Кстати, у товарищей из будущего там госпиталь развернут. Хороший госпиталь, говорят, чуть ли не руки-ноги обратно пришивают и мертвых в того света вытаскивают. Надо позвонить товарищу Бурденко, пусть направит сотрудников для обмена опытом.
А с Евпаторией непорядок, необходимо усилить охрану. Немцы уже что-то пронюхали, – Сталин вздохнул, выколачивая в пепельницу потухшую трубку, – да и это немудрено. Слона не спрятать под ковер, – он усмехнулся, – по любимой поговорке Уинстона Черчилля, там и бульдоги-то едва-едва помещаются… Значит, операция «Туман» начата вполне своевременно…
Верховный Главнокомандующий взял со стола тонкую папку, которую рано утром доставили из НКИДа – поздравление того самого Уинстона Черчилля с освобождением Крыма и успешным ударом по Плоешти и Констанце. Мелочь, а приятно.
– Что он там еще пишет? Желает дальнейших успехов в совместной борьбе. Посмотрим, голубчик, что ты запоешь после «Полыни». Шуму-то будет! Так, корабли под Андреевским флагом успели заметить в Болгарии и Турции. Не могли не заметить. Для того и была придумана эта морская прогулка после шумного погрома. Турция пока делает непроницаемое лицо и отмалчивается, а вот Болгария кипит, как чайник на плите. Братушки мы им или нет, в конце концов?
Вот рапорт нашего посла в Софии. Царь Борис пытается завязать с нами неофициальные контакты. Естественно, втайне от своих берлинских кураторов. А вот это уже интересно. В тот раз, в 1944 году, Болгария пала перед СССР после первого же касания, как перезрелый плод. В этот раз может получиться еще лучше, тем более что мы еще всяким Черчиллям-Рузвельтам никаких обещаний по устройству Европы не давали. А если и дальше так пойдет, то и не дадим, потому что… – Сталин усмехнулся, вспомнив слова контр-адмирала Ларионова, – мы девушку будем ужинать, нам ее и танцевать.
Мысль вождя перескочила на послевоенное устройство Европы. Победить надо так, чтобы иметь возможность диктовать всем этим так называемым «союзникам» свои условия. А посему вернемся к делам сегодняшним.
Перебирая бумаги, товарищ Сталин с удовольствием прочел перевод стенограммы вчерашней речи Геббельса по берлинскому радио. Удар действительно был болезненным. В речи главного брехуна Рейха из всех щелей пер уязвленный эгоцентризм. К стенограмме прилагалась записка начальника ГлавПУР товарища Мехлиса с вопросом, как на эту речь реагировать.
Товарищ Сталин снял трубку телефона.
– Алло, ГлавПУР, товарища Мехлиса. Товарищ Мехлис? Добрый день! Нет, не утро, а именно день, у нас вся страна от Тихого океана и до самого фронта давно и напряженно трудится.
Получил вашу записку с переводом речи Геббельса. Ваш вопрос считаю дурацким. А вот никак не надо реагировать, товарищ Мехлис! Переругиваться с шакалом – это только унижать свое достоинство. Мы должны объяснять нашим бойцам и всему миру, что счастье для фашистов кончилось. Мы будем их бить, а они будут орать – на это они имеют полное право. Чем сильнее мы их будем бить, тем громче и злее будут их вопли. – Верховный подумал и добавил: – Объясните всем, что весь наш советский народ – это личный враг Гитлера. Надеюсь, вы все поняли? Ну и хорошо! Желаю вам успехов, до свиданья!
Положив трубку на рычаг, товарищ Сталин продолжил разбирать накопившиеся за время недолгого отдыха документы. Ага, папочка с утренней сводкой из Разведупра. Что там пишет товарищ Панфилов? Немцы интенсивно перебрасывают к Перекопу войска, снимая их отовсюду, в том числе и из-под Ленинграда, и из-под Москвы. Разведгруппы на Украине докладывают, что госграницу пересекли эшелоны с танками вновь сформированных 22-й и 23-й танковых дивизий. Агент Миша сообщает, что конечным пунктом всех эшелонов является станция Каховка. Информация подтверждена самолетами-разведчиками Черноморского флота. Такое впечатление, что реванш в Крыму стал кое для кого идеей фикс. Известно, для кого.
Верховный опять взялся за телефон.
– Разведупр, генерал-майора Панфилова. Товарищ генерал майор, мы прочли вашу докладную записку о концентрации немецких сил на южном участке фронта. Очень хорошо. Но там не хватает одной маленькой детали: почему ваши люди не сумели установить дату начала наступления? Что значит предположительно? А вот точную дату, товарищ генерал майор, не назовет сейчас и сам Гитлер. Поскольку сам ее не знает.
Помните, сколько мы мучились, пытаясь понять, какая из дат нападения на СССР является верной? По появившимся у меня сведениям из сверхнадежного источника, они все были верными. Просто немцы, понимая, что не успевают подготовиться к определенной дате, элементарно переносили сроки. Вы меня поняли? Давайте ваши предположительные даты. С пятнадцатого по восемнадцатое – это уже лучше.
Да, и передайте все материалы по этому делу товарищу Василевскому и абоненту «Пилигрим». И держите в курсе по всем изменениям на этом направлении не только меня, но и их. До свиданья, товарищ генерал майор. – И тут Иосиф Виссарионович, не смог удержаться от шутки: – С наступающим праздником вас, со старым Новым годом, – и повесил трубку.
