Согласился вождь и с тем, что единственная часть наших ВВС, которая с гарантией достанет Гейдриха – это особая авиагруппа, временно перебазировавшаяся на аэродром ЛИИ ВВС в Кратово. Получив санкцию товарища Иванова, я немедленно позвонил туда.
Гвардии полковник Хмелев сообщил мне, что авиагруппа в разгоне, все Су-33 ушли бомбить авиабазу Банак в Норвегии. Скоро туда, совершив суперкруиз по Атлантике, прибудет эскадра адмирала Кузнецова. В таких условиях лучшее ПВО – это бомбовый ковер, раскатанный над их аэродромом. Все четыре МиГ-29К вернулись в Саки и действуют с этого аэродрома в интересах Черноморского флота и Крымского фронта генерал-лейтенанта Рокоссовского. На аэродроме в Кратово остался – сирота-сиротой – лишь учебно-боевой Су-25УТГ, и два «курсанта»: капитан Александр Иванович Покрышкин и – я чуть не упал со стула – подполковник Василий Иосифович Сталин. Я сунул трубку начальнику службы радиоперехвата и, сказав: «Объясняй!», отошел в сторону.
«Бадан, бадан, бадан», как говорил один мой приятель. Вот и «советский принц» на горизонте нарисовался, да еще и в одной компании с лучшим советским асом всех времен и народов. Александр Иванович, несмотря на имидж «апаша» и некоторую хулиганистость, мужчина серьезный. В аморалках и пьянках до упаду в нашей истории замечен не был.
А Василий, конечно, узнал по своим каналам о существовании авиачасти невиданной престижности и не мытьем так катаньем перевелся туда. Кроме того, он ведь у нас романтик – выше, дальше, сильнее, быстрее… Может, в этом мире Василий Сталин не останется в памяти людей как бледная тень своего отца и оболганный Хрущевым неудачник, а совершит что-то достойное своей фамилии. Да и Никишка, который его тогда сжил со света, уже покоится в могиле. А вождь, прочитав, что Василий не предал его памяти, предпочтя смерть, тоже, может быть, и переменит свое отношение к сыну. Тогда его перевод к Хмелеву в особую авиагруппу – это особая форма психотерапии.
Когда все необходимые данные радиоразведки были переданы в Кратово, и нам оставалось только ждать, я, приказав слушать эфир с утроенным вниманием, взял под руку Катукова и направился в столовую. Уже наступило время обеда, и нам неплохо было бы перекусить. Я понимал, что если «Акела промахнется», то исправлять недоделки придется моим ребятам из группы капитана Бесоева и разбросанным по смоленским лесам как раз для таких случаев разведывательно-диверсионным группам десантников. Эти парни быстро учились, на глазах превращаясь в ночной кошмар вермахта.
6 февраля 1942 года, 14:33.
Аэродром ЛИИ ВВС в Кратово
Гвардии капитан Александр Иванович Покрышкин
Итак, завтра ровно месяц, как я сражаюсь в одном строю с потомками. Или, точнее, нет, я учусь сражаться, как они, чтобы в любой момент заменить раненого или заболевшего пилота. Но даже моя учебная лошадка Су-25УТГ по своим техническим характеристикам на две головы превосходит все, что имеется у нас, у немцев и американцев. Да, это штурмовик, ну и что?
Скорость – восемьсот пятьдесят на прямой, так меня ни один форсированный «мессер» не поймает. Кроме того, говорят, что ее дубовые штурмовые движки наилучшим образом подходят для копирования в наших условиях. Остается только молиться, чтобы товарищ Архип Люлька бросил маяться дурью и приступил к копированию уже проверенных образцов. Я понимаю, что это не так интересно, как создавать свое, но нам, летчикам, такие движки нужны побыстрее и в большом количестве. Потому что как только появится двигатель, товарищи Петляков, Яковлев, Микоян-Гуревич, Лавочкин, Туполев, Ильюшин, Сухой наперегонки начнут делать под этот двигатель самолеты. А тогда у нас, авиаторов, наступит, как говорят потомки, счастье.
Я почему это говорю – все вышеозначенные товарищи сейчас в Кратово днюют и ночуют. Обмен опытом идет со страшной силой. Вы им, товарищ Люлька, только двигатель дайте, а уж дальше они сами.
А сейчас мы с напарником пока загораем на аэродроме, он еще зеленее меня, с нами всего три дня… Остальные ребята сегодня вылетели в Норвегию, как они говорят, «на пальцах объяснять немцу политику партии».
Никак не могу привыкнуть к тому, что для них и тысяча верст не крюк. Объекты у них то в Норвегии, то в Румынии, то в Восточной Пруссии. Напарник у меня, кстати, тоже не простой…
Но обо всем по порядку. Прилетели мы в Кратово тридцать первого… нет, стоп, это ребята на Су-33 прибыли тридцать первого января – у них дальности хватало не только до Москвы, но и до Мурманска. А я со своей каракатицей добрался до Кратово с промежуточной просадкой в Воронеже только утром первого февраля. В Воронеже, на аэродроме авиазавода меня хотели упоить вусмерть. У них перед тем немцы большой налет хотели сделать. Но случился облом-с у гансов. Сначала выяснилось, что через окрестности города по «зеленой улице» плотно, один за другим, идут железнодорожные эшелоны с частями мехбригады генерала Бережного.
Зенитчики на «Панцирях» всыпали немцам для острастки. Потом, пока «юнкерсы» метались испуганными воронами, уже отсюда, из Кратово, прилетела пара наших, Скоробогатов – Галкин, на двадцать девятых Мигах и еще раз врезали немцам, приведя их в полное расстройство.
