Ни мы, ни они не намерены допустить повторения той истории. Это наши люди, товарищ Коновалов, на сто пятьдесят процентов наши. В отличие от некоторых, которые только прикидываются нашими товарищами, а на самом деле в любой момент готовы ударить нам в спину.
А потом нам стало не до разговоров: отпущенное ультиматумом время истекло. Орудия «Парижской Коммуны», «Молотова», «Красного Крыма», «Ташкента» издали громовой рев. Ликвидация Ялтинской группировки немецких войск началась.
Первый залп своими чемоданами «Парижская Коммуна» сделала по отелю «Бристоль», в котором, по данным нашей разведки, располагался штаб 72-й пехотной дивизии. Ее командир, сумевший вывести дивизию в относительном порядке от Балаклавы, собрал вокруг себя разрозненные немецкие и румынские части и организовал бешеное сопротивление нашим войскам. По словам адмирала Кузнецова, именно там расположена радиостанция, которая уже второй час призывает на наши головы кары земные и небесные – то есть самолеты люфтваффе.
Только вот эта крылатая саранча, которая уже принесла столько бед нашей армии и флоту, сегодня не прилетит, потому что авиация потомков с авианосца имени нашего наркома – да-да, знаем мы и такую интересную подробность – сегодня ночью опять сделала им больно прямо на аэродромах.
Ну, это прямо праздник какой-то – ни один наш корабль на этой войне не погиб в честном морском бою или от огня вражеской артиллерии. Все, исключительно все потоплены фашистской авиацией.
А вот сегодня на отчаянные вопли германских пехотных командиров просто некому прилетать. Так вот, после первого же залпа «Парижской Коммуны» по «Бристолю» эта радиостанция навсегда заткнулась и перестала засорять эфир своими истошными воплями.
Наши снаряды рвутся и на набережной, и в глубине прибрежной полосы, на южнобережной дороге. Крейсер потомков «Москва» поднял в воздух винтокрылый аппарат, именуемый вертолетом, который корректирует огонь нашей артиллерии. Оттуда, примерно с километровой высоты, вся немецкая оборона как на ладони. А у немцев нет средств ни чтобы сбить его, ни чтобы прогнать.
Хотя, честно говоря, жутко вот так стоять и вести огонь по вражеским позициям среди бела дня на виду у всех. Один раз, под Одессой, такая история для нашего «Ташкента» чуть не закончилась очень плохо. Но у нас есть приказ, и мы его выполняем.
В трех кабельтовых слева по борту от нас морские волны качают корабль, который потомки называют эсминцем. Он не ведет огня. Как сказал Николай Герасимович, товарищ Сталин прямым приказом запретил потомкам расходовать боекомплект. Открытие огня допускается только по его прямому приказу или для самообороны.
Сейчас, когда на траверзе Ялты собрался весь цвет Черноморского флота, четыре 130-мм ствола «Ушакова» и два «Москвы» совершенно ни на что не влияют. Это у них двоих, как у одного «Ташкента». Правда, наш нарком сумел развеять мои предубеждения одной фразой. Николай Герасимович каждую свободную минуту отдает изучению кораблей потомков и сейчас просто набит цифрами, как какой-нибудь бухгалтер. Оказывается, скорострельность на ствол у этих башенных установок АК-130 составляет сорок пять выстрелов в минуту. Особенности охлаждения стволов позволяют расстрелять все пятьсот снарядов на ствол одной очередью длиною одиннадцать минут. Хотел бы я когда-нибудь посмотреть на такое море огня. При таких характеристиках этим орудиям требуется целая прорва боеприпасов.
Но сейчас мы справляемся и без прямой помощи кораблей под Андреевским флагом. Чемоданы «Парижской коммуны» творят чудеса. Крейсер «Молотов» тоже не отстает. На пляжах, где все серо от немецкой пехоты, настоящая бойня.
Еще в первые минуты обстрела наши морские охотники с авангардными группами десанта на борту осиным роем устремились к берегу, что заставило немецкую пехоту выйти из укрытий и занять свои места в траншеях и пулеметных гнездах, устроенных прямо на пляже. Но «москитный флот» десант высаживать не стал. На полном ходу он совершил циркуляцию и вернулся под защиту больших кораблей. Зато те несколько уцелевших немецких батарей, что открыли огонь по охотникам и мотоботам, в свою очередь попали под огненный каток с «Молотова» и «Парижской Коммуны». Ну, а что стало на открытых пляжах с немецкой пехотой – это просто жуть!
Совершив в море широкую циркуляцию, «москитный флот» вернулся к берегу минут через пятнадцать. Только теперь его настоящей целью были не пляжи в курортной зоне, а мол-волнолом в центре города, рядом с той самой гостиницей «Бристоль», и прибрежное село Отрадное.
Несколько десятков маленьких суденышек сбросили десант прямо на бетонные набережные, и на берегу завязался бой. Кроме управления огнем своего лидера я успеваю видеть всю панораму боя – завершающего сражения Крымской наступательной операции.
Рядом со мной ровно тем же самым занимаются, находясь на положении наполовину командующих, наполовину зрителей, товарищ Кузнецов и товарищ Берия.
Сейчас наступает главный момент операции. Большие десантные корабли из будущего, загруженные свежими пехотными батальонами, на полном ходу идут к захваченным причалам. Два в центр Ялты, и два к Отрадному. Нет, на это стоит посмотреть – корабли не швартуются к причальной стенке, а упираются в нее носовой частью под углом примерно в сорок пять градусов.
Наша позиция восточнее траверза «Бристоля», и нам хорошо видно, как в носовой части двух кораблей распахиваются огромные десантные ворота и из трюмов на берег хлынула живая, ревущая и матерящаяся волна. Впереди этой волны, как пена на ней, немногочисленные камуфляжные куртки пехотинцев из будущего.
В полуразрушенной гостинице «Бристоль» на мгновение вспыхивают ожесточенные схватки. Корабельная артиллерия вмешаться не может – перемешались свои и чужие. Но туда уже нырнули штурмовые группы в пятнистом камуфляже. И вот уже красный флаг на крыше говорит, что гостиница наша. Все, десант на берегу, и доставившие его корабли отходят от берега задним ходом. Всего за пятнадцать минут высажено более трех тысяч штыков. И плацдарм постоянно расширяется.
В воздухе, подобно рою разъяренных ос, появляются винтокрылые штурмовики из будущего, и корабли переносят огонь на фланги за Ливадию и в сторону Гурзуфа, отсекая от десанта немецкие резервы.
Эти самые вертолеты буквально повсюду и везде по-хозяйски суют свой любопытный нос, тяжелыми эрэсами истребляя последние очаги сопротивления. Город, кажется, наш.
И тут, через некоторое время, товарищ Берия меня еще раз удивил. Достал из кармана маленькую рацию, ткнул пальцем в кнопку и…
– «Кузнецов», связь с товарищем Сталиным, пожалуйста. Товарищ Сталин, доброе утро, это Лаврентий Берия. Докладываю: Ялтинская десантная операция завершилась успешно, город наш. Из-под Фороса и от Гурзуфа сообщают, – товарищ Кузнецов молча кивнул, – что там фронт тоже прорван, немцы частью бегут в горы, а частью бросают оружие и сдаются.
Главный калибр «Парижской Коммуны» и «Молотова» отработал на «отлично». Операция по освобождению Крыма переходит в фазу ликвидации мелких банд немецких окруженцев и татарских националистов. Да, товарищ Сталин, спасибо, но я тут ни при чем, это товарищи Кузнецов и Ларионов. Да, все прошло выше всяких похвал. Передаю товарищу Кузнецову.
Что там говорил Верховный нашему наркому, я уж и не слушал. В голову ударило одно – победа, первая победа нашего флота в этой войне! Еще несколько часов, и части, наступающие на сухопутном фронте, соединятся с десантом, после чего все побережье Крыма будет под нашим контролем.
8 января 1942 года, полдень.
Евпатория, госпиталь особого назначения
(санаторий имени В.И. Ленина)
Военврач 3-го ранга Алена Лапина
С того самого памятного утра, когда в лагерь военнопленных под Бахчисараем ворвался армейский осназ, прошло уже два дня. Алену и ее подруг подхватил и понес бурный поток событий, в котором ее главная задача была не трепыхаться.
Сначала за ними в лагерь из Симферополя пришел конвой, состоящий из четырех трофейных штабных автобусов и двух больших четырехосных бронеавтомобилей, вооруженных пулеметами большого калибра. Бойцы, прибывшие на бронеавтомобилях, хоть и не выглядели так угрожающе, как освободившие лагерь осназовцы, но так же, как и те, были вооружены с ног до головы. Быстрая погрузка без паники и суеты, и вот колонна быстро движется по дороге в сторону столицы Крыма.
У моста через реку Альма из придорожных кустов колонну обстреляли. То ли немецкие или румынские окруженцы, то ли татарские бандиты. Но первые же ответные очереди крупнокалиберных пулеметов, прямо с колес вырубающие засаду вместе с кустами, заставил нападавших изменить свои планы и отойти. А автомобильный конвой, не сбавляя скорости, покатил дальше.
В Симферополе машины не остановились. Попетляв по окраинным улочкам, они свернули на дорогу, ведущую в Евпаторию. На Крым спускалась темнота. Убаюканная мерным урчанием автомобильных моторов и покачиванием автобуса Алена не заметила, как задремала. Проснулась она от удивленного оханья соседок. Вдоль подсвеченной тусклым светом фар дороги в полутьме рядами тянулись обгорелые коробки немецких бронетранспортеров и обугленные трупы людей и лошадей. Воздух пах дымом, жженым железом и горелой человеческой плотью.
– Моторизованный полк СС это, – в ответ на удивленные возгласы пояснил сидящий рядом с водителем морской старшина, оглаживая висящий на груди ППД, – как зажигательными эрэсами дали, так и целый полк как корова языком слизнула.
А автобусы шли мимо сброшенных на обочину железных коробок, мимо трупов захватчиков, нашедших здесь свою смерть. Потом по обеим сторонам дороги потянулось чуть всхолмленное поле, усеянное почти незаметными в полутьме бугорками цвета фельдграу.
После того как позади осталась изломанная линия траншей, спать Алене расхотелось совершенно. Короткая остановка на КПП при въезде в большое село, потом еще один небольшой городок, кажущийся покинутым из-за отсутствия света в окнах даже в этот, еще не поздний час. За городком дорога свернула к морю. Алена догадалась, что их привезли в Евпаторию. Проехав вдоль набережной и свернув налево, колонна оказалась напротив больших ворот.