в состоянии крайней необходимости бросать своих нехорошо. В-третьих, если можно брать – бери, по двум первым причинам лишним не будет».

Ну, а уж если меня заставили взять эти санки, то по дороге к засаде мы по полной загрузили их оружием, боеприпасами и взрывчаткой.

– Тихо, – сказал я и прислушался – колонна приближается. Уже ясно был слышен лязг гусениц головного танка. Радист протянул мне гарнитуру с микрофоном, и я сказал в него: "Первый звонок".

Где-то далеко в небе эту фразу услышал капитан Покрышкин, и его Су-25, прекратив кружить в зоне ожидания, лёг на курс, который должен был привести машину к рубежу атаки над дорогой. Подкрыльевые пилоны Су-25 были оснащены блоками 80-мм НАРов. У пилота был только один категорический запрет – он не должен был обстреливать легковые машины. Как мы узнали от высотного разведчика, предполагаемое место нахождения нашей цели – середина колонны. Будет обидно, если Гейдриха разорвёт на куски реактивный снаряд прямо на наших глазах.

Головной немецкий танк прошёл мимо нашей засады, и я дал следующую команду: "Второй звонок".

Вскоре в ответ прозвучало: "Цель вижу", и я вернул гарнитуру радисту. Теперь "Третий звонок" прозвучит для немцев в исполнении лучшего советского аса всех времён и народов.

Покрышкин атаковал, догоняя конвой курсом с запада на восток и приглушив двигатели. Поэтому, пока не разорвался первый НАР, немцы оставались в счастливом неведении о его намерениях. Потом по немецкой колонне прокатилась волна взрывов, и всё окутал плотный белый дым. Каждый пятый снаряд в блоке был дымовым. Выждав ещё секунд пять, я вдавил кнопку подрывной машинки, и две огромные ели, подняв облако снега, легли на дорогу.

Картина получилась фантасмагорическая. Через густой белый дым было видно, как ярким весёлым пламенем горит следовавший прямо перед "Хорьхом" БТР. Ещё что-то такое горело в голове колонны и, кажется, не в единственном экземпляре. Туда же под шумок, полетела граната из РПГ и две "мухи". Одновременно длинными очередями вдоль колонны ударили "Утесы", прижимая к земле всё живое. Надеюсь, головной бронированный кулак немцев уничтожен и пехота к земле прижата. Сзади должно было происходить то же самое.

– Ну, Господи, благослови!

Я и ребята из группы "Змея вскакиваем, суём ноги в лыжи и большими белыми птицами несёмся к дороге. Белые масхалаты, белый снег, белый дым. К счастью, он пока не рассеялся, и немцы бродят в нём как слепые. "Хорьх" до половины ушёл в сплошную мешанину еловых ветвей. Из него выбирается водитель и ещё двое. Водитель нам совершенно не нужен, поэтому один из ребят "Змея" даёт короткую очередь, совершенно неслышную в царящей вокруг какофонии, и водитель падает. Высокий худой человек в чёрном кожаном эсэсовском плаще, не спеша, как в замедленном кино, поворачивается в мою сторону и поднимает руку с пистолетом. Первый выстрел – мимо! Это точно Гейдрих! Я ухожу вниз и в подкате сбиваю его с ног. Ещё секунда, и навалившиеся на него парни бьют наци номер 4 в морду, обезоруживают, заламывают руки и защёлкивают на запястьях браслеты. Всё за какие-то секунды.

На губах вкус крови. Нет, кажется ничего серьёзного, просто, когда уходил от пули, неудачно прикусил губу. Рядом ребята пакуют ещё одного типа в генеральской шинели. Это как раз тот случай, про который говорил мой друг и наставник полковник Бережной. Что это за тип, разберёмся уже дома, а сейчас – ноги!

Откуда-то рядом, от двух едва видных в дыму легковушек, хлопает несколько пистолетных выстрелов и звучит очередь из МП-40. А ну вас на фиг! "Змей" поднимает свой любимый аргумент – пулемёт "Печенег" и, как Рэмбо в известном фильме, прямо с рук проходится длинной очередью по фрицам. Ребята тащат добычу к лесу, а пулемётчики прикрывают наш отход. От легковушек больше не стреляют – "герои" то ли убиты, то ли до упора впечатлились широтой русской души. Второе вернее.

Всё, мы у кромки леса. Дело почти сделано, теперь надо только сбить со следа погоню. Пока мы привязываем свою добычу к волокушам, сапёры ставят растяжки. Пусть гонятся! С одного из уцелевших БТР бьёт МГ. Но прицел взят слишком высоко, так что пули лишь стряхивают на наши голову снег и мелкие веточки. Пулемётчики уже свернули свой "оркестр", значит, и нам тоже пора.

Капитан Серёгин тоже летит с нами – в ближайшие несколько дней в этих лесах будет весьма неуютно. Но это ничего, пусть немцы позанимаются прочёсыванием. Физические нагрузки на свежем воздухе полезны для здоровья и одновременно вредно влияют на моторесурс и запас топлива. Мы снова подселим капитана и его людей на то же место, но пусть сначала немцы перебесятся и всё утихнет.

Наше возвращение к своим по воздуху прикрывали аж два Су-33 – невиданный почёт и уважуха! Причина этого почёта был упакован в меховой спальник, подобно "Кавказской пленнице", и совсем не разделял нашего восторга. Да и хрен с ним! А вот генерал вёл себя вполне прилично, что вызывает в дальнейшем надежду на плодотворное с ним сотрудничество.

8 февраля 1942 года. Полдень. Москва, Кремль. Помощник и личный представитель президента США Гарри Ллойд Гопкинс.

Вот уже трое суток я и мои люди мечемся по необъятной России, собирая для Френки всю необходимую информацию, на основании которой он сможет принять то самое "Единственно Верное Решение". Наша делегация облазила эти чертовы русские прерии, промёрзла насквозь и насквозь же пропиталась запахом смерти. Мне навсегда запомнится дорога Слáвянск – Сталино, по которой брели тысячные толпы немецких пленных, охраняемые немногочисленными кавалеристами совершенно монгольского вида на низких мохнатых лошадках. Тут же аккуратные штабеля трупов в фельдграу, сложенные их же товарищами из похоронных команд. Повсюду видим кладбища сгоревшей немецкой техники.

Но не только это. Мы бродили по обугленным руинам Сталино, ещё пахнущие сгоревшим тротилом. Мы знакомились с победителями. Я видел русских солдат во время своего прошлого визита в Россию, и должен вам сказать, что сейчас они совсем другие. О нет, они отнюдь не походили на бравых солдат с вербовочного плаката, чертовски уставшими, многие в бинтах... Я долго не мог вспомнить, кого они мне напоминали... Потом вспомнил! Средневековая картина, святой Георгий стоит, попирая ногой шею убитого дракона. Он изранен и устал, его оружие иззубрено, но дракон мёртв. Он – победитель. Так же и эти бойцы, разгромившие и уничтожившие две германские армии, после чего (как нам уже доложили) в Германии был объявлен недельный траур.

– Ну, что скажете, Джеймс? – тихо спросил я полковника Рэндолла, когда наша машина разминулась с идущим по дороге русским батальоном.

– Сэр, – так же тихо ответил он мне, – это пока не Старшие Братья, но они ими непременно будут. Обратите внимание, как много у них трофейного оружия и особенно пулемётов. И учтите, это была первая немецкая армия, полностью уничтоженная в ходе нынешней злосчастной войны. Полякам и французам в 39-м и 40-м годах не удалось ничего подобного. Те же русские в течение лета отчаянно сопротивлялись, иногда отбрасывая зарвавшиеся немецкие части контрударами, но иначе как катастрофой итоги той кампании назвать нельзя. Контрнаступление по Москвой было несомненным успехом, но решительной победы в этой операции Сталину достичь не удалось. Немцы сумели отступить в относительном порядке и закрепиться на рубежах, не таких уж далеких от большевистской столицы. Хотя, – полковник кивнул головой в сторону оставшегося за нашими спинами батальона, – кто-то из этих солдат непременно мог встретиться со Старшими Братьями. Говорить с ними о своих военных делах, пожимать руку, пить чай, как это принято у русских, из одного котелка...

– Джеймс, – спросил я его, – вы считаете это инфекцией?

– Почти, – ответил мне он. – Только инфекцией не биологической, а скорее идейно-информационной. Ведь что такой большевизм? Это своего рода идейно-информационный вирус, который заставляет своего носителя совершать невозможные вещи. Есть народы, подверженные воздействию этого вируса, а есть устойчивые. Русские относятся к первым, а мы, англосаксы, ко вторым. Немцы стоят как раз посредине. Но у них, по счастью, свой набор вирусов. Борьба против союза большевистской России и большевистской Германии была бы для нас безнадёжной. И вообще, картина распространения таких идей как христианство, ислам, большевизм, фашизм имеет сходство с течением эпидемии. Только вот заболевшие при этом не всегда делаются слабее, в некоторых случаях наоборот. Старшие Братья, это своего рода супербольшевики.

– Откуда вы всё это знаете, Джеймс? – без всякой задней мысли спросил я, и добавил: – Как вы думаете, у нас, у американцев, есть свои Старшие Братья?

– Что касается эпидемий, – улыбнулся полковник Рэндолл, – в наш подлый ХХ век и они тоже могут быть оружием. Особенно идейные эпидемии, перевернувшие в 1917 году Россию, а в 1932 году Германию. Не стоит их недооценивать. Что же касается наших Старших Братьев, то я на эту тему пока не думал. Если будет такая возможность, наши люди в Москве попробуют навести справки и составить для нашего президента отдельный доклад.

Этот разговор состоялся больше суток назад. После него мы побывали ещё в нескольких местах, включая разбомбленные русскими железнодорожную станцию и крупный аэродром. Увиденное утвердило нас в понимании масштабов той катастрофы, что постигла вермахт в этих краях. И ведь после таких потерь немцы ещё отчаянно сопротивлялись, дрались до тех пор, пока у них не кончились патроны! А некоторые группы эсэсовцев и сейчас продолжают скрываться в развалинах, ведя с русскими совершенно уж безнадёжную борьбу. Эти дикари, русские и немцы, – они друг друга стоят в своём упрямстве. Не зря же до самой Революции немцы были единственной европейской нацией, представители которой охотно селились среди русских.

Вечером того же дня, засыпая под шум моторов в салоне самолёта, я вдруг подумал, что теперь мир ждёт совершенно другая история. И мне приснились мифические Старшие Братья русских: трёхметрового роста, с горящими, как фары "Кадиллака" глазами и страшными клыками, торчащими изо рта.

Сразу же после полуночного прилёта в Москву и прибытия в Посольство я ознакомился со всей поступившей на моё имя информацией, а потом снова завалился спать. Полковник Рэндолл же прямо с аэродрома куда-то исчез и появился в Посольстве только с утра.

Первое, что я сказал ему при встрече:

– Собирайтесь, полковник, и наденьте все свои побрякушки. Мы с вами идём на приём к Сталину. Меня предупредили, чтобы я взял с собой военного представителя моей миссии.

Я сделал паузу.

– И подготовьтесь. Будет обсуждаться практический вопрос наших военных поставок по ленд-лизу и прямых закупок промышленного оборудования за золото.

– Интересно, – покачал головой полковник. – А я вам могу кое-что сказать про Старших Братьев...

– Ну, Джеймс, не томите, – поторопил его я.

– Во-первых, сэр, их здесь нет. Мой источник утверждает это абсолютно точно, – сказал полковник. – А во-вторых, сэр, ни я, ни вы, скорее всего, не подали бы руки этим мерзавцам.

Он вздохнул.

– Я не знаю, можно ли вызвать на откровенность дядюшку Джо, но он наверняка что-то знает...

И вот сейчас в кремлёвском коридоре, на полпути к сталинскому кабинету произошла одна интересная встреча. Прямо навстречу нам попалась странная процессия. Первым шёл гордый как призовой петух на ярмарке какой-то чин НКВД. Ну, не разбираюсь я во всех этих ромбах, шпалах, звёздах и нашивках. Мне простительно, я человек штатский. Следом за чекистом, – как сказал мне позже Рэндолл, это был полковник, равный армейскому генерал-лейтенанту, – шёл высокий белокурый тип в потрёпанном и рваном парадном мундире СС. Мой взгляд скользнул по нему и упёрся в его конвоиров. Крепкие, хорошо развитые парни, одетые в доселе незнакомую мне зеленую пятнистую форму. Штаны и куртка довольно свободного покроя, на голове кепи, немного похожие на те, что были в нашей армии во время Гражданской войны. На куртках слева в ряд были закреплены какие-то значки или медали. Следом за двумя солдатами, конвоирующими эсэсовца, шёл молодой офицер кавказской наружности. Его чуть скучающее выражение лица и множество наград говорили, что это опытный вояка, который наверняка и захватил в плен этого эсэсовца. Что-то внутри меня вздрогнуло, хоть встречные и скользнули по мне равнодушными взглядами: эсэсовец затравленным, а его конвоиры скучающими. За что-то ещё уцепился мой взгляд...

И тут я понял – на тех людях в пятнистом, что конвоировали эсэсовца, были ПОГОНЫ!!! В самом логове большевиков разгуливают люди в погонах, и на них никто не обращает внимания! В этот момент, первым оправившийся от ступора полковник шепнул мне на ухо:

– Сэр, это они...

– Кто они? – сначала не понял я.

– Сэр, те, в пятнистых куртках, – сказал Рэндолл, – это и есть старшие братья! Господи! Это же сущие демоны! Из какой преисподней дядя Джо вызвал их в наш мир?!

Потом он перевёл дух и добавил:

– А тот наци, что попался в их когти, ни кто иной, как четвёртый человек в Рейхе, любимец Гитлера, обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих. Не знаю, как им это удалось, сэр, но теперь Гитлер будет в бешенстве. В таком состоянии как раз и делаются все самые крупные политические ошибки.

– Джеймс! – в ответ я торопливо прошипел ему на ухо, ибо мы почти пришли. – Подумайте сами, зачем дядя Джо показал нам эту компанию? Не думайте, что это получилось случайно, ибо это не так. Думайте, зачем ему надо, чтобы мы знали, что у него есть... т-с-с, думайте. Мы пришли.

Ещё несколько шагов, и сопровождающий распахнул перед нами дверь в приёмную рабочего кабинета дядюшки Джо... Не мешкая, нас с полковником пропустили внутрь, и массивная дубовая дверь закрылась за нами.

В кабинете, кроме советского вождя, было ещё два человека, не считая незаметного как тень переводчика. Первым был невысокий, плотненький кавказец в пенсне. В нём я сразу же узнал наркома внутренних дел Берия. Ещё одна высокая и крепкая женщина средних лет была одета в военную форму обычного для советов вида. То есть, конечно, вместо обычных для чекистов синих галифе на даме была синяя юбка. Волосы, собранные в пучок, и массивные очки в роговой оправе, придавали ей вид строгой школьной учительницы. Но несмотря на показную обыденность, я чуял, что в этой леди сидит такой же демон, как и у тех головорезов, что мы встретили в коридоре.

– Добрый день, мистер Гопкинс, – приветствовал меня дядя Джо. – Рад вам представить Генерального комиссара госбезопасности Лаврентия Павловича Берия и комиссара госбезопасности 3-го ранга Антонову Нину Викторовну.

– Сэр, – ответил я, – позвольте представить вам моего личного помощника по военным вопросам, полковника армии США Джеймса Рэндолла.

Дождавшись пока полковник поприветствует большевистского лидера, я продолжил.

– Сэр, если не секрет, почему вы решили познакомить нас с руководителями советской тайной полиции? – и пошутил: – Мистер Сталин, разве во время нашей поездки мы совершили что-то противозаконное?

Дядюшка Джо ухмыльнулся в усы.

– Нет, во время вашей поездки на фронт вы никаких советских законов не нарушали. Не буду скрывать, нам известно, в какой именно службе армии США работает полковник Рэндолл.

Берия при этом довольно ухмыльнулся, а Сталин продолжил.

– Дело в другом. Товарищ Берия помимо своей основной работы курирует у нас вопросы вооружений и военной промышленности, а следовательно, именно он будет с нашей стороны заниматься ленд-лизом и оборудованием для военной промышленности. Товарищ Антонова является моим личным помощником по вопросам, связанным с Северо-американскими Соединёнными Штатами. Именно она посоветовала отправить вас в эту поездку на фронт. Ведь, как говорят у нас, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

И вдруг Сталин в нарушение всех протоколов, обратился прямо к моему помощнику:

– Вы довольны этой поездкой мистер Рэндолл? Вы увидели всё, что хотели?

– Да, сэр! – честно ответил тот.

– Отлично, – сказал дядя Джо и прошёлся по кабинету. – Теперь вы верите, что мои слова, о том, что СССР способен самостоятельно разгромить нацистскую Германию, не являются простым блефом?

– Теперь мы в это верим, – ответил я вместо полковника. – Места прошедших боёв внушают ужас, а Красная Армия выстояла и победила в схватке с сильным и коварным врагом. Ещё несколько таких поражений, и вермахт покатится назад, в свою Германию.

– Не торопитесь, мистер Гопкинс, – сказал Сталин. – Эти поражения вермахт потрясли, но не уничтожили. Ведь нацисты подмяли под себя ресурсы всей Европы, с которой нам тяжело тягаться в области промышленного производства. Кроме того, мало отбросить нацистов в Германию, надо их ещё и уничтожить. А для этого необходима высадка войск союзников в Европе и полная ликвидация нацизма.

– Поскольку ленд-лиз теперь распространен и на СССР, – ответил я, – то мы, американцы, поможем вам с поставками вооружений.

Я повернулся к Рэндоллу:

– Полковник...

Тот раскрыл папку и передал советскому вождю предварительный список того, что планировалось поставить в 1942 году. Сталин взял несколько листов бумаги и, к моему удивлению, передал их комиссару Антоновой. Та раскрыла их, бегло пробежала взглядом и посмотрела на меня как учительница на шалуна, не выучившего урок.

– Это несерьёзно, мистер Гопкинс, – неожиданно низким голосом, но на прекрасном английском языке сказала она. – Мы один на один ведём тяжелейшую войну в истории, а вы что нам предлагаете?!

Я растерялся, потому что сейчас на меня из-под стёкол очков смотрел тот самый демон из преисподней. И ещё неизвестно, кто был опаснее: те головорезы в коридоре или эта женщина,

– Скажите, что же вы хотите? – оторопело проговорил я.

Антонова вопросительно посмотрела на советского вождя, и тот одобрительно кивнул, ухмыляясь в усы.

– Мистер Гопкинс, – сказала она, подходя к столу, – вот наши требования. Это то, что нам действительно нужно... – она начала быстро что-то чиркать в нашей заявке красным карандашом.

Я подошёл и посмотрел. Русские резко увеличили запросы на броневой лист от 30 до 50 миллиметров, листовой дюралюминий, авиационные и пехотные рации, скорострельные зенитные установки для кораблей. Само собой, война требовала большого количества латуни, артиллерийского и ружейного пороха, взрывчатки. Фронт, как ненасытное чудовище пожирал всё это в огромных количествах.

Кроме того, американские тяжёлые грузовики и бронетранспортёры были нужны им в таких же больших количествах. Примерно так же обстояло дело с новейшими истребителями Р-39 "Аэрокобра" и средними бомбардировщиками А-20 "Бостон".

Однако, губа не дура! Зато они совершенно отказались от наших танков всех типов и моделей, от устаревших истребителей Р-40 "Китти-Хоук" с их ненадёжными моторами и слабым вооружением. Как жёстко сказала комиссар Антонова: "Янки не умеют делать танки".

Переданный мне в конце разговора Берией список промышленного оборудования, которое СССР желало закупить за золото, больше бы годился в качестве каталога крупной промышленной выставки. Приобретались не только отдельные станки, хоть и этого хватало, приобретались целые заводы, которые наши фирмы должны были поставить и смонтировать под ключ. Будто снова наступил 1928 год, и СССР опять начал свою индустриализацию. В каталоге были указаны не только производители оборудования, но и примерные цены на него. Я взвесил список в руке. Если всё это будет реализовано, то окажется крупнейшим контрактом для нашей промышленности. Ещё я обратил внимание на то, все поставки были рассчитаны до середины 1944 года... Над этим надо подумать отдельно.

Сказав, что мы такие вопросы решать не уполномочены и нам необходимо посоветоваться с Вашингтоном, мы с полковником Рэндоллом откланялись и вышли из кабинета дяди Джо. У меня по спине ручьем тёк пот. Такого мне ещё пережить не доводилось! Полковник тоже был не в лучшем состоянии. Немедля, сразу из Кремля, мы отправились в Посольство. Если раньше стоял вопрос, что большевики слишком быстро рухнут перед натиском немцев, то теперь все было наоборот – СССР угрожал стать самой могущественной державой мира. Если бы не эти японцы...

8 февраля 1942 года. . Москва, Кремль. Кабинет тов. Сталина. Вскоре после ухода мистера Гопкинса, полковника Рэндолла и переводчика.

– Ну, товарищи, – сказал Сталин, в раздумьях прохаживаясь по кабинету. – Не слишком ли мы сильно насели на наших американских партнёров?

– Не сильно, товарищ Сталин, – ответила Нина Викторовна Антонова. – Янки, они такие – понимают только язык силы и ещё натуральный обмен – "ты мне, я тебе". Вот случится битва в Коралловом море, и тот же Гопкинс станет как шелковый.

При этих словах Антонова посмотрела на Берию, и тот загадочно кивнул, блеснув стеклами пенсне. Это означало, что разоблачённый и работающий под нашим контролем агент японской военно-морской разведки уже переправил в Токио информацию, что американцы имеют возможность читать японские шифры. Ответный сигнал, что этот слив был воспринят японцами совершенно серьёзно, уже поступил на Лубянку. Теперь оставалось ждать, с каким результатом закончится на Тихом океане первая в мире битва авианосцев. Если японцы не дураки, то США ещё долго будет не до Европы. Просчитав эту комбинацию, Сталин снова довольно улыбнулся в усы. Тайная война – тоже война. И не говорите, что против союзника. С такими друзьями нам никаких врагов не надо.

– Ничего, товарищ Антонова, – сказал он, – сейчас они свяжутся с Вашингтоном, согласуют списки... Как раз времени останется в аккурат узнать, чем закончилось дело у порта Морсби. И куда они потом денутся с подводной лодки-то... До свидания, товарищи, мне надо ещё поработать...

Действительно, в кабинете, а ещё больше в ноутбуке его ждали горы непрочитанных книг из будущего. Товарищ Сталин уже убедился, что даже обычная литература несёт множество ценнейшей и полезнейшей информации, как, например, идея писателя Владислава Конюшевского в его книге о попаданце Лисове, о формировании разведывательно-диверсионных террор-групп. Он отвёл себе на чтение такой литературы по полтора часа в день. Во-первых, прекрасный отдых для головы, а во-вторых, на многие вопросы потомки смотрели с несколько иной стороны. Сейчас товарищ Сталин включил ноутбук и щёлкнул мышкой по папке библиотеки: Влад Савин. "Морской Волк"

9 февраля 1942 года, Утро. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина.

Присутствуют:

Верховный главнокомандующий Сталин Иосиф Виссарионович

Генеральный комиссар ГБ Берия Лаврентий Павлович

И.О. Начальника Генштаба Василевский Александр Михайлович

Генерал-майор Бережной Вячеслав Николаевич.

Вице-адмирал Ларионов Виктор Сергеевич

Комиссар ГБ 3-го ранга Антонова Нина Викторовна

Сегодня в этом кабинете собрались, может быть и не самые могущественные, но зато уж точно самые осведомлённые люди на планете, прекрасно знающие, что слова Молотова из обращения к Советскому народу, сказанные ещё 22 июня 1941 года: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами", оказались пророческими. А вот знание вполне возможно перековать в могущество, чем они и собирались сейчас заняться. Это были суровые, уставшие люди, на плечах которых лежит ответственность за исход войны, будущее страны и всего мира. Даже единственная женщина среди них выглядела сейчас такой же суровой, такой же усталой и такой же закалённой. Но и через эту несмываемую усталость пробивалась простая человеческая радость. Невероятными усилиями как присутствующих здесь, так и других советских людей, враг не только был остановлен, не только отброшен назад, но и потерпел одно из страшных поражений в истории. Все присутствующие хорошо знали название битвы-аналога из другой истории. Битвы, которая должна была завершиться только через год на Волге, у города Сталинграда. Специалистам она была известна, как операция "Уран".

Последним из приглашённых на встречу вошёл Александр Михайлович Василевский, и тогда, повинуясь повелительному кивку Сталина, Поскрёбышев тихо закрыл массивную дубовую дверь, отрезав от внешнего мира и кабинет, и всех присутствующих в нём.

Первым взял слово Хозяин.

– Итак, товарищи, с победой вас. Уже очевидно, что ваша "Полынь", товарищ Бережной, привела немцев прямо к "Большому Урану". Вы, а также ваши бойцы и командиры, внесли достойный вклад в эту победу, который ещё получит оценку истории. Товарищ Ларионов и руководимый им Черноморский флот также внесли свой достойный вклад, их выпады в стиле лучших фехтовальщиков так затерроризировали немцев, что по побережью Чёрного моря от Херсона до самой болгарской границы они уже вынуждены держать почти такую же плотность войск, как и на фронте.

При том дефиците резервов, который испытывает немецкое командование, эти, с позволения сказать, "примороженные" полки и дивизии, не смогли оказаться на нашем фронте. Но на товарища Ларионова постоянно поступают жалобы.

Товарищи старшие флотские командиры во главе с контр-адмиралом Горшковым жалуются и в ЦК и непосредственно товарищу Сталину, что вы совершенно загоняли их со своей боевой учёбой и походами к берегам Румынии. Оказывается, из-за службы некоторым товарищам некогда поспать.

Сталин немного помолчал.

– Имейте в виду, товарищ Ларионов, если эти товарищи находят время писать жалобы, значит, вы даёте им совершенно недостаточную нагрузку. А то обленились, понимаешь, при Октябрьском и думают, что война – это прятаться в базе от немецких самолётов...

Вождь повернулся к "лучшему менеджеру всех времён и народов".

– Вы, что-то хотели сказать, товарищ Берия?

Берия кивнул.

– Да, товарищ Сталин. Если вы дадите нам имена и фамилии этих несознательных товарищей, то мы проведем с ними профилактические беседы, предупредим так сказать. Армейские командиры на фронте совершенно не жалуются на усталость, хоть им и приходится в тысячу раз тяжелее.

И ещё, у меня есть одна приятная новость для товарища Ларионова. Мы смогли воспроизвести первую пробную партию в 5000 осколочно-фугасных выстрелов к 130-мм автоматической артиллерийской установке. Примерно через неделю эта партия боеприпасов поступит в Севастополь, и после пробных стрельб можно будет частично отменить режим экономии боеприпасов для столь ценной боевой единицы.

– А почему частично? – поинтересовался Сталин. – Если мы уже можем производить боеприпасы, то почему бы не воспользоваться возможностями этого корабля по полной программе?

– Износ стволов, товарищ Сталин, – коротко пояснил вице-адмирал Ларионов. – Пока мы не научимся производить точно такие же по характеристикам стволы, пользоваться ресурсом надо будет вдумчиво.

– Ну, хорошо, товарищи, – подвел итог военно-морской теме Сталин. – После полного завершения всех действий по операции "Полынь" есть мнение отозвать товарища Василевского с Юго-Западного направления для руководства Генеральным штабом. Товарищ Шапошников сейчас находится в госпитале и неизвестно, сколько ещё он там пробудет... Вы что-то хотите сказать, товарищ Ларионов?

– Товарищ Сталин, – сказал вице-адмирал, – перед вылетом я заезжал в госпиталь и интересовался здоровьем Бориса Михайловича. Ему уже сделана операция, которая улучшила его состояние. Но болезнь зашла слишком далеко. Теперь врачи могут лишь продлевать пациенту жизнь, выигрывая для него годы, месяцы, дни... Всякое возвращение к активной работе полностью исключено. Максимально, что допустимо для Бориса Михайловича, – это написание мемуаров и анализ операций первых месяцев войны.

Сталин немного помолчал, тиская в руках неизменную трубку, которая из приспособления для курения превратилась у него в некий талисман. Потом посмотрел на Василевского.

– Тогда, товарищ генерал-лейтенант, вам надо как можно скорее сосредоточиться на работе Генерального штаба. Кстати, кого бы вы рекомендовали на должность командующего Юго-Западным направлением и, соответственно, Юго-Западным фронтом?

– Генерал-майора Толбухина Фёдора Ивановича, товарищ Сталин, – ответил Василевский. – Сейчас он совершенно бесполезно проводит время на Кавказском фронте. Угроза нападения Турции стала совсем маловероятной, и держать в тылу одного из лучших советских полководцев совершенно излишне.

– Мы подумаем над вашим предложением, товарищ Василевский, – Сталин вразвалку прошёлся по кабинету. – Что-нибудь ещё?

– Товарищ Сталин, – продолжил Василевский, – мы предполагаем, что как и в прошлый раз, немцы выберут Южное направление для нанесения главного удара в летней кампании 1942 года. В связи с этим целесообразно было бы освободить командующего Юго-Западным направлением от сиюминутных забот по командованию соответствующим фронтом и дать ему сосредоточиться на решении чисто стратегических задач. Вот смотрите.

 Василевский развернул на столе контурную карту с размеченными зонами ответственности фронтов и предполагаемыми фамилиями командующих.

– Значит так. Во-первых, расформировываем нынешний Южный фронт, он свою задачу выполнил, Клейста ликвидировал. Его части можно использовать для усиления других фронтов Юго-Западного направления или вывести в резерв для отдыха и пополнения, как, например, хорошо показавшие себя штурмовые батальоны.

Крымский фронт переименовываем в Южный. Командующим фронтом оставляем генерал-майора Рокоссовского. Зоной ответственности для нового Южного фронта будет Крымский оборонительный район и фронт по Днепру от Николаева до Днепропетровска. Зоной ответственности для Юго-Западного фронта предлагаю назначить полосу от Днепропетровска до стыка с существующим Брянским фронтом. Командующим Юго-Западным фронтом предлагаю назначить освободившегося Родиона Малиновского.

Сталин машинально подергал ус.

– Вы хотели что-то сказать, товарищ Бережной?

– Да, товарищ Сталин, – генерал-майор посмотрел на схему. – Товарищ Василевский нарезал фронтам очень широкие полосы ответственности, по триста-четыреста километров. В случае серьёзной нагрузки такой фронт будет плохо управляем. Каждого осетра надо бы разрезать пополам. Сейчас, когда структура ещё не устоялась, сформировать один новый штаб фронта будет не так сложно. Да и немецкое командование сейчас находится не в самой лучшей форме и не сумеет подловить нас на оргмоментах.

Сталин задумавшись, вразвалку прошёлся по кабинету.

– Товарищ Бережной, будьте добры, покажите нам ваше предложение на карте.

Генерал-майор подошёл к столу с картой.

– Предлагаю переименовать Юго-Западное направление в Украинское и разбить его на четыре фронта. Для 1-го Украинского фронта нарезаем полосу от Курска до станции Балаклея, то есть тот отрезок бывшего Юго-Западного фронта, в полосе которого не проводились действия по плану "Полынь". 2-й Украинский фронт, возьмет полосу от Балаклеи до Днепропетровска, 3-й Украинский – от Днепропетровска до Запорожья, а 4-й Украинский – от Запорожья до Херсона. Персоналии возможных командующих товарищ Василевский знает лучше меня. Только вот полосу 1-го и 2-го Украинского фронтов следовало бы усилить особо. Есть предположение, что именно там, от Харькова и Полтавы, немцы начнут свой летний поход за нефтью.