А под конец со всех окрестных аэродромов в небо полезли наши истребители и довершили разгром. Местные по поводу чудесного избавления пребывали в состоянии поросячьего восторга. Бомбить-то немцы должны были в первую очередь авиазавод. Как особисты ни свирепствуют, но слона под ковер не спрячешь – самолеты нашей особой авиагруппы узнают сразу. Да и не похожи они ни на что иное. И топливо у нас особое, при каждой бочке по чекисту приставлено.
К моему прилету водки было заготовлено столько, что мне показалось, в ней меня хотели просто утопить. Но не вышло у них споить гвардейца. Отбрыкался, сказав, что самолет учебный, а я всего лишь стажер. О моих делах летом-осенью сорок первого года местная публика, к счастью, ничего не знала. Так что выпил я тогда наркомовские сто грамм и на боковую. Но все-таки жаль, что меня там не было. Ну, что стоило вылететь на два дня раньше, как раз бы в свалке поучаствовал.
А как прилетели в Кратово, так на второй день полковник Хмелев подводит ко мне невысокого такого, чернявого подполковника.
– Знакомься, – говорит, – твой новый напарник, подполковник Железняк Василий Иванович.
Это потом я узнал, что Василий-то он Василий, но не Железняк, и даже не Иванович, шила в мешке не утаишь. Ребята потом сказали, что его отца зовут Иосифом, а дальше вы и сами догадаетесь.
Василий нормальным парнем оказался, с закидонами, правда, – так у кого их нет. Подрался из-за официантки в столовой. Нет, не с нашими, тут еще бомберы на Пе-8 сидят. На губе сутки отмотал. Мог бы и больше, но драка была так, одни смехи, больше на петушиный бой похоже.
А вчера машину его соперника за сердце Танечки сбили над Брянском. Говорят, что из горящего бомбардировщика никто не выпрыгнул. Танечка плачет, Василий чернее тучи. Не стоит нам, летчикам, Вася, из-за официанток собачиться, сегодня ты жив, а завтра или пал смертью храбрых, или пропал без вести.
Короче. Сидим, загораем, причем в буквальном смысле. Солнце яркое, небо голубое, елки зеленые, снег белый, аж глазам больно. Зона прифронтовая, время военное, так что «сушка» наша в капонире под масксетью стоит в полной готовности, заправленная, с подвешенными и заряженными пушками.
И тут крик дежурного по аэродрому:
– Покрышкина и Железняка – в штаб, к полковнику Хмелеву!
Твою мать, думаю я, быстро-быстро переставляя ноги. И чего случилось-то?!
А случилось у нас с Василием нежданное-негаданное боевое задание. Минут через сорок на аэродроме под Смоленском должны приземлиться две немецкие «коровы», то есть транспортных самолета Ю-52/3 м, и их истребительный эскорт. Задание Родины – уничтожить оба транспортника любой ценой. Истребители нам неинтересны. Короче – времени в обрез.
Конечно, по самому банальному советскому обычаю нам забыли сказать – кого мы с Василием должны уничтожить. А может, это забыли сказать даже нашему командиру. Не знаю.
Техник махнул рукой, и «сушка», свистя турбинами, легко выкатилась из капонира и, раскачиваясь на ходу, направилась в сторону старта. Уже привычным движением дав турбинам полный газ, я поднял свою пташку в небо. Наскоро посовещавшись перед вылетом, к цели мы решили идти огородами, то есть на бреющем полете над лесными массивами.
А что, не смотрите, что у Василия фамилия громкая, но он тоже боевой летчик, как и мы грешные. Пороли его просто в детстве мало, отцу некогда было, а мать… Ну да ладно, не будем о грустном…
Я пилотировал машину, а Вася сегодня был за штурмана. Этот район, в отличие от меня, он знал хорошо. На место мы вышли аккуратно, еще издалека заметив цели на радаре. Подойдя поближе, разглядели два транспортника в сопровождении восьмерки «мессеров». Хорошая штука – радар на истребителе, интересно, когда он у нас появится?
Пройдя чуть дальше на запад, я повернул свою машину, заходя на немецкий строй слева-сзади. Транспортники шли правым пеленгом, так что можно будет попытаться свалить сразу обоих. Оружие с предохранителя. «Мессеры» нас еще не видят, идут по сторонам от транспортников как приклеенные, – орднунг!
Сбивать их я решил все-таки с одного захода – состворились они удачно, да и четыре пушки по 23 мм – это не шутка! Ловлю заднего в прицел. «Мессы» из эскорта нас нагло игнорируют. Ясно, что пилоты на них не местные, те давно уже знают, что на Восточном фронте головой нужно крутить во все стороны. А уж силуэт самолета без винтов вызывает панику, сравнимую только с переполохом при неофициальном визите лисы в курятник.
Воспользовавшись беспечностью противника, огонь я открыл, когда до концевого «юнкерса» было метров триста. Дал очередь секунд на пять – семь и слегка поддернул ручку на себя, чтобы не врезаться в немца, точнее в его обломки. Ближайший ко мне «юнкерс» вспыхнул, как бенгальский огонь, и развалился в воздухе, кажется прямо перед фонарем кабины моей машины. Я успел заметить, как головной транспортник, которому достались мои промахи по замыкающему, кувыркнулся через полуоторванное левое крыло и, оставляя черный след, камнем пошел вниз. Оглянувшись, Вася заорал: