– Рейнхард! – воскликнул Гитлер. – Я запрещаю вам садиться за штурвал самолета на Восточном фронте. Нарушить мой запрет вы можете только в том случае, если на земле будет опаснее, чем в небе. Ваша главная миссия – генерал Бережной, а не состязания с русскими асами. Когда вы вылетаете?
Гейдрих склонил голову.
– Мой фюрер, ваш приказ будет выполнен. Я немедленно лечу в Берлин и в течение завтрашнего дня соберу необходимых людей. Уже завтра вечером мы вылетим в Варшаву, с таким расчетом, чтобы, взлетев оттуда утром шестого, к вечеру добраться до Смоленска.
– Ступайте, Рейнхард, – сказал Гитлер, дружески похлопывая по плечу начальника РСХА и тем самым давая ему понять, что аудиенция окончена. – И, как всегда, возвращайтесь только победителем. Если вам что-то надо – берите это. Все, что угодно. Скажете, что я приказал. Ради победы ничего не жалко. Я с нетерпением буду ждать ваших сообщений.
Четким шагом обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих вышел из кабинета. Мысли его были уже далеко. Ему предстоит собрать команду, какой еще не было в истории немецкой разведки. Фюрер прав, в любой момент на Восточном фронте может разразиться гроза. В тот раз генералу Бережному хватило всего восьми дней, чтобы после операции в Крыму подготовиться к рейду по тылам Клейста. Это значит, что сейчас Сталин в любой момент сможет бросить его против фон Клюге. Неделя, максимум две, и на Восточном фронте случится очередной кошмар, на этот раз с группой армий «Центр». Надо спешить. Необходимо разгадать направление главного удара противника и точные его силы. Лишь тогда появится шанс свести потери к минимуму.
Даже себе Рейнхард Гейдрих боялся признаться в том, что чувствовал интуицией профессионального разведчика – русских не удалось повергнуть наземь с одного удара, и теперь война фактически проиграна. Русские умеют вести затяжные войны. Вся их история от татаро-монголов и до наших дней – это одна сплошная затяжная война. Весь вопрос в том, насколько рейху удастся оттянуть неизбежный конец. Но о таком было страшно даже думать, а уж высказать такие мысли вслух – боже упаси. Не помогут ни мундир СД, ни симпатии фюрера.
4 февраля 1942 года, поздний вечер.
Полевой лагерь ГОТМБ-1 осназа РГК
Командир бригады генерал-майор Бережной
Генерал-майор танковых войск Катуков вошел в барак, служивший нашей бригаде столовой, и остановился, не понимая – куда он попал. Помещение было забито возбужденными веселыми бойцами и командирами, одетыми в полевую форму РККА, в черные тужурки моряков и в незнакомое для Катукова пятнистое обмундирование при погонах… Играла негромкая музыка – то ли хороший радиоприемник, то ли патефон.
Такое зрелище, да еще в феврале 1942 года, кого угодно бы удивило. Но что поделаешь, праздник у нас сегодня – ровно месяц нашему боевому пути. Тут были не только выходцы из XXI века, но и те, кто принял вместе с нами первый бой в Евпатории и под Саками. Для присутствующих здесь капитана 3-го ранга Бузинова, майора Топчиева, капитана Борисова и многих и многих бойцов и командиров, четвертого января навсегда станет вторым днем рождения. В нашей истории все участники Евпаторийского десанта погибли. Те же, кто выжил в бою и раненым попал в плен, были расстреляны немцами на месте. Правда, не надо забывать, что сперва наши вырезали в Евпатории немецкий госпиталь…
Но не будем сегодня об этом. В новой истории, которая вот уже ровно месяц развивается своим, немного фантастическим путем, Верховный приказал создать Отдельную тяжелую механизированную бригаду из всех частей, участвовавших в Евпаторийском десанте. Так что это и их праздник. А товарищ Катуков должен был приехать к нам в расположение завтра утром. Их 1-ю гвардейскую танковую бригаду вывели с фронта примерно одновременно с нами – 25 января.
Выяснилось, что и расквартированы они по соседству, в десяти километрах от нас. Планирование «Молнии» продвигается своим чередом, и сегодня утром я имел со Сталиным короткий телефонный разговор на эту тему. Я получил разрешение на подключение 1-й гвардейской танковой бригады к процессу подготовки. А то придет час, и выяснится, что бригаду Катукова готовили не к тому, а к совсем другому. «Если уж я отвечаю за „Молнию“, то позвольте, товарищ Сталин, и товарища Катукова ввести в курс дела». Вождь позволил и даже провел с коллегой профилактическую беседу по телефону. Представьте, что вы всего лишь командир танковой бригады, хоть и гвардейской, пусть и очень успешной, а потому гвардейской, а тут вам звонит сам товарищ Иванов! Некоторых от такого и кондрашка может хватить.
Правда, приказ был всего лишь приехать в нашу бригаду «для обмена опытом»… Я, со своей стороны, написал записку с приглашением и приложил к ней пропуск. Я-то думал, что Катуков посетит нас завтра с утра, но видно, Виссарионыч так раздраконил в нем любопытство, что он примчался на ночь глядя. Надо выручать человека, а то еще убежит.
Я подхожу и представляюсь ему:
– Генерал-майор Бережной Вячеслав Николаевич, командир Отдельной тяжелой механизированной бригады особого назначения из Резерва Главного командования.
– Генерал-майор танковых войск Катуков Михаил Ефимович, командир 1-й гвардейской танковой бригады, – в свою очередь представляется мне гость. – Вячеслав Николаевич, – Катуков крепко пожал мою руку, – не могли бы вы мне объяснить, что тут происходит?
– Михаил Ефимович, а что тут объяснять? – я взял генерала под руку. – Сегодня ровно месяц с начала нашего боевого пути. Так что происходит стихийный народный праздник. Неужто товарищ Иванов вам даже не намекнул – кто с вами будет обмениваться опытом?
Катуков пожал плечами.
– Нет, Вячеслав Николаевич, товарищ Иванов сказал, что мне все объяснят на месте.
– Товарищ Иванов – мудрый человек, – сказал я, увлекая собеседника к своему столу, – такие сведения не для радио и не для телефона. Только при личном контакте, и никак иначе. А насчет объяснений…
Вот, товарищ генерал-майор танковых войск, позвольте представить вам нашего начальника особого отдела, комиссара госбезопасности 3-го ранга Ису Георгиевича Санаева. Герой боев под Павлоградом, вместе с арьергардным батальоном НКВД удерживал железнодорожный мост через реку Самара, пока наши ударные части не вскрыли немецкий фронт в районе Барвенкова, благодаря чему конно-механизированный корпус маршала Буденного сумел в три дня преодолеть путь от Северского Донца до Павлограда.
Вот наш дивкомиссар Брежнев Леонид Ильич, в боях под Краматорском личным примером воодушевлял бойцов, поднимая их в рукопашную. Там он заработал шрам от скулы до уха и свою первую Звезду Героя Советского Союза. Так что, Михаил Ефимович, вы не сомневайтесь, господ тут нет, одни товарищи…
В этот момент Санаев незаметно для Катукова подозвал меня к себе.
– Вячеслав Николаевич, – шепнул он мне на ухо, – вариант два.
«Вариант два» означал, что товарищу Катукову я могу озвучить всю информацию о нашем происхождении, кроме той, которая касается краха СССР и сомнительного, с точки зрения материализма, способа нашего переноса в прошлое. Зачем лишний раз смущать малых сих.
Мы попали в прошлое в результате случайного сбоя при ударе молнии в аппаратуру противорадарной маскировки – всё!
К примеру, «вариант один» приказывал раскрыть всю информацию полностью. А «вариант три» объяснял нашу технику штучной сборкой в секретных лабораториях НКВД. Так что…
– Таможня, Михаил Ефимович, а точнее, особый отдел дал добро, – я повернулся к Катукову, – так что садимся за стол, раз уж вы приехали в такой час, и начинаем беседу. Серьезную беседу.
Народ на лавке немного уплотнился, и мы с Михаилом Ефимовичем втиснулись аккурат… Ага, между Брежневым и Санаевым. Первым делом я набулькал Катукову медицинскую норму в «писят» грамм. Слишком человек напряжен. Со стопки он не опьянеет, а вот зажатость уйдет, говорить будет легче.
– Значитца, так, – сказал я, протягивая стопку генералу, – давайте выпьем за знакомство и перейдем на «ты».
Люди мы, товарищ Катуков, нездешние. Ты помолчи и на погоны не косись. В смысле, не из другой страны, а из другого времени, из 2012 года. Хочешь верь, а хочешь – нет. А погоны в нашем прошлом товарищ Сталин через год от этого момента ввел, так что про отсутствие «господ» я не соврал. Тут, наверное, все по-другому уже будет, но это сейчас к делу не относится…
Сразу говорю, в войне мы победили. Второго мая 1945 года наши войска взяли штурмом Берлин, а уже 9 мая фашистская Германия капитулировала. Кстати, 1-я гвардейская танковая армия, которой командовал генерал-полковник Катуков, захватила берлинский аэродром Темпельхов и Ангальтский вокзал. Но, как говорится, победы бывают и пирровы. Если мы победили в Великой Отечественной войне, то американцы выиграли Вторую мировую. Образовавшийся после войны соцлагерь примерно вдвое уступал по промышленной и военной мощи американцам и их сателлитам.
Новой войны не случилось, потому что уже было изобретено оружие ужасной разрушительной силы. Одна бомба могла стереть с лица земли целый город, или даже небольшую страну. Единичная мощность таких зарядов исчислялась сначала десятками тысяч, а потом и миллионами тонн тротила. Ущерб от подобной войны был для буржуев неприемлем. Больше тебе ничего сказать не могу, но ситуация у нас дома зашла в тупик. У нас качественные преимущества советского строя, а у них контроль за ресурсами трех четвертей планеты.
– Погоди, погоди, – остановил меня Катуков, – ты говорил про две трети?
– Две трети – это только промышленная мощь, – ответил я ему. – Вот, к примеру, Африка, контролируется европейскими колониалистами, промышленной мощи не имеет, а вот ресурсов там хоть отбавляй. То же самое и другие недоразвитые территории. Промышленная мощь капитализма в наше время – это, грубо говоря, США, Япония и Европа западнее реки Эльба. Соцлагерь – это СССР, Восточная Европа, Китай, Северная Корея и Вьетнам. Из них серьезная промышленность есть в СССР и нашей половине Германии. Все.