– Хорошо, – кивнул Сталин, – мы вас поняли, товарищ Бережной, и ваши предложения кажутся нам разумными. Мы немного подумаем и сообщим вам окончательный результат. Этим летом на юге мы должны будем показать немцам мнимую слабость там, где у нас слабостью и не пахнет. Подумайте, как это лучше сделать, учитывая, что их фюрер будет просто жаждать мести за зимние поражения. Мы ещё поговорим на эту тему, но предупреждаю – сразу после завершения операции "Молния" внимание к южному направлению снова должно стать приоритетным. Товарищ Бережной, как протекает ваша подготовка к операции?

– Вот, товарищ Сталин, – генерал-майор передал вождю план-график ремонтных работ и проведения учебно-тренировочных занятий с отметками об исполнении, – тут и мои данные и бригады Катукова...

– Взаимодействуете, значит? – сказал Сталин, пролистав бумаги и удовлетворённо кивнув головой.

– Можно сказать – дружим семьями, – ответил генерал-майор. – И штаб, и командиры батальонов у Михаила Ефимыча очень хорошие. Думаю, что к часу "Ч" мы успеем полностью подготовить обе бригады к действиям в условиях глубокого рейда. 1-й и 2-й гвардейские кавкорпуса, также готовящиеся к "Молнии", пока в план операции не посвящены и готовятся по своим программам.

– Очень хорошо, – Сталин бросил косой взгляд на Берию. – Теперь мы хотели бы немного отвлечься от насущной военной повседневности и поговорить на перспективу. О науке и технике, о том, что нам разрабатывать самим, а что лучше купить у буржуев. О политике и религии, а также о партии и её роли в истории.

Сталин вздохнул, и взял в руку трубку.

– Товарищ Берия, вы начните, а я пока послушаю...

– Товарищи, – сняв пенсне, Берия стал машинально его протирать, – мы хотели бы знать, какой итог войны нам необходим, чтобы не повторилась история вашего мира с затяжной холодной войной и последующим распадом советской системы?

Выходцы из XXI века переглянулись.

– Давайте сделаем так, – начал генерал-майор Бережной, – я начну, а товарищи, если что, меня поправят...

– Пожалуйста, товарищ Бережной, – кивнул Сталин, – мы вас слушаем.

Генерал-майор обвёл взглядом собравшихся.

– Давайте начнём с того, что на каких бы рубежах не завершилась Вторая Мировая Война, во-первых, СССР войдёт в число стран-победительниц, во-вторых, после войны нашим главным геополитическим и идеологическим противником будут Соединённые Штаты Америки. Этот факт определяется даже не пожеланиями тех или иных советских или американских политиков, а фундаментальными различиями в этнокультурных доминантах русских и англосаксов, являющихся основами для советского и соответственно американского обществ.

– Что вы имеете в виду под различными этнокультурными доминантами? – спросил Берия.

– Различные способы мышления и различный набор ценностей, – пояснил Бережной. – В частности, американское общество – это общество воинствующего индивидуализма, который делает для этих людей абсолютно неприемлемым социалистический путь развития. Немногочисленные исключения только подтверждают правило: мы имеем дело с мощным империалистическим государством, имеющим поддержку собственного населения. Один раз их общество уже было поставлено на грань краха Великой депрессией, и ради выживания они были вынуждены несколько отступить от своих принципов. Теперь они попытаются использовать Вторую мировую для установления своего контроля над большей частью промышленных мощностей и материальных ресурсов планеты. В нашей истории им это удалось. Соотношение между социалистическим и империалистическим блоками в течение второй половины XX века колебалось, как один к трём, один к двум. Мы держались, пока в нашей экономике давали себя знать преимущества социализма.

Берия поднял взгляд.

– Товарищ Бережной, скажите, а куда они делись, эти преимущества социализма?

– Товарищ Берия, об этом вам немного попозже расскажет товарищ Антонова. Могу сказать одно. В 1990-м году, безо всякой войны в СССР была введена карточная система на основные продукты питания и предметы первой необходимости, а также проведена конфискационная денежная реформа с изъятием вкладов населения в сберегательных кассах.

В этот момент в полной тишине раздался хруст сломавшегося карандаша и произнесённое вполголоса замысловатое грузинское ругательство.

– Извините, товарищ Бережной, – сказал Сталин, бросая обломки в плетеную корзину для бумаг, – не сдержался. Вы предоставили нам достаточное количество разной литературы, где описывался этот, с позволения сказать, процесс, но таких подробностей там не было. Продолжайте, пожалуйста.

– Товарищ Сталин, – сказал Бережной, – с вашего позволения, я вернусь к внешним аспектам нашего существования в послевоенном мире, ибо один и тот же человек с удавкой на шее и без неё – это всё-таки два разных человека.

– Интересная мысль, – заметил Сталин, – прямо подтверждающая марксистский тезис о том, что бытие определяет сознание.

Бережной кивнул, признавая правоту Вождя, и продолжил:

– Удавкой на шее я назвал цепь военных баз, которыми Соединённые Штаты окружили СССР и его союзников. Благодаря экономическому господству над большей частью мира, американцы могли себе это позволить. Во второй половине ХХ века военные расходы США регулярно превышали совокупные военные расходы всех стран мира. Единственно, что останавливало их стремление развязать новую мировую войну – это страх взаимного ядерного уничтожения. Но давайте по порядку. Александр Михайлович, – обратился Бережной к Василевскому, – вы, как начальник генштаба, скажите – какие рубежи обороны самые устойчивые?

– Товарищ Бережной, – несколько раздражённо ответил Василевский, – наиболее устойчив рубеж обороны, опирающийся на естественную водную преграду, например крупную реку.

– Теперь, товарищ генерал-лейтенант, рассмотрим в качестве естественных водных преград три океана: Северный Ледовитый, Тихий и Атлантический. Для того, чтобы после войны разговаривать с Соединёнными Штатами на равных, СССР должен вобрать в себя фактически всю Евразию, может быть за исключением малайских джунглей. В ходе войны совершенно точно необходимо сделать две вещи: установить наш контроль над всей континентальной Европой, а не только над половинкой Германии, и вызвать искусственный крах Британской империи. В конце концов, не только немецкие нацисты ответственны за развязывание этой, самой страшной войны в мире, но и находящиеся у власти французские и британские политики, решившие руками Гитлера уничтожить СССР.

– Вы совершенно правы, товарищ Бережной, – сказал Сталин, крутя в руках карандаш. – Но разве из этого следует, что мы должны оккупировать Европу?

– Не оккупировать, товарищ Сталин, а освободить, – сказал генерал-майор Бережной. – Освободить и от фашизма, и от капитализма одновременно. Да и с точки зрения политических перспектив: или мы это сделаем, или СССР будет жить в условиях постоянной угрозы с этого направления. Это как с Крымским ханством. Пока оно было независимым, то было для России ужасным незаживающим геморроем. Но как только Суворов взял Бахчисарай, присоединил Крым к России, а хана послал доживать жизнь в Калугу, то всё сразу успокоилось. Правда, стоит туда попасть каким-нибудь оккупантам, так в татарах ретивое играет, но это уже вопрос внутренней, а не внешней политики. Вот товарищ Берия дока по части объяснения правил социалистического общежития, ему и его людям там и карты в руки.

– Мы вас поняли, – Сталин прошёлся по кабинету. – Мы всем обещали, что будем строить социализм в отдельно взятой стране. Но никогда мы не говорили о том, каковы будут границы этой страны. Товарищ Василевский, есть мнение утвердить конечной целью войны на Западном направлении линию побережья Атлантического океана, включая сюда и Скандинавию. Именно Красная армия и никто другой должны освободить Норвегию от немецких оккупантов. Что делать с Англией, мы решим позже. Теперь, товарищ Бережной, каким образом вы предлагаете достичь этой в высшей степени полезной цели?

– В нашем прошлом во второй половине войны Красная Армия проводила наступательные операции, направленные по большей части на вытеснения армии противника с нашей территории, а не на их решительное окружение и уничтожение. Тому было несколько причин объективных и субъективных. Во-первых, почти до самого конца войны Красная армия не имела бронетехники, способной на равных сражаться с новыми немецкими танками. Как вы помните, этот вопрос мы поднимали ещё десять дней назад. Тогда вами было принято положительное решение. Ибо десятью танками Т-72 войну не выиграть. Ещё одна, максимум две такие операции как "Полынь", и машины встанут на прикол. Но перед этим у них должны появиться достойные наследники. У товарища Шашмурина уже готов эскизный проект тяжёлого танка со 100-мм пушкой на основе морского орудия Б-34, который он предварительно решил назвать ИС-1.

Сталин кивнул.

– Решение по поводу Молотовского судостроительного завода принято. Пока у нас снова не возникнет нужда в океанском флоте, он будет выпускать бронекатера для нашего Северного флота и бронетанковую технику для частей особого назначения.

– Тогда, товарищ Сталин, – сказал генерал-майор Бережной, – у нас есть шанс, используя фору в развитии, наносить вермахту одно окончательное поражение за другим, не давая Германии скопить стратегические резервы для крупной битвы вроде Курской дуги, произошедшей в нашей истории. Самое главное – выбивать у немцев не танки и самолёты, а солдат и офицеров с опытом ведения победоносных компаний в Европе и на Восточном фронте летом-осенью 1941 года. Поступившие вместо них на фронт новобранцы окажут нам значительно меньшее сопротивление.

– Товарищ Василевский, – Сталин посмотрел на своего начальника Генерального Штаба, – что вы на это скажете?

– Стратегия понятная, товарищ Сталин, – ответил генерал-лейтенант. – В принципе, именно из-за таких действий немецкого командования в летне-осеннюю компанию прошлого года мы фактически потеряли всю нашу армию мирного времени. Если ещё наши ВВС с помощью товарищей добьются господства в воздухе, то я считаю предложенную стратегию вполне осуществимой и вполне способной привести к достижению поставленной цели. Только вот один вопрос: неужели, поняв, что мы можем в одиночку занять всю Европу, американцы не постараются опередить нас?

– Товарищ Бережной, – кивнул Сталин, – ответьте на этот, как нам кажется, ключевой вопрос.

– Для того, чтобы американцы не вмешивались в европейские дела, необходимо, чтобы все их ресурсы были связаны войной на Тихоокеанском театре военных действий. В нашей истории первой неудачей Японского Императорского флота была битва в Коралловом море в мае этого года, а первым сокрушительным поражением – сражение у атолла Мидуэй. Опять же, сокрушительным это поражение сделали не сбитые самолёты и не потопленные авианосцы, а потеря основного костяка палубных лётчиков, имевших высококачественную довоенную подготовку. Если американский флот потерпит поражение в Коралловом море и потеряет свои последние авианосцы, то битва у Мидуэя просто не случится. Срок, в который американская промышленность сумеет восстановить потери, а флот освоить новую технику и привести её в боеготовое состояние, исчисляется полутора-двумя годами. До этого момента американцам на Тихом океане будет крайне туго, и они не смогут вмешаться в ситуацию в Европе.

Бережной остановился и посмотрел на улыбающегося в усы вождя.

– Товарищ Сталин, я сказал что-то смешное?

– Совсем нет, товарищ Бережной, – улыбнулся вождь. – Просто мы пришли к тому же выводу и товарищ Берия уже принял соответствующие меры. Теперь мистер Рузвельт вместо победы под этим самым Мидуэем получит дырку от бублика. Потом есть мнение, что после нашей победы в Европе мы, как и в вашем прошлом, развернём свою армию на восток и нанесем поражение не ожидающим этого японским милитаристам. Пусть не думают, что только они могут начинать войны первыми. Вы это имели в виду, когда говорили об освобождении от удавки?

– Именно так, товарищ Сталин, – ответил Бережной. – Для окончательного снятия угрозы американского вторжения необходим наш контроль над Британскими островами на западе и Японскими на востоке. Не стоит оставлять потенциальному противнику возможность создать у нас под боком непотопляемый авианосец.

– Мы рассмотрим этот вопрос позже, – кивнул Сталин. – Сейчас достаточно того, что мы в общих чертах определились с нашими действиями на сухопутном фронте. Товарищ Василевский, вы что-то хотите сказать?

Генерал лейтенант кивнул.

– Сейчас на повестке дня стоит определение того, в каком направлении немецкие войска нанесут удар в летнюю кампанию этого года. Гитлер непременно попробует взять реванш за поражения рынешней зимы. Срыв этого наступления, разгром и уничтожение созданных для него войсковых группировок может оказаться следующей после "Молнии" операцией по решающему разгрому вермахта. Своего рода аналогом вашей Курской дуги, товарищ Бережной, только у немцев ещё не будет "Тигров" и "Пантер", а наши войска уже получат усовершенствованные Т-34-76 и КВ-1.

– Совершенно правильная мысль, товарищ Василевский, – кивнул Сталин. – Конечно, окончательное решение Гитлер примет уже ближе к лету, но не забывайте про две вещи. Во-первых, на немецкие планы неизбежно повлияет результат нашей операции "Молния". Какие бы планы Гитлер не имел сейчас, после её завершения они могут полностью поменяться. Во-вторых, грядущее лето будет достаточно дождливым, что затруднит немецкие операции на Ленинградском и Московском направлениях. На юге, напротив, сложится вполне благоприятная обстановка для действий моторизованных войск. Пока товарищ Бережной будет заниматься операцией "Молния", Генеральный штаб не должен глаз спускать с перемещений немецких войск. Именно в них скрыт ответ, по крайней мере, на вопрос "где?". Вам все понятно?

Генерал-лейтенант Василевский кивнул, и Сталин посмотрел на комиссара госбезопасности 3-го ранга Антонову.

– Теперь мы заслушаем доклад товарища Антоновой по вопросу исчерпания преимуществ социализма в экономике...

Заметив, что начальник Генерального штаба собрался уходить, Сталин остановил его.

– Э-э-э, товарищ Василевский, останьтесь. Лишних знаний не бывает, а если и бывают, то может они совсем не лишние. Может, окажетесь на моём месте, и вам тогда однажды пригодится...

Сказано это было как бы в шутку, но в воздухе повеяло чем-то таким, эдаким... Преемником, короче. Сталин уже знал, что в ТОЙ истории были люди, которые не предали ни его, ни его памяти, а значит, на них можно полагаться по полной программе.

Почуяв это самое веяние, Александр Михайлович молча кивнул и остался.

Нина Викторовна Антонова глубоко вздохнула. Сейчас, как в далекие студенческие времена, она вдруг почувствовала себя на экзамене перед строгими профессорами.

– Товарищ Сталин, начнём с того, что в настоящий момент социалистическая экономика СССР является многоукладной. Крупные и средние предприятия полностью находятся в государственной собственности, мелкие и большая часть сельскохозяйственных предприятий – в артельно-кооперативной. Кроме этого имеются кустари-одиночки, которые заполняют тот сегмент экономики, который не выгоден для более крупных предприятий. В предвоенные и первые послевоенные годы Госплан СССР проводил планирование выпуска продукции в натуральном исчислении, ведь люди, в отличие от банкиров, денег не едят. Такая структура экономики как раз и позволяет реализовать все преимущества социалистического строя, не разрушая основ народного хозяйства.

Сталин кивнул.

– Именно так и должно быть, товарищ Антонова. Но вы не сказали, почему преимущества социалистической системы перестали действовать.

– А потому, товарищ Сталин, что Хрущёв, который пришёл после вас к власти, с какого-то перепуга решил за следующие двадцать лет прийти к коммунизму. Ради этого он отобрал у колхозников приусадебные участки, зарезал весь скот, находившийся в личном подворье, уничтожал деревни и свозил колхозников в эдакие мини-города, посёлки городского типа. Колхозы из сельскохозяйственных производственных артелей превратились в точную копию совхозов, лишённых всяческой самостоятельности. В результате всего этого, несмотря на освоение целинных и залежных земель, с конца 60-х годов СССР начал закупать за границей зерно и другие продукты питания.

В промышленности и сфере услуг он уничтожил артельно-кооперативное движение и кустарей-одиночек. К началу 60-х годов экономика СССР превратилась из социалистической в государственно-капиталистическую. Но и это ещё было не всё. Госплан в своей работе перешёл на планирование в денежном исчислении. И каждый год планы автоматически индексировались на 3% без учета реальных возможностей предприятий. Невыполнимые планы привели к тому, что с одной стороны, предприятия стали изыскивать пути для увеличения издержек, тем самым выполняя план по затратам средств, а с другой стороны пышным цветом расцвели приписки и коррупция, подпольные частные цеха производили продукцию и легализовывали её через государственные предприятия. Страну начала разъедать самая настоящая ржа.

Для того, чтобы восполнить недостающее производство СССР начал всё больше и больше товаров закупать в капиталистических странах. А чтобы добыть необходимую для этого валюту, на экспорт продавались нефть и природный газ. Некоторое время это работало. А потом власти США вступили в сговор с государствами Персидского залива, являвшихся основными поставщиками нефтепродуктов, и цены на нефть резко упали. Вот тогда-то экономика СССР, уже совсем не социалистическая, и потерпела крах. А вслед за ней исчез и сам СССР.

– Спасибо, товарищ Антонова, – кивнул Сталин, – мы все поняли. В ближайшее время подготовьте расширенный доклад на эту тему, если надо, то привлеките кого-нибудь из своих товарищей, возьмите товарища Косыгина. Это не должно снова повториться. Так нам и никакой Америки не надо будет. На этом всё, товарищи, все свободны... А вот вас, товарищ Ларионов, я попрошу остаться для отдельного разговора.

Сталин едва дождался, когда уходящие товарищи покинут кабинет, потом прошёлся из конца в конец, посмотрел на карту советско-германского фронта и повернулся к единственному оставшемуся визитёру.

– Ну, товарищ Ларионов, какое у вас ко мне "совершенно важное" дело?

Вместо ответа вице-адмирал расстегнул портфель и, достав оттуда папку с бумагами, протянул её Сталину.

– Товарищ Сталин, вот это письмо вам от имени болгарского царя Бориса III было передано на борт "Адмирала Ушакова" во время визита корабля в Варну. К тому же, независимо от этого, мои разведчики по своим каналам в Болгарии установили связи с проживающими там бывшими русскими офицерами. Вот послание вам от имени организации бывших воинов русской армии.

Сталин быстро взял письмо болгарского царя и начал его читать:

Его Высокопревосходительству господину Сталину

По независящим от нас причинам народы Болгарии и России оказались во враждебных военных лагерях. К счастью, Россия и Болгария пока не воюют друг с другом, но это может в любой момент измениться.

Фюрер Германии Адольф Гитлер постоянно требует от меня, чтобы я послал болгарские войска на Восточный фронт. Как Государь, заботящийся о благе своих подданных, я не могу допустить их участия в братоубийственной войне. Но в таком случае Германское командование угрожает оккупировать нашу маленькую несчастную страну. Мы знаем, чем это грозит болгарскому народу, и заранее скорбим о нём. Всем хорошо известны зверства немцев в Греции, Югославии, Польше, России.

Взвесив все обстоятельства, я решил, что если нам предстоит выбирать между немецкой или русской оккупацией, то мы выбираем русскую, и готовы вверить себя и наш народ Вашему Высокому покровительству. В случае, если вы решите прислать в Болгарию свои войска, им будет оказано всяческое содействие, и весь болгарский народ встанет на защиту своей Родины от немецкой оккупации. В противном случае мы умоляем Господа о том, чтобы Он проявил свою милость к Нашему народу и спас его от гибели.

Передаю это письмо через людей, которые, как нам известно, пользуются полным Вашим доверием. Если изложенное здесь станет известно за пределами России, нашу Болгарию постигнут величайшие бедствия, несравнимые даже со зверствами турецких орд.

Царь Болгарии Борис III

Писано 03.02.1942

Несколько раз прочитав послание болгарского монарха, Сталин вздохнул, медленно положил бумагу на стол и прошёлся по кабинету.

– Эка его проняло! Нет, товарищ Ларионов, как говорил в своё время Владимир Ильич, это действительно архинужное и архиважное письмо! Это тоже победа советского оружия, причём достигнутая без единого выстрела. Вы сделали совершенно правильно, что передали это письмо лично мне в руки, минуя обычные для такого рода переписки каналы. У вас есть что-то ещё, что можно сказать на эту тему?

– Да, товарищ Сталин, – кивнул вице-адмирал. – Болгарский царь был с вами не до конца откровенным. На самом деле его волнуют не столько угрозы Германии оккупировать его страну, сколько планы соседней Турции войти в состав антигитлеровской коалиции и на этом основании напасть на Болгарию, входящую в число союзников Третьего Рейха. Турецкие зверства там были упомянуты совсем не зря. Сведения о подготовке турецкого вторжения в Болгарию были получены путём радиоперехвата. Кроме того, самолёты-разведчики зафиксировали переброску турецких войск с Кавказского ТВД на Европейский.

– Значит не всё так просто, товарищ Ларионов? – быстро спросил Верховный Главнокомандующий.

– Совсем не всё так просто, товарищ Сталин, – вздохнул вице-адмирал Ларионов. – Кроме всего прочего, всё это крайне несвоевременно. Не та фаза войны. Сейчас Болгария для нас, как чемодан без ручки. И нести тяжело, и бросить нельзя. Как мне известно, у нас сейчас нет в наличии свободных войск, которые у нас просит царь Борис. Две армии, которые сейчас выводятся из Ирана, наверняка понадобятся на другом участке фронта. Образно говоря, у нас сейчас нет лишних четверти миллиона солдат, а если они и есть, то они совсем не лишние.

Сталин некоторое время молча ходил по кабинету, потом посмотрел на вице-адмирала Ларионова.

– Ви совершенно правы. Действительно, сейчас у Красной Армии нет ни одного лишнего бойца, ни одного. Но и бросать Болгарию на произвол судьбы мы тоже не можем, потому что тогда ни одна страна не захочет быть союзником СССР. Придётся им помочь.

– Товарищ Сталин, тут надо подходить, как говорится "тщательнéе". С одной стороны, мы должны предотвратить удар Турции по Болгарии....

Верховный кивнул.

– Вы правы, товарищ Ларионов. Турки для нас не союзники, а скорее шакалы, которые почуяли запах поживы и теперь стремятся присоединиться к сильному. Между прочим, всего пару месяцев назад эти войска готовились напасть на наше Закавказье, а сейчас поворачиваются совсем в другую сторону. Мы должны удержать их от этого шага, но без того, чтобы показать наш интерес к самой Болгарии. Что говорит об этом ваш иновременной опыт? Ведь ваше соединение готовили как раз против Турции.

Вице-адмирал Ларионов сначала задумался, потом ответил:

– Товарищ Сталин, как было сказано в одной хорошей комедии, "тот, кто нам мешает, тот нам поможет." Во-первых, угроза нападения Турции станет основанием для того, чтобы Болгария не посылала свои войска на фронт, а напротив, требовала для их усиления новейшее немецкое оружие и боеприпасы. Пусть Риббентроп устроит истерику президенту Инёню, тому полезно.

А наш НКИД, в свою очередь, должен заявить, что любые действия предпринятые Турцией самовольно, без согласования с нами, будут предприняты ею на свой страх и риск. У нас свои планы операций на советско-германском фронте, и мы совсем не собираемся их менять в угоду турецкой военщине. Кроме того, никакого формального союза между нами нет, а в таких условиях их вступление в войну будет выглядеть чистой авантюрой. Но мы его обязательно заключим, и тогда, разумеется, предпримем совместные наступательные операции. Турецкий пёс должен сидеть на цепи, время от времени гавкать и ждать, пока ему не бросят кость. Это что касается Турции. Болгария в таком варианте будет увеличивать армию, выпрашивать у Германии танки, самолёты, артиллерию, и вообще, всячески демонстрировать обеспокоенность. Пусть царь Борис потребует размещение немецких частей вдоль турецкой границы...

– И какая в этом для нас выгода? – скептически спросил Сталин.

Вице-адмирал Ларионов кивнул.

– Всё достаточно просто. Ввод нашего экспедиционного корпуса в Болгарию надо приурочить к летнему немецкому наступлению. Точнее, к его разгрому. Товарищ Сталин, есть одно слово, которое действует на Гитлера как запах валерьянки на кота. И это слово – Нефть! Ближе к лету, по перемещению войск станет ясно, какой именно вариант наступательной операции выбрали немцы. Но совершенно очевидно, что главный удар будет нацелен на Кавказ. В том, что они ещё будут наступать и на Сталинград, я сейчас совершенно не уверен. Сил, по сравнению с нашим прошлым, у немцев значительно меньше, но с бесноватым фюрером всё может быть – подпишет директиву – и будут наступать как миленькие.

Но, товарищ Сталин, обсуждать сейчас детали этой операции бессмысленно. Товарищи Василевский, Жуков, Конев, Бережной справятся с этим лучше меня. Главное, чтобы это сражение сыграло здесь ту же роль, что и разгром немецкой "Цитадели" в нашей истории. Но на год раньше. А если одновременно с этим ввести войска в Болгарию, то, пожалуй, можно будет попробовать одновременно заставить Румынию сменить сторону в войне. Если дела у немцев пойдут скверно, достаточно будет убить или арестовать Антонеску, как король Михай совершит государственный переворот и повернет штыки своей армии против немцев и, особенно, венгров. По крайней мере, в нашей истории он именно так и сделал. А пока мы должны тянуть время, выяснять немецкие планы и готовиться, готовиться, готовиться. Лето сорок второго года решит, сколько ещё продлится война – два года или четыре-пять. Если наши генералы повторят все свои ошибки прошлой истории, то не будет нам прощения.

– Согласен с вами, – Сталин покрутил в руках карандаш. – Поскольку царь Борис так доверяет вам, то придётся возложить на вас как переписку с ним, так руководство этой операцией. Все доклады – только мне лично, и только в этом кабинете. Подготовьте необходимые расчёты по высадке сил и средств, необходимых для обороны Болгарии. В качестве ложной цели для десанта в целях отвлечения германского командования в документах пусть фигурирует Одесса. Мы её, конечно, тоже освободим, но по-другому – с суши.

Сталин немного помолчал, держа паузу.

– Вы меня поняли, товарищ Ларионов?

– Так точно, товарищ Сталин, понял, – ответил вице-адмирал. – Довести до болгарского царя Бориса наши пожелания по внешней политике Болгарии и приступить к планированию десантной операции.

– Правильно, товарищ Ларионов, – кивнул вождь. – А турок немного придержит НКИД. Пока вашего Громыко на это дело поставим, а потом посмотрим.

Сталин прошёлся взад вперёд по кабинету.

– Скажите, как вы видите будущее нашего флота на послевоенный период?

– Товарищ Сталин, если будет выполнена программа максимум, которую нам тут изложил генерал-майор Бережной, то для сдерживания американского флота на рубежах Атлантики и Тихого океана нам будет необходима:

Во-первых, сильная противолодочная оборона. Как ближней зоны, по охране непосредственно побережья и портов, так и дальней зоны, вынесенная далеко вперёд. Корабли должны быть дополнены противолодочными самолётами, способными длительное время барражировать над морем. Это могут быть как летающие лодки, так и обычные сухопутные самолёты морской авиации.

Во-вторых, основой противокорабельной обороны должны стать торпедные подводные лодки, самолёты с противокорабельным вооружением и береговые установки, как ракетные, так и ствольной артиллерии соответствующих калибров. Всё это должно быть сверху прикрыто истребительной авиацией, зенитными батареями и зенитно-ракетными комплексами...

Неожиданно Сталин спросил:

– Скажите, товарищ Ларионов, а что нам делать с уже заложенными линкорами типа "Советский Союз" и линейными крейсерами типа "Кронштадт"? Как я понимаю, они уже устарели?

– С одной стороны, да, – честно признался вице адмирал. – Побоище у португальских берегов, знаете ли, заставляет задуматься. С другой стороны, линкор в составе ударной и десантной эскадры – это важный элемент боевой мощи. Кроме того, и на "Советском Союзе", и на "Советской Украине" пока все застопорилось на стадии корпусных работ. Как я догадываюсь, товарищ Курчатов уже начал работу над Бомбой и Реактором?

В ответ Сталин только молча кивнул, подтверждая догадки собеседника.

– Тогда пусть у СССР будут первые в мире линкоры с атомной силовой установкой. На надводном корабле не такие жёсткие требования по габаритам, как на подлодке, так что начинать можно и так.

Кроме всего прочего, пересмотреть комплекс вооружения. Орудия желательно иметь такие, чтоб могли стрелять как обычными снарядами, так и крылатыми, и зенитными ракетами. За образец можно взять наши гладкоствольные танковые пушки для стрельбы снарядами с отделяемым поддоном. Стреляем снарядом – имеем относительно дешевое поражение целей на дальности 20-30 км. Стреляем ракетами – дальность вырастает в десять-пятнадцать раз, но каждый выстрел влетает в копеечку. Всё это для отработки технологий и натаскивания команд. Если у нас будет военное кораблестроение всей Европы, то в случае острой необходимости два линкора превратятся в двадцать или даже сорок.

– Вы считаете, что на первом этапе опыт инженеров и моряков будет важнее количества? – переспросил Сталин.

– Так точно, – ответил Ларионов. – Немцы нам смогут наклепать большое количество кораблей и очень качественно. Но если мы не будем знать, что им заказывать...

Немного помолчав, Ларионов продолжил.

– В качестве образца авианосца необходимо использовать "Кузнецов". Для него только надо будет создать подходящую авиагруппу, ибо эта не дотянет и до конца нынешнего года. Просто выработает моторесурс. Авиагруппа может быть как поршневой, так и реактивной, хотя, впрочем, это тема отдельного разговора. Две ударных эскадры – одна на Тихом и одна на Атлантическом океане – должны обеспечить СССР возможности вести активную политику на большом удалении от своих берегов. В общем, для этого их американцы и создавали их в наше время.

– Понятно, товарищ Ларионов, – Сталин пожал адмиралу руку. – Теперь мы будем думать над этим вопросом, ибо думать на перспективу крайне полезно. Когда нам ещё понадобится ваш совет, мы вас обязательно позовем. Всего наилучшего, до свиданья.

10 февраля 1942 года. Полдень. Восточная Пруссия. Объект "Вольфшанце". Ставка фюрера на Восточном фронте.

Присутствуют:

Рейхсканцлер Адольф Гитлер, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, рейхсмаршал Герман Геринг, командующий Кригсмарине адмирал Эрих Редер, команующий подводными силами адмирал Карл Дёниц, глава ОКВ генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, министр вооружений Фриц Тодт, министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, министр пропаганды Йозеф Геббельс.

Три дня, прошедшие после пленения Гейдриха и фон Клюге русскими парашютистами, Гитлер вообще не показывался на людях. В подземелья Вольфшанце медленно, подобно ядовитому газу вползал страх... Страх перед тем, что Россию не удалось разгромить одним ударом. Страх перед необъяснимым поражением армий фон Манштейна, Гота, Клейста. Страх перед тем грозным затишьем, что наступило на фронтах в первых числах февраля. Никто не сомневался, что ещё до начала весны Восточный фронт снова взорвётся серией разящих ударов – но где и когда? Штабисты часами просиживали над картами, пытаясь понять, какое же направление выберет противник для своей последней зимней наступательной операции. ОКХ разделился. Сторонники ленинградского направления предсказвыали удар Волховского фронта вдоль железной дороги Москва – Ленинград. Но их оппоненты справедливо указывали на то, что самую большую группировку моторизованных частей русские собрали против группы "Центр", а значит, последует наступление на Смоленск. Вот и Гейдриха с фон Клюге русские похитили именно там. Склоки между двумя группами штабистов достигли невероятного предела, ибо свои совсем скудные резервы III Рейх мог направить только на одно направление, либо к Москве, либо к Петербургу, как упрямо называли немцы город Ленина.

