Первая фаза операции начнется еще до рассвета с их подавления, – я посмотрел в сторону выходцев из 2012 года. – Товарищ Сталин разрешил нам истратить для этой цели до тысячи осколочно-фугасных снарядов калибра 130 мм из вашего боекомплекта. Больше ни один корабль не должен стрелять по тем целям, которые выделены для «Москвы» и «Адмирала Ушакова», это собьет с толку автоматику корректировки огня. Ведь так, Василий Васильевич? – обратился я к командиру «Москвы» капитану 1-го ранга Остапенко.
– Так точно, товарищ адмирал, – ответил он мне, – чужой разрыв – это все равно что под руку толкнуть. И получится: «хотели, как лучше, а получилось, как всегда».
– Слышали?! – я обвел собравшихся взглядом. – С наступлением рассвета, на внутренний рейд входят «Парижская Коммуна» и «Молотов» и устраивают румынам в порту хорошенький кордебалет. Но сперва, во избежание международных инцидентов, попросим удалиться восвояси суда нейтральных государств. Для непонятливых перевожу – болгарские и турецкие. Товарищ Сталин очень просил, чтобы нейтралы не пострадали в этой экзекуции, но в то же время смогли сполна насладиться огненным цирком.
После разгрома Констанцы мы, медленно и торжественно, совершаем круг почета вдоль границ территориальных вод Болгарии и Турции. Это крайне необходимо товарищу Громыко, который в ближайшее время направится в эти страны с визитом особой важности.
Командиры из будущего заулыбались.
– Андрей Андреевич, мистер Нет, – пробормотал товарищ Остапенко. – Мне уже почти жалко президента Иненю, чего бы там от него ни хотел товарищ Сталин.
– Нечего его жалеть, товарищ капитан 1-го ранга, – проворчал я. – Он нас не жалеет, а мы его с чего? Идем тремя колоннами. В центре «Москва», «Парижская Коммуна», «Молотов», «Красный Крым». В правой – «Адмирал Ушаков», «Ташкент», «Ярослав Мудрый». В левой – «Североморск», «Харьков», «Сметливый». Флагман – крейсер «Москва».
Итак, сверим часы, сейчас, – я бросил взгляд на запястье левой руки, – 13:07. Выход из базы в 21:00, формирование походного ордера в 21:45.
10 января 1942 года, 15:40.
Авиабаза авиагруппы особого назначении РГК Саки
Старший лейтенант Покрышкин Александр Иванович
– Саш, товарищ старший лейтенант, есть новости, – капитан Гуссейн Магомедов отвлек меня от изучения новой машины. Как временную ступень между МиГ-3 и МиГ-29 полковник Хмелев дал мне «летающую парту» с авианосца Су-25УТГ. – Сегодня ты пойдешь со мной на спарке в одиночный вылет на Констанцу. Ты уж извини, что из истребителя делаем то ли бомбардировщик, то ли штурмовик.
Я оторвался от книжки с описанием машины.
– Товарищ капитан, так ведь я тоже все понимаю: господство в воздухе для истребителя – это такая штука. К ней он стремится, но как только достигает – так сразу остается без работы. Ты мне лучше скажи, что бомбить-то будем?
– О, джигит! То речь не мальчика, а мужа! – воскликнул Гуссейн. – Слушай, бомбить будем батарею береговой обороны «Тирпиц» возле Констанцы, которая серьезно беспокоит флотских товарищей. Такого ты еще не видел. Решено применить против нее управляемые бомбы КАБ-500 ОД. Там три орудия и радарно-дальномерный пост, и мы их одним залпом…
Работа будет ночью, так что давай сейчас слетаем на твоей птичке, посмотрю, чему ты успел научиться. Потом ранний ужин, и спать до часу ночи.
– Куда пойдем? – спросил я, когда мы, уже в полетных комбинезонах, подошли к стоянке.
– Давай до Херсона, потом на Мелитополь и домой… – Гуссейн показал мне на мою машину: – Ну, разве не красавица?
Сначала я не понял, о чем он. Больше меня занимало то, что основная часть полета будет проходить над территорией противника. Потом присмотрелся к машине и остолбенел. Это больше не была голая «летающая парта»: под крыльями были задействованы шесть точек подвески из восьми. Два пятисоткилограммовых подвесных топливных бака и четыре двухствольных пушечных контейнера калибром 23 мм. Я прикрыл глаза, пытаясь сообразить, какую же огневую мощь имеет теперь этот самолетик. При беглом подсчете, с учетом скорострельности, получилось, что он один имеет секундный залп целого истребительного авиаполка.
Взлетели нормально. Машина чуть потяжелела, конечно, но тяга на двух движках все равно сумасшедшая. Развернулись над Евпаторией и легли на курс к Херсону. Скорость на маршруте – 750 км/ч, высота – полтора километра. Облачность переменная, средней паршивости. Но при желании можно спрятаться в облака и подглядывать оттуда через радар. На полпути к Херсону над Черным морем…
В наушниках предупреждающе запищало, а на радарном экране переднего обзора появились зеленые точки. Километрах в ста двадцати от нас на одной с нами высоте на встречном курсе обнаружена группа самолетов. Две тройки – шесть машин.
– Товарищ капитан, немцы. Атакуем?! – взмолился я.
