Опять я ничего не понимаю – почему и откуда я тут знаменитость…
Но, что называется, утро вечера мудренее, и все мы идем в столовую БАО на ужин. Надеюсь, там никто не бросится меня качать.
7 января 1942 года, 18:35.
Внешний рейд Евпатории, ТАКР «Адмирал Кузнецов»
Адмирал Кузнецов Николай Герасимович
Когда товарищ Сталин сказал про эскадру из будущего, я, честно говоря, не поверил. Уж слишком невероятной была эта новость. Даже фотографии меня до конца не убедили – мало ли чего могут нарисовать в фотомастерских НКВД. Вдруг это им надо для стратегической дезинформации? Даже то, что мы срочно вылетели в Крым, причем группу возглавлял сам Берия.
Я не знал что и думать. Первым шоком для меня были никогда не виданные мною истребители сопровождения, которые выслали нам навстречу из Крыма. Я, конечно, не летчик, но все равно видел, что здесь нечто запредельное, рассчитанное на совершенно другие скорости и высоты.
Потом был аэродром Сарабуз в Симферополе и мобильный КП Первой отдельной тяжелой механизированной бригады ОСНАЗ РГК, который по сути выполнял функции штаба фронта при генерал-лейтенанте Василевском.
Я в сухопутных делах разбираюсь слабо, но ведь получилось же у него с помощью командиров из будущего совершенно мизерными силами разгромить 11-ю армию Манштейна.
Товарищ Сталин поставил передо мной не менее важную задачу – объединить под своим командованием то, что осталось от Черноморского флота, и эскадру из будущего, после чего установить на Черном море господство нашего флота. Чтобы немцы из страха перед нашей новой десантной операцией держали бы по побережью такую же плотность войск, как и на фронте.
Потом за нами с товарищем Берией с эскадры прилетел маленький винтокрылый аппарат. То есть маленьким он был лишь для местных масштабов, а так вполне себе ничего аппарат, по сравнению с У-2 и Р-5, на которых мне уже доводилось летать. По крайней мере, разместились мы там почти с комфортом. Полет в облачную беззвездную ночь похож на висение в черной темноте. Вертолет, казалось, жужжал на месте, как муха, влипшая в черную смолу, ни на метр не приближаясь к нашей цели.
Потом впереди загорелся огонек, за ним другой. Вскоре перед нами открылась освещенная по-походному эскадра из будущего. Нельзя сказать, что тут все сияло и переливалось, как в городах Европы. Но и особой светомаскировки тоже не было. Это какое же у них должно быть ПВО, чтоб совершенно не бояться немецких налетов!
Вертолет заложил вираж, и перед нами оказался расцвеченный посадочными огнями настоящий плавучий аэродром. У меня захватило дух. Корабль был величав и огромен, и самое главное – он жил. По палубе перемещались острокрылые самолеты, вроде тех, что сопровождали нас от Ростова до Симферополя, и, подобно муравьям, двигались фигурки людей.
Мы с Берией, как по команде, прилипли носами к иллюминаторам. Протерев иллюминатор, я увидел стоящие в носовой части палубы авианосца три самолета, похожие на те, что я уже видел, но по габаритам все же крупнее. Точно, тех называли МиГами, а эти – Су.
Их двигатели уже работали – в темноте были видны голубоватые струи раскаленного газа, ударяющие в поднятые щиты. Самолет на левой передней позиции начал разбег. Удивительно, но ста метров стартовой дорожки хватило для взлета машине, которая, как я потом узнал, по своей массе не уступала тяжелому бомбардировщику ТБ-7. Я затаил дыхание, когда, подскочив на трамплине, тяжелая машина чуть просела, а потом устремилась в небо. Подобно эрэсам опираясь на два столба огня, машина продолжила карабкаться ввысь. Когда она только-только стала отрываться от палубы, я успел разглядеть под ее крыльями гроздья бомб. Значит, это уже не разведка, которая могла вылететь, еще когда мы были в Симферополе, а самая настоящая ударная группа.
Вслед за первым самолетом на взлет пошел его сосед справа, в то же время я обратил внимание, что на первой позиции начал опускаться щит, открывая дорогу на взлет третьему самолету. Взлетев один за другим, тройка собралась в боевой порядок и, обогнув нас по широкой дуге, с набором высоты ушла куда-то в сторону Одессы.
После того как самолеты скрылись из глаз, наш аппарат быстро пошел вниз. Когда мы снижались, краем глаза я успел заметить, что на стартовую позицию выдвигают следующую тройку самолетов. Да, у немцев будет веселая ночь! Пока мы летели от Ростова до Симферополя, я успел узнать от майора Санаева, какой погром эта авиагруппа учинила люфтваффе в ночь с четвертого на пятое января. Потом им мешал работать шторм, а вот сегодня у немцев, похоже, будет еще один ночной «праздник».
Вертолет ударился о палубу всеми четырьмя колесами, спружинил, и вот свист двигателей над головой стих. Распахнулась дверь, и в ее проеме, в лучах прожекторов, показался… золотопогонник, будто шагнувший сюда из времен до семнадцатого года.
Хорошо, майор госбезопасности Санаев заранее провел со мной инструктаж по тем порядкам, какие царят у потомков. Оказалось, что через год товарищ Сталин снова введет в армии и флоте погоны в знак единства прошлой и будущей истории и окончательного завершения Гражданской войны. А у моряков погоны на парадной форме как раз золотого цвета.