Впереди было еще много напряженной работы. Тяжелым камнем лежало на душе вождя дело «Клоуна». Каждый день Иосиф Виссарионович уделял этой теме два-три часа, стараясь выстроить для себя четкую непротиворечивую картину. И чем больше он разбирал материалы по будущей истории потомков, тем больнее было сознавать – насколько он был слеп, терпя возле себя Никитку, этого клоуна-недоумка.
Вот и сейчас он думал, вчитываясь в списки его «соратников»: «Все, что я строил тридцать лет, разбазарили, распылили, изломали и уничтожили… Гитлер столько не наломал, сколько вы! Бояре! Как после Ивана Грозного, устроили Смуту, разорили страну, деля власть. После Гитлера страну восстановить можно, а после таких дураков – увы, нет. Как бы с ними так поступить, чтобы и по заслугам вышло, и смущения в народе не вызвать в военное время?»
Сталин еще раз перелистал свои заметки по этому вопросу, означавшему разницу между жизнью и смертью для первого в мире советского государства.
«Хм, – подумал он, – многие из этих товарищей крайне нескромны в материальном отношении. Надо будет дать указание Лаврентию, пусть привлекает их по уголовным мотивам. Да и товарищ Мехлис что-то мышей не ловит – куда только смотрит его Госконтроль? Интересно было бы выяснить, чьи там внуки с высоты птичьего полета на страну гадили. Тимошенки они как – родственники, или просто однофамильцы?
Всю эту шушеру давно пора было разогнать, да только вот руки все не доходили, – товарищ Сталин укоризненно покачал головой, пососал погасшую трубку. – Или создать все-таки эту, как его, ОБХСС, или точнее, выделить соответствующую службу из НКВД в отдельный наркомат. Дело важное, особенно в военное время. Всякого разгильдяйства у нас и так хватает.
Вон что пишут, что продукты и лекарства, поступившие по ленд-лизу, оказывались на черном рынке. Такую частную инициативу необходимо пресекать беспощадно. Самое главное, правильно подобрать наркома, например, товарищ Мехлис категорически не подходит, в связи с пятым пунктом большинства будущих клиентов этого ведомства». Сталин записал себе этот вопрос на память и подчеркнул два раза.
«Кстати, а где сейчас Никитка? На Юго-Западном фронте у Тимошенки? То есть уже у Василевского… Надо бы его оттуда отозвать, чтобы опять дров не наломал. Только вот куда? Нет сейчас в стране неважных участков. Если такого назначить председателем колхоза, у него скоро люди безо всякой войны с голоду перемрут. Так что наркомом водного транспорта – упаси боже. Но с фронта его надо отзывать. А куда – это неважно. Пока в резерв Ставки, для поправки здоровья, ну а потом с Лаврентием решим, каким будет диагноз…»
Сталин снял трубку телефона ВЧ.
– Юго-Западный фронт, Василевского. Добрый день, товарищ генерал-лейтенант, ну как, приняли дела у Тимошенки? Как обстановка на фронте? Набрались вы, товарищ Василевский, нехороших словечек у товарища Бережного. Знаю, знаю, у него по этому поводу и похлеще слова есть, сам иногда удивляюсь, какие прилипчивые.
Товарищ Василевский, должен напомнить, что у каждого бардака есть фамилия, имя и отчество, потому что просто так, на ровном месте, бардак не проявляется, особенно в армии. Ну, товарищ генерал-лейтенант, слушаю вас. Хрущев – тот, который Никита Сергеевич? – Сталин сделал паузу, разыгрывая раздумья. – А передайте-ка вы ему, что с сегодняшнего дня он временно переводится в резерв Ставки и должен немедленно прибыть в Москву. Да, в целях поправки здоровья и укрепления расшатанных после обороны Киева нервов. Так ему и передайте.
Теперь, товарищ Василевский, о делах военных. По данным нашей разведки и той, которая в Крыму, и той, которая в Москве, немецкое командование собирает против Крымского фронта сводную группировку. По-немецки, кажется, это называется кампфгруппой. Ее основу составляют две свежих, только сформированных танковых дивизии полного состава и сборная солянка со всего Восточного фронта, оттуда рота, отсюда батальон. Я думаю, что немцы до сих пор свято верят в несокрушимую мощь своего танкового кулака. Вот мы и посмотрим, чьи кулаки тяжелее.
Начало наступления на Перекоп возможно с пятнадцатого до восемнадцатого числа. Я приказал товарищу Жукову временно приостановить наступление, переходя к обороне на выгодных рубежах. Пусть немцы думают, что мы выдохлись, пусть перебрасывают войска на юг. Чем страшнее для них будут идти дела у вас, тем больше сил они снимут с якобы спокойных участков.
Короче, вы поняли, что одной из задач «Полыни» является ослабление до предела группы армий «Центр» и «Север» за счет переброски части их сил на юг. Насчет Любанской операции тоже не беспокойтесь. Пока решено ее не проводить, поберечь людей и боеприпасы. Ударим тогда, когда немцы максимально ослабят эти направления.
Как заместитель начальника Генштаба что вы скажете о таком плане? От этой должности вас, между прочим, еще никто не освобождал. Сколько сил они оттуда снимут, зависит от вас с товарищами Рокоссовским и Бережным. Чем лучше вы сделаете свое дело, тем более куцым будет для Гитлера его «тришкин кафтан». И скажите спасибо товарищам Кузнецову и Ларионову. Теперь Черноморский флот у нас не бесплатное приложение к Красной Армии, а грозный боевой инструмент, тяжелая гиря в стратегическом балансе.