Капитан Магомедов покрутил головой, потом вдруг сказал:
– Сами в руки идут! Так, товарищ старший лейтенант, набери еще метров пятьсот и возьми чуть левее. Сейчас будем учить их уму-разуму. – И добавил: – Ну, немчики, не обижайтесь – вас сюда никто не звал. Товарищ старший лейтенант, забывай об упреждении и целься внимательно, не спеши. Так, еще немного…
В кольцах прицела росли странные, никогда не виданные мною четырехмоторные силуэты.
– Ох! Сань! Мать их за ногу! Это же «Кондоры»!
– Что за «Кондоры»? – не понял я.
– Германские дальние бомбардировщики, – откликнулся Гуссейн. – Ты не отвлекайся, не отвлекайся, эти господа как раз по нашу душу… Огонь! Огонь же, огонь!
Я вдавил гашетку на пару секунд, и Су-25 затрясся от отдачи аж восьми пушек. Густой веер трасс разлетелся перед носом моего самолета, на мгновение закрывая обзор. Действительно, зря я так тянул. Тот бомбардировщик, в который я целился, буквально смело с неба. Он взорвался, рассыпался, разлетелся на куски. Факелом вспыхнул и тот немец, который проецировался следующим.
– Так, набирай, высоту, разворачивайся, будем бить вторую тройку справа-сверху-сзади, – похоже, капитана охватил азарт. – Только, Саш, во имя Аллаха, больше так не тяни. У тебя в тот раз конус рассеивания просто не успел раскрыться.
– Конус-шмонус, – процедил я сквозь зубы, заходя во вторую атаку, – понял я, сейчас попробуем чуть-чуть по-другому, – на этот раз я заставил себя открыть огонь с вдвое большей дистанции, чем привык. Ну и ну! Всего две секунды я вел огонь, а строй вражеских самолетов буквально осыпало сотнями трасс. Мощь снаряда этой пушки была такова, что одно-два попадания валили тяжелый бомбардировщик с неба. Я потряс головой, приходя в себя, и оглянулся. Скольких же я достал? На месте шестерки остался только один вражеский самолет. И тот, заложив вираж, развернулся на обратный курс, вывалив в море свои бомбы. Я впервые за всю войну наблюдал «Дранг нах куда глаза глядят» в исполнении немецких асов.
Гуссейн хихикнул и переключил канал на радио. В уши ворвались немецкие панические: «Alarm, Alarm, Alarm – Super Raubvogel im flug!»
– Ты теперь пернатый суперхищник, великий и могучий, – сдерживая смешки, сказал мне капитан. – Они бы и с парашютами попрыгали, как те придурки вчера, только вот море внизу, мягко выражаясь, не для купания. Январь не август.
Я представил себе, как выглядела моя машина со стороны в момент открытия огня, и содрогнулся. Извержение вулкана и то, наверное, выглядит не так страшно.
Заложив вираж, я начал выходить в хвост удирающему фрицу. Заметив начало моей атаки, он начал шарахаться из стороны в сторону, пытаясь сбить мой прицел. Только вот тяжелый четырехмоторный бомбардировщик – это не легкий истребитель, поэтому вместо энергичных маневров у него получалось лишь какое-то вялое переваливание с крыла на крыло.
В третьей атаке я бил уже наверняка. Короткая очередь, и пушки замолчали. В две предыдущие атаки я умудрился расстрелять почти весь боекомплект. Но и того коротенького остатка снарядов хватило моей жертве с гарантией. Сначала во все стороны полетели обломки, потом фюзеляж переломился сразу за крылом, и дальше то, что осталось от самолета, падало, разваливаясь по дороге на мелкие куски.
– Саня, домой! – совершенно спокойно сказал мне капитан Магомедов. – А тебя я поздравляю с реактивным боевым крещением. Теперь-то ты понял, что значит бой хотя бы на таких скоростях?
Я кивнул скорее самому себе.
– Понял, товарищ капитан, – и мысленно поблагодарил этого неукротимого горячего бойца, который наверняка сам хотел пострелять по немцам, но не попытался перевести управление на себя или самостоятельно открыть огонь. Наверное, если бы нам угрожала настоящая опасность, он бы так и сделал. Но и без этого он дал мне возможность осваивать эту машину самостоятельно. Спасибо тебе за это, товарищ капитан!
11 января 1942 года, 02:45.
Авиабаза авиагруппы особого назначении РГК. Саки
Старший лейтенант Покрышкин Александр Иванович
Наш КУБ к полету готов. Заправлен, пушка заряжена, бомбы подвешены. Лететь тут до Констанцы минут пятнадцать. Остальные наши товарищи будут обрабатывать румынский аэродром к северу от Констанцы. Я иногда с грустью вспоминаю о своих ведомых, которые вчера улетели в полк. Ну, не подошли они для реактивной авиации, не хватает им для этого скорости реакции.
В общем, ребята улетели домой как раз после моего возвращения из «учебного» полета. Специально ждали, чтоб попрощаться. Поручкались, обнялись на прощанье. Наказал привет ребятам передать, а больше других Вальке Фигичеву. Да и командиру нашему майору Иванову благодарность за сватовство. Что бы там дальше ни было, но скучно не будет.
Улетели. Помахал я им рукой и пошел в столовую, на обед.
Майор Скоробогатов сидит напротив меня, стремительно уничтожая гречку с мясом. А у нас с Гуссейном ночью боевое задание, а спать не хочется ничуть. Но приказ есть приказ, и товарищ капитан послал меня к местному врачу. Тот дал мне таблетку и предупредил:
– Водкой не запивать. А то знаю я вас!