Я напряг свою память – две маленькие звездочки при одном просвете – лейтенант. А нарядился этот мальчик как раз для нас, уже один раз бывших для него историей. Козырнув ему в ответ, я ступил на палубу корабля, носившего мое имя. Обернувшись, я увидел, как лейтенант так же старательно козыряет Берии.
М-да-с! Это что же должно было произойти в будущем, чтоб Берия вызывал у молодых командиров чуть ли не щенячий восторг? А вот Лаврентию Павловичу такая встреча понравилась, стекла пенсне сверкнули одобрительно.
Я стоял на палубе этого прекрасного корабля, и ком застрял у меня в горле. Значит, я не зря прожил жизнь, если моим именем через столько лет назовут авианосец. Не зря мы отрывали от людей их последние копейки и рубли, строили новые и ремонтировали старые корабли. И вот на том самом Севере, где я впервые вышел в море еще совсем мальчишкой, теперь несет службу корабль моего имени!
Старший помощник командира корабля проводил нас наверх, в главный командный пункт. Оттуда, с высоты пятиэтажного дома, весь корабль был как на ладони. Он был прекрасен и грозен. У меня снова замерло дыхание…
Контр-адмирал Ларионов оказался невысоким, чуть плотноватым мужчиной, с редеющими, зачесанными набок волосами. Особенности добавляли быстрые точные движения крупных рук и прищуренный оценивающий взгляд серых глаз.
Я служу на флоте всю жизнь, дослужился до адмирала и наркома военно-морского флота. Так вот, эта работа требует умения мало-мальски разбираться в людях. Увидев контр-адмирала Ларионова, я не удивился, что с первых же минут пребывания в нашем времени он, убежденный в ценности советского государства и правильности курса товарища Сталина, начал наносить немцам удары сокрушающей силы. Это же можно сказать и о других командирах и бойцах соединения из будущего, которые своим участием помогли сломать хребет фашистской гадине и перенести войну в ее логово в Германии.
Все они – моряки, летчики, морские пехотинцы, разведчики-осназовцы, танкисты, артиллеристы – скоро стали настоящим ужасом для немецко-фашистских захватчиков. Ну, а мы, командование Красной Армии и Рабоче-Крестьянского флота, со своей стороны, делали все, чтобы и остальные советские бойцы были для врага так же страшны, как наши потомки. Разрабатывалось и принималось на вооружение новое оружие, совершенствовались уставы и боевые наставления. В минуты затишья войска проходили боевую учебу.
Но все это будет потом. А пока мы стояли в главном командном пункте авианосца моего имени, и у меня зрела уверенность, что если в прошлом наших потомков мы победили фашизм без их помощи, то теперь наша победа должна прийти быстрее и с меньшими для нас потерями. Сколько жизней наших людей сберегли с их помощью – трудно даже сосчитать.
– Товарищи, этой ночью нам многое предстоит сделать, но сперва… – контр-адмирал Ларионов сделал паузу, – но сперва, товарищ Берия и товарищ Кузнецов, должен поставить вас в известность о том, что полчаса назад со мной на связь выходил товарищ Сталин. Верховный Главнокомандующий интересовался обстановкой и просил, как только вы прибудете, немедленно с ним связаться.
Контр-адмирал Ларионов снял трубку большого красного телефона.
– Здравия желаю, товарищ Сталин. Так точно, товарищи Кузнецов и Берия прибыли. Спасибо, товарищ Сталин, справимся. Вы прислали нам на помощь самую тяжелую артиллерию. – Потом адмирал протянул трубку Берии: – Вас!
– Лаврентий, – донесся до Берии знакомый голос вождя, находящегося за две тысячи километров, – этот Октябрьский совершенно вывел меня из терпения своей пассивностью. Он не выполнил прямой приказ Ставки вывести флот в море и подвергнуть обстрелу Ялту. Ссылается на плохую погоду и возможность налета немецкой авиации. То, в какую дыру товарищ Ларионов и его авиагруппа засунули немецкую авиацию, знают все, кроме товарища Октябрьского. А вот теперь ты скажи мне, как там с погодой?
Берия вздохнул и ответил:
– Самолеты с авианосца летают, товарищ Сталин, уже где-то в течение часа – значит, товарищи потомки считают эту погоду вполне приемлемой для боевых действий.
В воздухе повисла пауза.
– Товарищ Берия, передайте трубку товарищу Кузнецову.
Всем абсолютно было понятно, что идут последние минуты, когда адмирала Октябрьского называют еще «товарищ», а не «гражданин». Отчего все испытывали определенную неловкость, даже Берия. С таким вот тяжелым чувством трубку взял и я, непосредственный начальник проштрафившегося адмирала.
– Слушаю вас, товарищ Сталин.
– Это я вас слушаю, товарищ Кузнецов, – ответил Сталин и четко, с нажимом выговаривая каждое слово, спросил: – Так как, можно в такую погоду воевать на море, или нет? Да или нет, товарищ Кузнецов?
– Так точно, товарищ Сталин, можно! – словно бросаясь в ледяную воду, ответил я. Ведь эта непонятная пассивность Октябрьского каждую минуту уносит жизни наших бойцов и командиров.