Сейчас же в зале для совещаний собрались почти все бонзы фашистской Германии. Не хватало только Бормана. Но все знали, что всё сказанное здесь будет ему известно. Настроение у собравшихся было похоронным. Они, если не понимали умом, то чувствовали задницей, что речь идёт не о простых неудачах на советско-германском фронте. Речь сейчас шла о другом: жить им всем или умереть в горниле той самой войны, которую они так необдуманно развязали. А может, для кого-то конец в подвале гестапо наступит несколько раньше, чем для остальных. Как-то невольно перед приходом Гитлера присутствующие выстроились в один ряд, как провинившиеся ученики перед приходом строгого учителя.

Гитлер вошёл, почти вбежал, и тут же, у порога, остановился как вкопанный, внимательно оглядывая собравшихся, будто выбирая с кого начать.

– Генрих! – обратился он к Гиммлеру. – Как РСХА могла допустить, чтобы в нашем тылу произошло такое? Почему эти болваны не сумели защитить одного из лучших наших людей? О фон Клюге я не говорю, но Гейдрих! Генералов у нас и так слишком много, они как тараканы, сколько не дави – меньше не становится. А вот такие люди – наперечёт. Теперь любой из нас, выезжая на Восточный фронт, может стать жертвой бандитов.

Перед своим исчезновением Рейнхард сообщил мне, что самолёты с его командой были атакованы перед самой посадкой на аэродром в Смоленске. Тридцать лучших специалистов ОКХ, абвера, СД, гестапо, Крипо погибли в ужасной катастрофе. Он считал, что такое возможно лишь в том случае, если большевики заранее получили всю информацию о его перелёте. А это значит, что ИЗМЕНА проникла на самый верх.

Генрих, разрешаю вам самые строгие меры, но очистите нас от скверны. Та дерзость, с которой большевики начали действовать в последний месяц, говорит только об одном – мы гниём заживо.

Гитлер резко развернулся в сторону начальника ОКХ.

– Чего нам ждать дальше, Кейтель? Большевистского десанта прямо нам на голову? Это я вас спрашиваю! У вас украли командующего самой крупной группой армий, а вы ведёте себя так, будто потеряли носовой платок. Кто следующий из ваших хваленых генералов, подняв руки, пойдёт в большевистский плен? А?! Кто, не слышу?! И вы, и они, только и можете, что жаловаться на погоду, износ техники, нехватку горючего и большие потери в живой силе. Что вы будете делать, когда большевики ударят в следующий раз? Молчите. И кстати, раз должность командующего группой армий "Центр" стала вакантной, то чуть позже я сам назначу человека на этот важнейший участок работы.

Гитлер шагнул к Герингу.

– Теперь вы, рейхсмаршал. Русские истребители в нашем тылу чувствуют себя как дома. Всего один самолёт во время всего лишь одной атаки сбил два транспортных "юнкерса" и скрылся безнаказанным. Вот это ас, с холодной головой и твердой рукой. Ваши мокрые курицы из авиакорпуса "Германия" не смогли даже обстрелять его.

Я оставил бы их на Восточном фронте. Большевистские асы быстро научат их вертеть головой и думать тоже ей, а не задницей. Вас, Геринг, тоже неплохо бы отправить на Восточный фронт простым пилотом. Так сказать, вспомнить молодость. Только, к нашему несчастью, такого борова как вы, не поднимет в небо ни один истребитель.

Махнув рукой, Гитлер сменил тему.

– Да, мне докладывали, что Мессершмитт работает над новым перспективным реактивным истребителем, преимуществом которого должна стать большая скорость. Герр рейхсмаршал, вы вместе с герром Тодтом должны как можно скорее наладить серийный выпуск этой машины. Люфтваффе в ней очень нуждается. Я сказал: как можно скорее! Потому что германские самолёты должны стать самыми лучшими. И вооружите этот истребитель самым мощным оружием, какое только найдёте. Он должен сбивать русские и английские самолёты с первой же атаки. И ответьте мне ещё на один вопрос.

Неожиданно Гитлер заорал.

– Почему вы до сих пор не разбомбили к чертовой матери этот проклятый аэродром, с которого взлетают русские реактивные монстры!

– Мой фюрер, – пропыхтел тяжело дышащий Геринг, – мы пытались. В течение последнего месяца несколько раз наши бомбардировщики атаковали этот аэродром. Кроме секретных самолётов у большевиков там базируется эскадра тяжёлых бомбардировщиков ТБ-7. Но каждый раз большевики каким-то образом заранее узнавали о наших планах. Мы потеряли более пятидесяти самолётов всех типов, но ни один наш самолёт не сумел даже близко подойти к этому аэродрому. Потеряно множество опытных экипажей, поскольку большевики сбивают наши самолёты исключительно над своей территорией.

– И что вы предлагаете, Геринг? – выкрикнул Гитлер. – Оставить их в покое? Соберите сто, двести, пятьсот, тысячу бомбардировщиков! Пусть их оборона просто захлебнется! Разнесите это гнездо вдребезги, чтобы там не осталось и камня на камне. Снимайте бомбардировочные эскадры из Франции и Голландии, на Восточном фронте они нужнее. Вы должны концентрировать свои силы на самом главном направлении, а Англия пусть подождёт, пока мы разбираемся с большевиками. Вам всё ясно?

Геринг мёртвой хваткой вцепился в свой рейхсмаршальский жезл, вытянулся и громко рявкнул.

– Так точно, мой фюрер!

– Вот то-то же

Нервным движением Гитлер поправил спадающую на глаза челку.

– Господа! С этого момента мы начинаем новый этап в нашей кампании на Восточном фронте – тотальную войну. Мне сообщили, что банды русских, польских и сербских повстанцев взрывают в нашем тылу дороги и мосты, убивают немецких солдат. Никакой жалости к упрямым русским унтерменшам. В конце концов, если нам потом понадобятся рабы, то мы сможем привезти негров из Африки.

– Герр Тодт, составьте план, где и сколько рабочей силы вам понадобится, поскольку тех, кто окажется лишним, мы обязательно уничтожим.

– Мой дорогой Генрих, – обратился теперь он к Гиммлеру, – подготовьтесь к окончательному решению славянского вопроса. Поскольку мы не сможем перемещать такие массы недочеловеков к местам их уничтожения, то всё должно быть сделано прямо на месте. Для исполнения акций старайтесь использовать местные отбросы с расчётом на то, что позднее и они тоже будут подвергнуты экзекуции. Очистку территории начнёте с Генерал-губернаторства, после чего методично двигайтесь на восток – в Вайсрутению и Украину. Ни один славянин не должен оставаться в живых за исключением тех, кого герр Тодт отберёт для производства самых простых и тяжёлых работ.

– Вы, Редер, переведите все ваши крупные корабли в Нарвик. Большевики начали получать из Америки военные грузы – это надо немедленно пресечь. То же самое касается и вас, Дёниц. Англия после смерти Черчилля теперь не опасна. Нацельте свои лодки на русский север, на маршрут, по которому Сталин может получать помощь от Рузвельта. Ни один корабль не должен добраться из Америки до Мурманска или Архангельска. Наши японские друзья обещали нам проделать то же самое в отношении блокады Владивостока. Да, Карл, ваши мальчики пока не обнаружили в Атлантике пропавшую большевистскую эскадру?

– Никак нет, мой фюрер, – отрапортовал главный подводник рейха. – Никаких сообщений об обнаружении этой эскадры не поступало!

А сам подумал: «Видимо никто из тех, кто увидел эти проклятые корабли в свой перископ, не прожил столько, чтоб успеть радировать об этом. Несколько лодок исчезли в центральном районе Атлантики одна за другой. Район примерно известен, и он смещается к Северу. Русские идут туда же, куда фюрер только что послал весь наш флот. И говорить об этом фюреру нельзя, иначе он прикажет искать и атаковать эту эскадру, а это вам не расстреливать торпедами беззащитный британский линкор. Поиск этой эскадры приведёт только к напрасным потерям. Пусть с ней потягаются парни Редера, а мы посмотрим. Не зря же с самого начала войны за ними не водилось никаких подвигов кроме утопленного в том безумном рейде британского линейного крейсера "Худ". Правда, англичане потом отквитались, поймав "Бисмарка" всем своим флотом метрополии. Но это была уже совсем другая история, не бой один на один, а целая свора охотничьих псов против одинокого волка».

А тем временем Гитлера несло.

– Вы, Кейтель, обеспечьте переброску резервов к Смоленску. Последние события показывают, что именно там и будет нанесён следующий удар. Пусть войска строят оборону и готовятся стоять насмерть. Вы что-то хотите сказать?

– Так точно мой фюрер! – вытянулся Кейтель. – Фронтовая разведка докладывает о переброске на их Западный фронт большого количества войсковых резервов, как доставленных из Сибири, так и переброшенных с южного участка фронта и Ирана.

– Вот видите! – как ребёнок обрадовался Гитлерб – Я был прав, и напоследок большевики постараются отогнать наши войска на сотню-другую километров. Как будто это что-то решит в окончательном споре, кому жить под этим солнцем, а кому умереть. Оттяните вглубь то, что у вас осталось от 2-й и 4-й танковых армий, пополните части техникой и людьми. Нам нужно иметь наготове тяжёлый броневой кулак, который опрокинет большевиков, измотанных штурмом неприступных позиций нашей пехоты и решительным ударом, наконец, возьмет Москву.

Всё, господа. Вы все свободны. Надеюсь, вы надлежащим образом послужите Третьему рейху? Нет-нет Генрих, – окликнул хозяин кабинета Гиммлера, – вы останьтесь. У меня к вам отдельный разговор.

11 февраля 1942 года, 02:00, Норвежское море, траверз Нарвика. Сводная эскадра особого назначения. РК "Москва". Адмирал Кузнецов Николай Герасимович

Шестнадцать суток в пути корабли сводной эскадры особого назначения. Более шести тысяч миль из Чёрного моря в море Норвежское. Сразу за Гибралтаром адмирал Кузнецов перенес свой флаг на ракетный крейсер "Москва". Визуальных контактов с так называемыми "союзниками" больше не предвиделось, а "Москва" предоставляет командующему куда больше возможностей, чем лидер "Ташкент".

Здесь, за Полярным кругом, сейчас царит вечная полярная ночь. Северный ветер периодически швыряет в корабли снеговые заряды. В такую погоду люфтваффе спокойно сидят на своих базах, и лишь шальная подлодка немецкой 11-й флотилии может оказаться на пути у каравана. Но адмирал Кузнецов убедился: не подводная лодка страшна каравану, а он ей. "Североморск", "Ярослав Мудрый", "Сметливый" – это настоящие охотники за подлодками. Да и ракетный крейсер "Москва" хоть тяжеловат для погонь за субмаринами, но тоже неплохо вооружен для борьбы с ними. А вообще, смысл его присутствия в составе эскадры не только в функциях штабного и флагманского корабля, но и как носителя двенадцати противокорабельных ракет "Вулкан", тихо дремлющих в стартовых контейнерах. Смертельно опасные подарки для немецких тяжёлых кораблей –  линкора "Тирпиц", тяжёлых крейсеров "Адмирала Хиппер", "Адмирала Шеер", "Лютцов". "Шарнгорст", "Гнейзенау" – покоятся на дне Бискайского залива, а "Принцу Ойгену" после Лиссабонского побоища предстоит длительный доковый ремонт в Бресте. А ведь кроме "Москвы" в ближайшее время сюда подтянется дизель-электрическая лодка-невидимка "Алроса" и АПЛ "Северодвинск", которая сейчас поделывает какие-то абсолютно секретные дела у берегов Северной Америки.

С самого начала этот корабль хоть и был включен в операцию, но под непосредственным руководством Самого. Адмирал Кузнецов мог только догадываться, какие задачи могли поставить в Кремле столь совершенному боевому кораблю и его команде. Но в случае проведения операции стратегического уровня адмирал чётко знал, что Верховный ему не откажет. Если, конечно, в это время "Северодвинск" не будет занят решением ещё более масштабных задач.

Пока особая эскадра шла в Северные моря, три немецких лодки типа VIIC в Атлантике и одна в Норвежском море не сумели вовремя с ней разминуться и нашли свой конец в морских глубинах. Чуткие уши гидроакустических комплексов, изготовленных в конце ХХ и начале ХХI века, обнаруживают противника ещё на дальних рубежах. А потом в ход идёт или артиллерия, если лодка находится в надводном положении, или реактивные бомбометы. Один раз лодка заняла позицию прямо по курсу эскадры. Немецкий подводный ас думал, что надёжно затаился. Но вылетевший в район её предполагаемой позиции противолодочный вертолёт очень быстро поставил точку в его карьере. Фантасмагорическая картина – зависнувший в воздухе вертолёт по одной аккуратно укладывает в волны противолодочные бомбы. Причём точно на подлодку, находящуюся на перископной глубине, и поэтому отчётливо видимую с высоты, словно шевелящий плавниками сом. Взрывы, среди них один, особенно сильный, – и вот уже на поверхности воды расплывается жирное масляное пятно, а акустики докладывают, что лодка получила повреждение прочного корпуса и теперь идёт на дно. Впрочем, и атака реактивными бомбометами, и пуск противолодочной торпеды тоже зрелище весьма впечатляющее. Но куда больше, наверное, впечатлились попавшие под раздачу немцы. Вот только это уже их проблемы, сами выбрали себе Гитлера в рейхсканцлеры, сами пусть и расхлебывают.

Сейчас, когда до Мурманска осталось около шестисот морских миль, соединение должно было приступить к одной из главных своих задач – морской блокаде Альпийского корпуса генерала Дитля, ведущего сейчас бои на подступах к Мурманску. Сухопутная дорога, соединяющая Финляндию и Петсамо труднопроходима летом и почти непроходима зимой. Генералу Дитлю немцы вынуждены везти морем каждого солдата, каждый патрон, каждую пару сапог и каждую шинель. Немецкие морские конвои регулярно ходят по маршруту Гамбург – Тронхейм – Нарвик – Киркенес. Туда корабли везут всё, что необходимо для войны, а обратно – норвежский никелевый концентрат из Киркенеса и шведскую железную руду из Нарвика. Большие потери немецкой армии в танках на юге и под Москвой резко обострили так называемый "железный голод" германской промышленности.

Подбитые танки – это не такая уж страшная беда. На заводах Рура металл переплавят и изготовят из него новую, ещё более совершенную технику для вермахта. Но случилось так, что почти полторы тысячи обгорелых железных коробок остались на территории, освобожденной советскими войсками. И теперь этот металл, пройдя через мартены Магнитки, будет воевать против своих бывших хозяев.

Адмирал Кузнецов знал, что теперь только советский Северный флот, усиленный эскадрой особого назначения, сможет накинуть удавку на шею группировки Дитля и обеспечить спокойное прохождение конвоев от Исландии к Мурманску. Ещё немного времени, и то же самое поймёт Гитлер, приступив к переброске всех наличных крупных кораблей кригсмарине в Арктику. Не стоит забывать и про отстаивающихся в Тулоне французов. Правда, о них Редер с Гитлером могли бы подумать, если бы спаслись команды "Шарнгорста", "Гнейзенау", да и "Бисмарка" год назад. А так как корабли обычно тонут вместе с обученными командами, а желание французов воевать за Третий Рейх чуть меньше, чем никакое, то отстаивающиеся в Тулоне корабли – не более, чем мёртвый металл. Германия никогда не обладала ни крупным морским флотом, ни значительным кадровым резервом. Поэтому французов можно пока не опасаться. Как и итальянцев, которые, воспользовавшись гибелью двух британских линкоров, развернули в Средиземноморье лихорадочную деятельность. Роммель пока ещё не взял Тобрук и не двинулся к Эль-Аламейну, и чёрт его знает, как оно пойдёт у англичан на этот раз, после смерти Черчилля.

В той истории им удалось отбить итало-немецкое наступление в направлении Суэцкого канала, но совершенно неясно, что у них получится теперь. Нет, итальянский флот на север не придёт. Чтобы такое случилось, Гитлера должен одолеть несносный Арктический зуд.

Полуночные размышления адмирала о стратегической ситуации на морях были прерваны экстренным звонком из ГКП. На протяжении всего похода вертолёт ДРЛО регулярно поднимался в воздух над "Москвой" ради выяснения обстановки на дальних подступах к эскадре. Именно он помог Кузнецову благополучно разминуться с парой американских крейсеров, бог знает кого разыскивавших в центре Атлантики.

Вот и теперь, именно этот вертолёт, взлетевший с палубы "Москвы" несмотря на мерзкую погоду, обнаружил впереди, в ста двадцати километрах и почти под самым норвежским берегом группу из десятка с лишним крупных морских целей под эскортом кораблей помельче. Это мог быть только один из конвоев снабжения армии Дитля, то есть цель для эскадры особого назначения вполне законная. Его выход в море из Тронхейма с заходом в Нарвик был обнаружен радиоперехватом ещё тогда, когда эскадра особого назначения проходила между Фарерскими островами и Исландией.

И Николай Герасимович сразу же решил, что армия Дитля получит вместо ожидаемых грузов дырку от бублика. Ну и, в конце концов, как только он приведёт эскадру в Мурманск, то сразу же сдаст её под командование контр-адмирала Головко, а сам вылетит в Москву исполнять свои основные обязанности главкома флота. А ведь так хочется самому принять участие, пусть не в настоящем морском сражении, так хоть в охоте на конвой! И вот теперь этот час настал.

Через четвёрть часа, застёгнутый на все пуговицы Кузнецов поднялся на ГКП. Из прочитанных книг он помнил, что, как правило, немцы прокладывали свои маршруты под самым берегом, на самых угрожаемых участках прикрывая их со стороны моря завесой особых противолодочных минных полей. К моменту его прихода тактическая ситуация уже была нанесена на планшет, а дистанция до цели сократилась на три километра. Двенадцать транспортных судов, выстроенных в две нитки по шесть, возглавлялись, скорее всего, эскадренным миноносцем типа "Нарвик". А с тыла и со стороны моря конвой прикрывали суда поменьше, предположительно восемь тральщиков-восьмисоттонников. Десять узлов скорости хода немецкого конвоя против шестнадцати узлов у особой эскадры.

Через десять часов немецкие корабли должны были оказаться в пределах досягаемости артиллерии ракетного крейсера "Москва", а ещё полчаса спустя – и остальных кораблей эскадры. Но никто не собирался ждать так долго. На "Ярославе Мудром" и "Североморске" было ещё одно оружие, способное поразить немецкие транспорты прямо с такой дистанции.

Ракеты "Уран" обладали не только достаточной дальностью и боевой частью, достаточной для потопления транспортного судна, но и ещё одним неоспоримым достоинством. Эти самые современные на 2012 год ракеты малого радиуса действия класса корабль-корабль были специально спроектированы с расчётом на перезарядку прямо в море. Да что там перезарядка пусковых! Поставленная в Индию на экспорт, эта система была даже смонтирована на нескольких эсминцах прямо во время несения теми боевого дежурства в Индийском океане. Было это во время очередного индо-пакистанского обострения, и индийское командование не рискнуло отзывать корабли в базы для переоборудования. И ведь получилось у российских спецов! А тут на "Борисе Бутоме", который, как известно не просто танкер, но комплексный корабль снабжения, имеется в наличие ещё два боекомплекта ракет для пусковых установок "Ярослава Мудрого" и "Сметливого". Ещё несколько контейнеров, находившихся в трюмах "Колхиды", были направлены в Мурманск по железной дороге.

Этого, конечно, маловато, чтобы утопить весь немецкий транспортный флот, но вполне хватит, чтобы смешать им карты здесь на севере. В той истории, например, за весну 1942 года группировка люфтваффе была увеличена более чем вдвое и сумела завоевать полное господство в воздухе. Но какой смысл гнать самолёты туда, куда для них невозможно доставить ни топливо, ни боеприпасы. И это при том, что в тылу советских войск остаётся действующая Кировская железная дорога, связывающая Кольский полуостров со всей остальной страной.

Вот отданы все необходимые команды, и мрак полярной ночи разрывает багровое пламя стартовавшей из пусковой установки "Ярослава Мудрого" ракеты. Отгорел и упал в воду пороховой ускоритель, дальше ракету понёс к цели обычный турбореактивный двигатель. От своих братьев, установленных на самолётах, он отличался только размерами и ещё тем, что рассчитан только на один полёт, максимум десятиминутный. Головка самонаведения ракеты должна была выбрать из всех целей самую крупную. Подлётное время до цели – восемь минут.

Оставалось только подождать и через полчаса выполнить второй пуск. Такой промежуток времени выбран в расчёте на то, что за полчаса немецкое судно, получив повреждение, утонет или погрузится в воду настолько, что значительно уменьшит свой ЭПР. Эта мера должна была свести к минимуму двойные попадания. Тратилось только время, но его в запасе было достаточно. Кроме того, восемь часов издевательств, когда ровно каждые тридцать минут что-то поражает очередной транспорт, должны были совершенно свести с ума эскорт. Первое, что о чём они подумают, это о подкравшейся на дистанцию прямого выстрела советской или британской подлодке, так что сразу же начнут "танцы" по её обнаружению и потоплению. Что, естественно, будет совершенно бессмысленно, потому что ЭТОЙ кошки в этой тёмной комнате просто нет.

Перенесёмся вместе с первым "Ураном" на сотню километров вперёд и посмотрим на немецкий конвой, который пока не подозревает о том, что обнаружен, измерен, взвешен и признан "годным к употреблению".

Ракета поразила идущий третьим со стороны берега переоборудованный в плавучую казарму пассажирский пароход "Карл Бромберг". Более двенадцати тысяч тонн водоизмещения, и отсутствие на борту взрывающихся и горючих грузов делали его малоуязвимым для ракет типа "Уран".

НО! На его борту было три с половиной тысячи альпийских стрелков, а взрыв боевой части ракеты, угодившей в борт всего в метре над ватерлинией, вызвал повреждения в машине, пожар и течь в разошедшихся от взрыва клепаных швах подводной части. Повреждённый транспорт, замедляя ход, выкатился из колонны в сторону берега. Командир конвоя не решился бросить на произвол судьбы транспорт с войсками, и остальные транспортные суда тоже легли в дрейф, а тральщики начали напрасную суету в поисках подводной лодки. Пока палубная команда тушила разгорающийся пожар и подкрепляла переборки, локализуя повреждения подводной части, механики пытались восстановить паропроводы.

Но всё было напрасно: ещё одна ракета угодила в тот же "Карл Бромберг", по-прежнему остававшийся самой крупной целью в ордере. Это случилось уже тогда, когда до немецких моряков, наконец стало доходить, что надводная пробоина никак не могла стать результатом попадания торпеды. Дальше всё пошло по безнадёжному для немцев сценарию.

Второй взрыв рядом с первым, усиление течи, крен, надводные пробоины стали подводными. Потоки ледяной воды заливают угольные ямы и стремительно растекаются по котельному отделению, гася топки. Взрыв котлов, оверкиль, взметнувшиеся в небо неподвижные винты и руль. И вот уже на поверхности чёрных вод не осталось никого и ничего.

Только немцам удалось понять, что спасать некого, и собрав транспорты, начать движение, как яркое пламя озарило небосклон. Это ракета поразила транспорт, перевозящий бочки с авиационным бензином для авиабаз люфтваффе Банак и Хекбутен. В этом случае можно было бы сказать, что с горящим бензином не спорят. Конвой даже не стал замедлять ход, пытаясь хоть кого-то спасти.

Третьим стал транспорт, перевозящий обмундирование и снаряжение, четвёртым ракету в борт схлопотал лидер эскорта, эскадренный миноносец Z-24. Проклятие кригсмарине – котлы на высоких параметрах пара, крайне ненадёжные в эксплуатации и нестойкие к боевым повреждениям. Лопнувшие при взрыве паропроводы заполнили машинное отделение паром с температурой четыреста градусов. Стерилизация и фумигация в одном флаконе. Из находящихся там на вахте не выжил никто.

Пока отдыхающие смены машинного и котельного отделений на эсминце пытались устранить повреждения, караван опять застопорил ход. И тут как раз взлетел на воздух транспорт, перевозящий боеприпасы. Бада-Бум-с! получился такой знатный, что через положенное время его услышали даже на настигающей немецкий конвой эскадре особого назначения.

Радиовопли с избиваемого конвоя наконец-то достигли берега. После долгих и упорных согласований, командование люфтваффе, наконец, выпустило в воздух на поиски обидчиков несколько поплавковых гидропланов He-115C с авиабазы Тромсё. Это были немногочисленные пилоты, которые уже имели опыт полётов в условиях полярной ночи. Заранее скажу, что два самолёта всё-таки совершенно случайно умудрились наткнуться на эскадру особого назначения. Но счастья это им не принесло. Если система ПВО способна обнаружить и уничтожить самолёт раньше, чем его пилот визуально разглядит идущие в режиме светомаскировке корабли, то шансов у такого самолёта уцелеть нет. Этот самолёт просто бесследно исчезает, становясь ещё одной жертвой бескрайней Арктики.

В восемь часов утра, конечно же, условного – полярная ночь, она и есть полярная ночь, – до остатков немецкого конвоя стали долетать 130-мм снаряды с "Москвы". К тому времени в его составе осталось всего два транспорта и шесть тральщиков.

Ещё через два часа все было кончено, конвой был полностью уничтожен. Не спасся ни один корабль, ни один человек. Потом волны ещё долго выбрасывали на побережье Норвегии обломки судов и трупы немецких матросов и солдат. А егеря Дитля, когда им сократили пайки, вдруг узнали, что такое костлявая рука голода. Чего они пока ещё не могли даже предположить, так это то, что больше в Киркенесс не придёт ни один немецкий караван...

13 февраля 1942 года. 10:05. Аэродром ЛИИ ВВС в Кратово. Летное поле

Сегодня утром на аэродром ЛИИ ВВС неожиданно приехал сам товарищ Сталин. Какая-то особая атмосфера чувствовалась здесь уже с самого утра. Особисты бегали по всему аэродрому как растревоженные муравьи, караулы были удвоены, а пилотам 746 БАП ДД, и отдельной авиагруппы ОСНАЗ РГК, базировавшихся на аэродроме в Кратово, было ненавязчиво предложено привести свой внешний вид в порядок.

Около десяти утра к воротам аэродрома подрулила полуторка, гружёная бойцами НКВД, за ней две эмки с офицерами охраны, "Паккард" Сталина, штабной автобус и ещё одна полуторка. Немедленно началась суета, примерно такая, как в индийской мелодраме, когда происходящее оценивается тремя словами "Все бегают и поют". В тот момент, когда суета достигла своей кульминации, из "Паккарда" появился САМ, а из автобуса тем временем начали выходить одетые в партикулярное платье люди.

И были это не художники и артисты, не прочая творческая интеллигенция, ненавязчиво именуемая в наше время медиаклассом. Это были нынешние и будущие гении советской авиапромышленности: Петляков Владимир Михайлович, Туполев Андрей Николаевич, Лавочкин Семён Алексеевич, Ильюшин Сергей Владимирович, Микоян Артем Иванович, Гуревич Михаил Иосифович, Сухой Павел Осипович, Болховитинов Виктор Фёдорович, Антонов Олег Константинович, Мясищев Владимир Иванович.

Вслед за товарищем Сталиным из "Паккарда" вышел Лаврентий Палыч Берия. Так уж получилось, что именно он с самого начала курировал проект, который носил странный для непосвящённых шифр "20-12", странно похожий на служебный телефонный номер. Тех, кто пытался любопытствовать по этому поводу, быстро отправляли далеко и надолго.

Поздоровавшись с конструкторами, товарищ Сталин направился на территорию аэродрома в окружении Лаврентия Палыча, начальника свой охраны генерала Власика и авиаконструкторов.

Снег звонко поскрипывал под тёплыми валяными сапогами. Быстро миновав стоянку стратегических бомбардировщиков ТБ-7, с первого февраля переименованных в Пе-8, товарищ Сталин подошёл к затянутым масксетями капонирам, где стояли самолёты, перенесённые в 1942 год из далекого будущего. Авиаконструкторы, собравшись в тесную группу, заглядывали под маскировочные сети. Отсюда можно было разглядеть только острые как наконечники копий носы. Пилоты особой авиагруппы выстроились перед своими машинами. Первый капонир занимал скромный учебно-тренировочный Су-25 УТГ.

Полковник Хмелёв, как полагается, отдал рапорт.

– Товарищ Верховный главнокомандующий, личный состав отдельной авиагруппы ОСНАЗ РГК построен. Четыре пилота самолётов МиГ-29К, вместе с боевой техникой, находятся на авиабазе Черноморского флота в Саках. Больных и отсутствующих по неуважительным причинам не имеется. Командир авиагруппы полковник Хмелёв.

– Вольно, товарищи, – Сталин потряс головой, показывая, что рапорт полковника его оглушил. – Скажите, товарищ Хмелёв, вы в танкистах никогда не служили? Это они обычно такие громкоголосые.

– Никак нет, товарищ Сталин, – ответил полковник. – Только это сейчас тут тихо. А стоит запустить турбины хоть на одной машине, и танковый парк покажется детским криком на лужайке.

– Хорошо, – кратко ответил Сталин и вместе с командиром авиагруппы подошёл к капониру с Су-25.

Его взгляд остановился на подполковнике "Железняке". При этом на лице Василия не дрогнул ни один мускул. Сталин повернулся к полковнику Хмелёву и спросил:

– Скажите, товарищ полковник, а что может сказать командир авиагруппы о лётчике Железняке? О его напарнике, капитане Александре Ивановиче Покрышкине, мы слышали много хорошего. Как я понимаю, попав в состав вашей авиагруппы, он только подтвердил свою репутацию расчётливого и грамотного пилота. А вот товарищ Железняк ранее совершал поступки, несовместимые с его высоким званием и положением. А как сейчас обстоят у него дела с дисциплиной?

– Товарищ Сталин, – ответил подполковник Хмелёв, – если не считать нескольких мелких происшествий, подполковник Железняк, вполне соответствует занимаемой должности.

– Драку с пилотом соседнего полка вы считаете мелким происшествием? – нахмурился Верховный Главнокомандующий.

– За неё он был наказан согласно дисциплинарного устава, – отрезал полковник Хмелёв, – и отсидел на гауптвахте ровно столько же, сколько я назначил бы любому другому своему подчинённому. Тем более, что это была и не драка, а так, выяснение отношений с рукоприкладством.

– Ладно, – махнул рукой Сталин, – если он уже наказан... – и обратился к подполковнику:

– Смотри, Васылий, если ты и здесь обосрёшься, то можешь больше вообще не показываться мне на глаза. Бэри пример со своего командира. Мне докладывали, что он тоже любит побезобразничать, но страдают от его проделок исключительно немцы. А вас, товарищ Покрышкин, мы благодарим за образцовое выполнение боевых заданий особой важности. Есть мнение, что вам пора присвоить очередное воинское звание гвардии майор.

– Служу Советскому Союзу, товарищ Верховный Главнокомандующий, – ответил товарищу Сталину гвардии майор Покрышкин, который ещё полтора месяца назад был старшим лейтенантом. – Благодарю за доверие.

– Ви его вполне оправдываете, – кивнул Сталин и повернулся к строю. – Товарищи, от лица партии и правительства выражаю вам благодарность за тот неоценимый вклад, который вы внесли в нашу будущую Великую Победу. Благодаря вашим грамотным и умелым действиям люфтваффе за последние полтора месяца понесло на фронте сокрушительное поражение. Выбиты их зубы, отсечена их правая рука и охромели они на правую ногу.

Благодаря вашей помощи, наши ВВС, сильно пострадавшие от вероломного нападения фашистов, смогут оправиться и переломить ситуацию в небе войны в нашу пользу. Поскольку все вы делали одно дело, и делали его настолько хорошо, насколько могли, Указом Президиума Верховного Совета СССР всем вам присваивается очередное воинское звание, а также звания Героев Советского Союза с награждением медалью Золотая Звезда и орденом Ленина. В дальнейшем вы будете всё реже подниматься в небо, ибо ресурс техники не безграничен. Но помните, что каждое задание, которое вам доведётся выполнять, будет носить гриф "Особой важности". И ещё раз, дорогие товарищи – спасибо вам за всё.

Сначала над аэродромом царила абсолютная тишина, через несколько секунд взорвавшаяся бурными аплодисментами и криками «ура!».

– Товарищ генерал-майор авиации, – обратился Сталин к командиру особой авиагруппы, когда наступила тишина, – распускайте людей, нечего держать их на морозе. И скажите, где тут у вас есть место, где вы с вашим начальником инженерной службы могли бы устроить небольшое совещание с прибывшими со мной товарищами конструкторами? Вы не беспокойтесь, они уже дали все необходимые расписки, поскольку и сами каждый день творят что-то секретное.

– Товарищ Сталин, – сказал новоиспечённый генерал-майор авиации Хмелёв, – давайте пройдем в наш штаб. Там можно поговорить с соблюдением режима секретности. Правда, будет тесновато, но, надеюсь, все уместимся...

13 февраля 1942 года. 10:45. Аэродром ЛИИ ВВС в Кратово. Штаб авиагруппы ОСНАЗ РГК

В доме, выделенном авиагруппе ОСНАЗ РГК под штаб, места хватило всем. Да и как его могло не хватить, если вся авиагруппа в сборе насчитывала сейчас шестнадцать человек. И при необходимости они все собирались именно в этой комнате для обсуждения задания перед совместным вылетом. Сталин и Берия демонстративно отказались садиться в "президиум", а вместо этого поставили свои стулья в дальнем углу.

– Товарищ Хмелёв, это собрание будете вести вы, – сказал Сталин, – а мы с товарищем Берия будем смотреть и делать выводы. Мы собрали здесь самых лучших конструкторов и хотим, чтобы они с учётом вашего опыта создали для СССР самые лучшие самолёты. Все, товарищ Хмелёв, вы можете начинать.

Свежеиспечённый генерал-майор авиации вздохнул и подошёл к висящей на торцевой стене чёрной ученической доске.

– Товарищи, та техника, которую вы видели сейчас на лётном поле, на настоящий момент является завтрашним и даже послезавтрашним днём нашей боевой авиации. Но всему своё время. Для начала, давайте поговорим о дне сегодняшнем. А он, что называется, не блещет.

Начнём рассматривать ситуацию с истребителей. Созданные в начале 30-х годов самолёты моделей И-15, И-15бис, И-153 и И-16 на 1941 год уже не соответствовали требованиям, предъявляемым как к истребителям ПВО, так и к истребителям поля боя. Причиной этого является малая скорость и слабое вооружение. Единственным преимуществом этих самолётов является высокая манёвренность на малых и сверхмалых высотах. То есть, их нишей в современном воздушном бою является исключительно перехват в нижней точке траектории выходящих из пикирования вражеских бомбардировщиков. Ну, в крайнем случае, ещё их можно применять в качестве своего рода импровизированных штурмовиков, основным недостатком которых будет слабое вооружение и отсутствие броневой защиты.

С новыми самолётами тоже не всё гладко. У истребителя Як-1 слабый двигатель и недостаточно мощное вооружение. Но его конструктора среди нас нет, поэтому детально разбирать достоинства и недостатки этой машины мы пока не будем. Как-нибудь в другой раз. Скажу одно: при некоторой модернизации из "Яшки" получится целое семейство неплохих, и при этом достаточно дешёвых в производстве самолётов поля боя.

Возьмем для примера истребитель МиГ-З конструкции присутствующих здесь товарищей Микояна и Гуревича. Прекрасная машина на горизонтах в семь тысяч метров и выше. Там она превосходит всех соперников. Но основной горизонт воздушных боёв лежит на высотах от двух до пяти километров, а там преимущество в манёвренности переходит к немецким Ме-109. Это не значит, что товарищи Микоян и Гуревич должны, сломя голову, прямо сейчас броситься делать истребитель поля боя. Совсем нет. Возможно, товарищ Сталин, есть необходимость сразу разделить КБ на рабочие и перспективные. Именно КБ Микояна и Гуревича можно сразу нацеливать в день завтрашний и в паре с товарищем Люлькой поручить им создание наших первых реактивных самолётов. По формуле: скорость, высота, манёвр, огонь. В нашем прошлом они дали нам целую, не побоюсь сказать, плеяду реактивных истребителей: МиГ-15, МиГ-17, МиГ-19, МиГ-21, МиГ-23, МиГ-25, МиГ-29, МиГ-31. В качестве летающей лаборатории, пока не готов двигатель, можно использовать наработки КБ товарища Болховитинова по БИ-1...

Сталин кашлянул в своём углу, привлекая внимание.

– Товарищ Хмелёв, мы обдумаем ваше предложение. Есть мнение, что предложенное вами разделение КБ на занимающиеся доводкой существующей техники и на те, что работают на перспективу, значительно ускорит конструирование самолётов следующего поколения. Большевики должны думать не только о сегодняшнем дне, но и заглядывать на годы вперёд. Но о реактивной авиации речь у нас зайдет немного позже. Могу лишь вам сказать, что товарищи Королёв и Курчатов уже приступили к теоретическому этапу работ над своими задачами.

– Спасибо, товарищ Сталин, – кивнул Хмелёв, – это действительно важная новость. Так, что товарищи, к теме реактивной авиации мы вернёмся чуть позже, а пока продолжим разговор об истребителях с поршневыми двигателями.

Товарищ Лавочкин сейчас имеет в своём активе самолёт, именуемый в полках Лакированным Авиационным Гарантированным Гробом № 3. Недостаточная мощность двигателя, отягощённая большим весом конструкции из дельта-древесины, и слабое вооружение, делают этот самолёт достаточно лёгкой добычей немецких лётчиков. Куда более лёгкой, чем упомянутый мною ранее МиГ-З.

Лекарство от этой болезни лишь одно – самолёту надо заменить двигатель и вооружение. Лучший авиационный мотор воздушного охлаждения всех времён и народов – это АШ-82ФН. И, товарищи авиационные конструктора, прекратите вооружать свои самолёты пулемётами винтовочного калибра, пусть даже и такими скорострельными как ШКАС. У противника почти не осталось самолётов, кроме, может быть, транспортных и курьерских, которые можно было бы поразить из подобного оружия. Идеальное сочетание вооружения – это одна пушка калибром тридцать – тридцать семь миллиметров, стреляющая через вал винта, и две авиационных пушки калибром 20-мм в корне крыла или на капоте. Для звездообразного мотора воздушного охлаждения пушка, стреляющая через вал винта, естественно, исключена. Пилот должен иметь возможность выбора: стрелять только из пушки, только из пулемётов, или же давать залп из всего имеющегося вооружения. Такой быстрый манёвренный самолёт с мощным вооружением, предназначенный для завоевания господства в воздухе, нужен советским ВВС ещё вчера. В нашем прошлом – надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю – эти ваши самолёты в куда более тяжёлых условиях позволили сломить хребет люфтваффе и завоевать победу в воздухе. Авиацией войны не выигрываются, но именно авиация определяет, чья пехота и танки, в конце концов, окажутся победителями на поле боя.

– Товарищ Лавочкин, – снова обратил на себя внимание Сталин, – вы поняли, что сказал товарищ Хмелёв?

– Так точно, товарищ Сталин, понял, – встал со своего места авиаконструктор.

– Что вам нужно для того, чтобы уже к 1-му апреля вы смогли представить новую машину на государственные испытания, а в конце мая наша промышленность смогла бы приступить к её серийному производству?

– Товарищ Сталин, – ответил немного побледневший Лавочкин, – когда мы не смогли получить для модернизации ЛаГГ-3 двигатели водяного охлаждения М-107, мы самостоятельно приняли решение об установке на наш самолёт двигателя М-82 с воздушным охлаждением. Но...

– Что это за "но", товарищ Лавочкин? – недовольно спросил Сталин.

Хмелёв решил рискнуть и, используя своё особое положение, прийти на выручку Семёну Алексеевичу Лавочкину.

– Товарищ Сталин, – сказал он, – возможно, товарищ Лавочкин, хочет сказать, что его КБ испытывает административное противодействие со стороны ГКО и НКАП, организуемое одним, хорошо знакомым вам и не присутствующим здесь авиаконструктором. Именно под производство его самолётов будут переданы заводы, выпускающие сейчас ЛАГГ-3. Должен сказать, что ровно та же политика проводится этим конструктором и в отношении фронтового пикирующего бомбардировщика Ту-2.

Сталин был вне себя от гнева. Несмотря на то, что роковая фамилия Яковлев так и не была названа, он сразу догадался, о ком идёт речь.

– Товарищ Берия, разберитесь, и если факты подтвердятся, то примерно накажите товарища Яковлева за то, что отстаивая, как говорят наши потомки "узкокорпоративные интересы" своего КБ, он опустился до самого настоящего вредительства. Модернизировать свои самолёты он сможет и находясь под арестом.

А вы, товарищи авиаконструкторы, не должны были мириться с таким положением. Нашим ВВС нужны действительно самые лучшие самолёты. Товарищу Лавочкину приступить к работам по модернизации ЛаГГ-3 немедленно. Всех недовольных этим фактом и хоть как-то препятствующих работе, тут же посылать подальше, то есть к товарищу Берия. Он им всё разъяснит. Только результаты государственных испытаний могут быть основанием для запуска модели в серию или для отправки её на доработку. Надеюсь, что нам больше никогда не придётся возвращаться к этому вопросу. Продолжайте, товарищ Хмелёв.

– Спасибо, товарищ Сталин. – кивнул генерал-майор. – Теперь товарищи, перейдем к бомбардировщикам. На Ту-2 я уже бегло останавливался. Оборудованный моторами АШ-82 он стал лучшим фронтовым бомбардировщиком Второй мировой войны и использовался в строевых частях советских ВВС вплоть до 1950 года. Бомбардировщик Пе-2 сохранил черты своего предка, высотного истребителя ВИ-100, и уступает Ту-2 по всем параметрам, кроме двух. Во-первых, он способен выполнять фигуры высшего пилотажа, что немыслимо для бомбардировщика, и во-вторых, он дешевле в производстве.

Товарищ Сталин, должен заострить ваше внимание на том, что как Ту-2, так и Пе-2 являются пикирующими бомбардировщиками, предназначенными для нанесения мощных высокоточных ударов по позициям противника. Но бомбёжка с пикирования, она и без всякой войны связана с риском повышенной аварийности, а посему командиры в войсках этот приём не отрабатывают, а наносят бомбовый удар с горизонтального полёта. Кстати, та же самая картина и в Люфтваффе. Бомбардировщики Ю-87, сведённые в эскадры, именуемые штурмовыми, наносят свои удары только с пикирования, и делают это мастерски. Бомбардировщики Ю-88А, тоже именуемые пикирующими, находятся в составе бомбардировочных эскадр и бомбят, как и наши пилоты, тоже в основном с горизонтального полёта.

– Товарищ Хмелёв, – спросил Сталин, – вы считаете, что нам нужно выделить пикирующие бомбардировщики в отдельный подвид ВВС, подобно истребителям и штурмовикам?

– Так точно, товарищ Сталин, дивизии и корпуса лёгких пикирующих бомбардировщиков Пе-2 должны находиться в распоряжении командующих фронтами. А полки и дивизии тяжёлых пикировщиков Ту-2 вместе с авиацией дальнего действия лучше передать в распоряжение Ставки Главнокомандования и использовать только в ходе стратегических операций. И ещё желательно изменить соотношение выпущенных Пе-2 и Ту-2 в пользу последних. В нашей истории за весь период войны на одну выпущенную с завода "тушку" приходилось пятнадцать "пешек". Но мы думаем, что это соотношение лучше довести до один к пяти.

Ещё одно применение Ту-2, которое надо сделать по возможности массовым, это высотный разведчик. На высоте почти одиннадцать километров практически бессильна зенитная артиллерия и крайне проблематичен перехват Ту-2 немецкими истребителями.

Теперь должен сказать о бомбардировщиках дальнего действия ТБ-7, они же Пе-8. Моторы АМ-35 на этих машинах необходимо заменять на всё те же АШ-82, что увеличит дальность полёта с трёх с половиной тысяч километров до пяти тысяч восьмисот километров, а масса бомбовой нагрузки возрастет до пяти тонн. Если товарищ Берия сможет добиться от нашей промышленности изготовления объёмно-детонирующих боеприпасов, то гитлеровская Германия получит крайне неприятный сюрприз, по разрушительной мощи мало уступающий даже спецбоеприпасам. И никаких крайне ненадёжных авиационных дизелей.

– Скажите, товарищ Хмелёв, а почему вы считаете, что авиационные дизеля невозможно довести до того же уровня надёжности, как и дизеля танковые? – неожиданно спросил Берия.

– Во-первых, товарищ Берия, потому, что танки не летают на десятикилометровой высоте и их двигатели не испытывают в течении одного полёта сильнейших перепадов температуры и давления. Соляр – одно из самых вязких видов двигательных топлив, и на морозе он сильно густеет. А на высоте десять километров всегда стоит мороз минус сорок градусов. В то же время, если заправлять баки самолёта зимним топливом, то работа двигателя будет неудовлетворительной на малых высотах.

Но и это ещё не всё. При наборе высоты происходит падение атмосферного давления и через стыки трубок топливной системы в рабочий объём мотогондолы начинает просачиваться горючее. Просачивается немного, какие-то капли. Но если бензин и реактивное топливо тут же бесследно испаряются, то соляр остаётся на месте, образуя липкую плёнку, загрязняющую поверхность двигателя. После возвращения на землю на эту липкую плёнку прилипает большое количество пыли. И так вылет за вылетом. К началу пятидесятых годов с появлением турбовинтовых двигателей СССР полностью отказался от экспериментов с авиадизелями как в военной, так и в гражданской авиации.

– Понятно, товарищ Хмелёв, – кивнул Берия. – Вы упомянули об этом, чтобы мы не тратили время и средства на разработки, оказавшиеся в конце концов бесперспективными?

– Так точно, товарищ Генеральный комиссар госбезопасности, – кивнул Хмелёв. – Лучше отдать эти ресурсы товарищу Люльке для ускоренного создания первых турбореактивных и турбовинтовых двигателей.

Берия что-то записал в лежащий на коленях блокнот, и генерал-майор авиации Хмелёв подумал, что теперь потомки конструктора Чаромского, эмигрировав в Америку, будут всем рассказывать, как кровавые тираны Сталин и Берия зарезали гениальное изобретение их отца.

Дождавшись кивка Сталина, он продолжил дальше.

– Теперь, товарищи, что касается особенностей мотора АШ-82. Они нам нужны в как можно большем количестве. И существующая сейчас модификация имеет детскую болезнь в виде чрезмерного нагрева головок цилиндров, требуя маслорадиатор повышенной площади.

Теперь пару слов о знаменитом Ил-2. Товарищ Сталин, штурмовику необходим стрелок, который мог бы отражать атаки противника с задней полусферы.

При этих словах Ильюшин бросил быстрый взгляд на Сталина.

– В полках для снижения потерь со стороны вражеских истребителей извращаются как могут. Кто имитирует пулемёт воткнутой палкой, а кто засовывает за спину пилоту скрюченного вдвое бортмеханика с пулемётом Дегтярева. Кроме того, штурмовику необходимо скорострельное вооружение. Весь боекомплект он должен суметь выпустить во время первого захода, пока немецкое ПВО ещё не приведено к бою. Крайне полезны были бы многоразовые подкрыльевые кассеты для пятикилограммовых противотанковых кумулятивных или зажигательных, а также килограммовых осколочных бомб. В остальном машина лучшая в своём классе... – генерал-майор подумал и добавил. – Товарищ Ильюшин, для применения в ночное время и в условиях Крайнего Севера необходимо удлинить выхлопные патрубки двигателя и оборудовать их пламегасителями. Тогда выхлоп в темноте не будет слепить пилота и демаскировать штурмовик. Теперь с позволения товарища Сталина о том, какую специализацию имело каждое КБ в нашем прошлом.

– Правильно, – кивнул Сталин, – расскажите товарищам о том, кто они такие, чтобы не теряли зря время и не экспериментировали, а занимались тем, что у них лучше всего получается.

– Хорошо, – кивнул Хмелёв и продолжил. – КБ, созданное товарищами Микояном и Гуревичем, специализировалось исключительно на боевой истребительной авиации. КБ товарища Сухого кроме истребителей создавало фронтовые бомбардировщики и штурмовики. КБ товарища Лавочкина было переключено на космическую тематику. КБ Петлякова в нашем прошлом не существовало, но мы надеемся, что получив вторую жизнь, он нас не подведёт. КБ Туполева – это дальние бомбардировщики и созданные на их основе такие же дальние пассажирские самолёты. КБ Ильюшина – это дальняя транспортная и пассажирская авиация. КБ Мясищева – это стратегические бомбардировщики, тут он немного конкурировал с Туполевым, как Сухой с Микояном в истребителях. КБ Антонова – это ближняя пассажирская и дальняя транспортная авиация, в основном способная использовать необорудованные и слабо оборудованные аэродромы. КБ товарища Болховитинова в наше время было почти неизвестно. В основном о нём помнят лишь то, что на самолёте его конструкции в Арктике пропал знаменитый лётчик Леваневский. Не самая лучшая память.

И ещё один совет. Никогда не испытывайте ваш БИ-2 на максимальную скорость в горизонтальном полёте. На скорости больше семисот километров в час аэродинамический фокус прямого крыла с толстым профилем смещается назад, создавая пикирующий момент. А горизонтальное хвостовое оперение при этом попадает в мёртвую зону от ударной волны, создаваемой фюзеляжем, и теряет свою эффективность. С первым эффектом борются применением стреловидного крыла, меняющего соотношение вдоль воздушного потока ширины крыла к его толщине. А против второго эффекта, либо размещают горизонтальное оперение в верхней части киля, подобно букве "Т", либо делают поворотными не только рулевые поверхности, но и все оперение целиком.

В нашем прошлом во время таких испытаний на максимальную скорость разбился экспериментальный самолёт № 2 и погиб очень хороший лётчик-испытатель товарищ Бахчиванджи. Результатом этой катастрофы стало закрытие программы и уничтожение уже построенных первых серийных планеров ракетопланов. Запомните: прямое и толстое крыло – это до семисот километров в час. Для бóльших скоростей крыло самолёта должно приобретать все бóльшую и большую стреловидность.

Мои слова вы можете проверить в ЦАГИ. Там, кажется, уже имеется аэродинамическая труба, способная создавать воздушный поток требуемой скорости. К этой работе было бы желательно подключить товарищей Микояна, Гуревича, Сухого, Мясищева. То есть всех тех, кто начнёт прямо сейчас работать на завтрашний день реактивной авиации.

– Хорошо, – кивнул Сталин, – мы сможем создать такую группу. Но чем бы вы предложили заняться самому товарищу Болховитинову после того, как эта совместная работа будет закончена? Ведь у вас он там себя ничем и никак не проявил.

– Товарищ Сталин, – ответил Хмелёв, – из темы БИ-2 логично вытекают дистанционно управляемые самолёты-снаряды воздушного базирования, а затем и крылатые ракеты. Не всем же делать самолёты, кому-то надо заняться и оружием для них.

– Это тоже верно, – сказал Сталин, и подвел итог. – Ну что, товарищи, на первый раз информации предостаточно. Поезжайте в свои КБ и приступайте к работе. Примерно через месяц мы с вами опять встретимся, только уже с каждым в отдельности, и снова переговорим. Все свободны...

14 февраля 1942 года. Полдень. Полевой лагерь ГОТМБ-1 ОСНАЗ РГК. Командир бригады генерал-майор Бережной.

Наше пребывание в ближнем Подмосковье подходит к концу. Пару дней назад бригада товарища Шашмурина закончила обработку токами высокой частоты элементов ходовой наших Т-34 и КВ-1, после чего в полном составе убыла в расположение гвардейской танковой бригады генерал-майора Катукова. Его бригаду, кстати, так переформировали, что Михаил Ефимович до сих пор с удивлением качает головой. Структуру танковой бригады и её штатное расписание готовили при моём участии, и напоминает оно скорее не танковую бригаду образца начала 1942 года, а усиленный танковый полк начала 80-х годов.

Судите сами. Во первых, четыре танковых батальона, один из которых тяжёлый, состоит из десяти танков КВ-2 и двадцати КВ-1, а остальные три – средние, укомплектованы каждый тридцатью Т-34-76, образца 1941 года, изготовленными на Сталинградском тракторном. Это уже сто двадцать средних и тяжёлых танков, то есть больше, чем половина танкового корпуса по штатам 1942 года. Во-вторых, разведрота на боевых аэросанях с лёгким бронированием. Лёгкие РФ-8 и тяжёлые НКЛ-26. Все они вооружены пулемётами ДТ. Есть в составе разведроты и кавалерийский взвод. Раскосые кривоногие люди на небольших лохматых лошадках. Это цирики, братское алаверды благодарной Монголии за советскую помощь при Халхин-Голе.

В-третьих, для охраны штаба и закрепления позиций, сформирован мотострелковый батальон, использующий всё те же немецкие полугусеничные тягачи и имеющий на вооружении немецкие трофейные пулемёты МГ-34 по две штуки на отделение. После битвы за Москву этого добра, брошенного истинными арийцами при отступлении, тут как грязи. Остальное вооружение мотострелков – это СВТ-40 и ППШ-41. Ну, и на сладкое – самоходный артдивизион, восемнадцать самоходок СУ-76. Конечно, их не сравнить с нашими "Нонами" и "Мстами", но все в мире относительно. Сейчас Су-76 – это единственный образчик самоходной артиллерии в РККА.

После переформирования Верховный, зная, кто такой Катуков, и совсем недолго думая, повесил на 4-ю гвардейскую танковую тот же лейбл, что и на нас грешных. И стали они тоже ОСНАЗ РГК. Опять же дезинформация для вражеской разведки, ведь по документам она проходит, как бригада, а по боевой мощи равняется недокорпусу.

Тем временем, день за днём, подготовка к "Молнии" шла своим чередом. Собиралась и обкатывалась техника, рембат работал по двадцать часов в сутки. Наутро четырнадцатого были полностью закончены профилактические работы на Т-72, закончена сборка и обкатка всех двадцати КВ-1 и более чем половины Т-34. Николай Фёдорович Шашмурин после спецобработки обещал нам тысячу километров марша для КВ-1 и полторы тысячи для Т-34. Подверглись закалке и трущиеся детали танковых дизелей, что тоже увеличило их ресурс и хоть немного приблизило местную техническую базу к нашей по надёжности.

Но техника – техникой, а воюет-то не железо, а люди. И поэтому особо жёстким тренировкам подвергались экипажи танков, особенно наводчики и механики-водители, и мотострелки. Пехота – это вообще наше всё. Именно ей предстоит удерживать тот ключевой пункт в глубине немецкой обороны, который с налёта возьмут танки. От неё зависит итоговый успех операции. Мало взять Псков, его нужно ещё и удержать до ввода в прорыв подкреплений.

Поэтому, к удивлению бойцов, большая часть учебных задач касается не наступательных, а как раз оборонительных задач. Как выяснилось, генерал-лейтенант Василевский, уже приступивший к исполнению обязанностей начальника Генерального Штаба, не забыл о наших нуждах. И двенадцатого февраля в наш полевой лагерь прибыл сводный инженерно-штурмовой батальон майора Горового. Батальон – это громко сказано, в строю сто пятьдесят два человека. Что и не удивительно, ведь при ликвидации группировки Клейста батальон прошёл пекло уличных боёв в Сталино (Донецке), и именно на его участок вышли немецкие парламентёры с предложением о капитуляции. Уменьшившись в ходе этих боёв почти вдвое, батальон приобрёл бесценный опыт уличных боёв и вкус к дальнейшим победам. Я видел этих бойцов, разговаривал с ними. Это уже совсем другие люди, совершенно не похожие на тех, кого мы встретили под Евпаторией всего сорок дней назад. Те местные бойцы и командиры, что сражались вместе с нами в Евпатории и после, совершенно закономерно менялись под нашим влиянием. Эти же бойцы, пройдя жестокие наступательные бои и победив в них, изменили себя сами. Тем больше им чести и славы. Самоходной техники для них пока нет, и в бой они пойдут десантом на броне танкового батальона.

А сегодня случилось ещё одно знаменательное происшествие. В полдень к воротам КПП подрулила колонна полуторок. Из кабины головной машины вылез коренастый командир с квадратным лицом и, предъявив свои документы, попросил вызвать командира бригады. Это был "Император Всея Артиллерии" Василий Гаврилович Грабин. В кузовах машин, упакованные в грубо сколоченные ящики, лежали два десятка удлинённых с 41 до 56 калибров пушек ЗИС-5 для наших танков КВ-1 и столько же аналогично подросших орудий Ф-34 для Т-34. Все орудия были снабжены дульным тормозом от пушки ЗИС-3, уменьшающим отдачу и вскидывание орудия при выстреле. Товарищ Грабин вообще был известен тем, что смело использовал не нуждающиеся в изменениях детали от своих старых систем в новых разработках.

– Вот, товарищ генерал-майор, – пожал Грабин мне руку. – Готово. Сказать честно, если бы не маршал Кулик, будь он неладен, орудия сразу пошли бы в войска именно в таком виде. А то кое-кто из наших танковых генералов был уверен, что длинный ствол орудия будет цеплять землю.

– Знаю, – сказал я, – и всё равно спасибо. Нам это мало пригодится, со следующего круга мы переходим на совсем другие машины, с орудиями другого калибра. Но линейные танковые части РККА, Василий Гаврилович, будут вам весьма благодарны, ибо им на Т-34 с 76-мм пушкой ещё воевать и воевать.

– Конечно, – кивнул Грабин. – Об этом у меня был подробный разговор с товарищем Сталиным, и задачу на разработку удлинённых танковых и противотанковых орудий калибра 85 и 100 миллиметров я от него уже получил. В начале марта надеюсь выйти с прототипами на полигон.

– Быстро у вас, – кивнул я, – Будет фашистам приятный сюрприз.

И тут в голову мне пришла одна мысль.

– Кстати, а как там у вас поживает орудие ЗИС-3?

– Нормально поживает, – нахмурился Грабин, – пошло в серию. А что с ним не в порядке?

– С ним-то всё в порядке, – ответил я, – но я тут вспомнил, как немцы модернизировали трофейные Ф-22 в противотанковые пушки, получившие у наших танкистов прозвище "гадюка". Они воспользовались тем, что ствол у вас запроектирован с запасом, и растачивали каморы орудия. В 1942 г. и первой половине 1943 г. самой мощной противотанковой пушкой вермахта была ваша Ф-22. Летом и осенью 1941 года несколько сотен этих пушек были захвачены целыми и невредимыми. Пятьсот шестьдесят пушек Ф-22 были переделаны в буксируемые противотанковые 7,62-см пушки РАК 36(r). Немцы расточили камору Ф-22, увеличили заряд в 2,4 раза, установили дульный тормоз, уменьшили угол возвышения и исключили механизм переменного отката. Товарищ Грабин, надо отметить, что немцы просто исправили капризы "товарища" Тухачевского и ряда других военных, в своё время заставивших вас в таком мощном орудии использовать гильзу обр. 1900 г., ограничивавшую вес заряда, и ввести угол возвышения 75°, дабы из него можно было вести стрельбу по самолётам. Передок у пушки немцы, естественно, исключили, так как использовали только механическую тягу. Вес РАК 36(г) в походном и боевом положениях составлял около 1710 кг, а угол вертикального наведения от –6° до +18°. Для РАК 36(r) немцы спроектировали четыре снаряда: бронебойный калиберный Pz.Gr.39 весом 7,54 кг и начальной скоростью 740 м/с, подкалиберный Pz.Gr.40 весом 4,05 кг и начальной скоростью 990 м/с, кумулятивный HL.Gr.38 с начальной скоростью 450 м/с и осколочный Sp.Gr.39 весом 6,2 кг и начальной скоростью 550 м/с. Всего таких снарядов в 1942–1945 гг. было изготовлено 4,2 млн штук. Эти снаряды предназначались не только для буксируемых 7,62-см пушек РАК 36(r), но и для самоходных установок, оснащённых вашими переделанными Ф-22.

Бронебойный снаряд 76-мм имел начальную скорость около километра в секунду и очень высокую настильность и бронебойность. А если учесть, что масса орудия от таких изменений совершенно не изменилась… Попробуйте предвосхитить немецких коллег и сделать нечто подобное. А то Адольф Алоизыч нежно обожает разные железные игрушки, и нужда в противотанковой артиллерии с высокой бронепробиваемостью в войсках у нас будет страшная.

В нашем прошлом ваша ЗИС-3 не могла взять в лоб танки "Тигр" при любом угле встречи снаряда с бронёй на дистанции больше ста метров. В борт дистанция пробития была не больше трёхсот метров. А уж наши танки с 76-мм пушками шли в атаку на немецких тяжеловесов чуть ли не в штыковую, при этом подвергаясь расстрелу из их 88-мм зениток с километровых дистанций. Именно поэтому речь у нас сразу зашла и о 85- и 100-миллиметровой танковой и противотанковой артиллерии. Но вес прицепных артсистем крайне критичен для пехоты, основную тягловую силу которой, как правило, составляют сами солдаты...

– Я понял вашу мысль, – Василий Гаврилович почесал свою "центурионовскую" бородку. – Конечно, мы попробуем сделать то, что вы сказали, расточив камору ЗИС-3 под удлинённую гильзу. Только вот из-за своих гибридных боеприпасов такое орудие станет чисто противотанковым и не сможет получить широкого распространения...

Я пожал плечами.

– Василий Гаврилович, самая очевидная мысль, которая приходит мне в голову, это: пусть в наших войсках будет хотя бы одна относительно компактная чисто противотанковая пушка высокой убойности. Тот же самый принцип немцы использовали, когда создавали орудие для своей самоходки "Ягдпантера", применив ствол своего родного 75 мм калибра длиной в 70 калибров с удлинённой до 640 мм зарядной каморой. Тоже, сволочь, выпила немало крови нашим танкистам. Если такими стволами модернизировать Астровскую СУ-76, то может получиться очень интересный вариант. Эдакий мобильный барбос, который пусть и не загрызёт насмерть, но серьёзно покусает.

– Мы посмотрим, – кивнул Грабин. – А сейчас давайте поставим то, что я привёз, на ваши танки. Товарищ Сталин особо настаивал, чтобы войсковые испытания нового орудия проходили именно в вашей бригаде.

Я посмотрел на лежащие в кузовах грузовиков длиннющие ящики. Вот вроде и все. Это последний шаг перед началом плана "Молния". Больше бригаду принципиально ничем усилить нельзя. Установить новые орудия, насколько дней интенсивных учений, ну а потом нам надо будет покинуть это место так, чтобы об этом не догадалась ни одна разведка мира.

Секретность – залог успеха. Именно поэтому уже сейчас готовятся фанерные макеты техники, а неподалеку расквартирован только что выведенный из боёв танковый батальон. Они займут место нашей бригады, когда она убудет в район прорыва. И дай-то бог, чтобы немцы не поняли этого, пока мы не скажем своё очередное веское слово в этой войне. У нас для этого теперь почти все готово.