– Зайдите, товарищ генерал-майор, и сами все увидите. В крайнем случае, спросите.
Внутри было светло, людно, шумно, где-то тарахтел дизель. Я остановился, не понимая, куда я попал. Дело в том, что почти половина присутствующих имели вполне белогвардейский вид из-за наличия на плечах погон. Тем не менее другая половина состояла из командиров РККА, которые не обращали никакого внимания на снующих повсюду поручиков, подпоручиков и штабс-капитанов. Более того, я увидел в этой плотной группе и нового командующего юго-западным направлением генерал-лейтенанта Василевского. Он-то как сюда успел попасть? Василевский разговаривал с невысоким худощавым офицером возле стены, где до войны висело расписание поездов, а сейчас была растянута огромная карта района боевых действий.
Штабные операционисты со стремянок наносили на карту текущую обстановку. Вглядываюсь в карту – и дух захватывает. Да, плохи дела у немцев. Семнадцатую армию Гота бригада осназа нашинковала мелкими ломтиками. Разгромлена станция Синельниково, захвачены и удерживаются станции Павлоград и Лозовая. А ведь там были все немецкие армейские тылы. Подъезжал, видел – все пути на станции забиты вагонами с германской маркировкой. И судя по карте, конно-механизированный корпус Буденного, форсировавший фронт прямо перед нами, уже подходит к Павловграду, форсируя реку Самару по удерживаемым осназовцами мостам, и после краткого отдыха двинется на Синельниково.
Следом за ним движется 5-й кавкорпус Гречко, который за Павлоградом должен повернуть на Сталино вдоль левого берега реки Самары. Все это я ухватил за какие-то секунды, лишь только увидев карту. А уже в следующее мгновение генерал-лейтенант Василевский поднял глаза и заметил меня.
– Авксентий Михайлович, – подозвал он меня, – знакомьтесь, генерал-майор Бережной Вячеслав Николаевич, командир мехбригады осназа. – Мы пожали друг другу руки. – Авксентий Михайлович, необходимо как можно быстрее сменить людей Вячеслава Николаевича на позициях. Здесь они свое дело сделали и позарез нужны нам в другом месте. В кратчайший срок необходимо перебросить не меньше полка на Павлоград…
– Товарищ генерал-лейтенант, – вскричал я, – люди устали, просто с ног валятся. Сутки на ногах, сюда шли, думали, дойдем – хоть отдохнем…
– Александр Михайлович, – как-то по-свойски обратился Бережной к Василевскому, – а что, если я дам товарищам сотню трофейных тягачей? С отдачей, разумеется. Думаю, часа за два – два с половиной доставим полк до Павлограда. По пути еще и выспятся. Вон, у Буденного конники на марше в седлах спать умудряются. Или другой вариант – тут на путях пустой немецкий товарняк. Пути мы не разрушали. Прицепим паровоз и домчим вообще за час…
Василевский кивнул.
– Второй вариант лучше, Вячеслав Николаевич, ваша бригада, причем собранная в кулак, срочно нужна под Славянском. Пока там, под Новоявленкой, только ваш танковый батальон и один механизированный батальон морской пехоты. А этого мало. Один мехбатальон еще не вернулся после обеспечения прорыва 6-го кавкорпуса из-под Савинцов. Штаб, артиллерийское хозяйство и два мехбатальона пока здесь. Майор Санаев со своими вообще застрял в Павлограде. Так что сдавайте позиции Авксентию Михайловичу и переносите тяжесть операции в район Краматорск – Артемовск. Тридцать седьмую армию надо тоже выпускать на простор. Да, у вашей разведки есть какие-нибудь известия о том, куда передислоцировался штаб 17-й армии, да и сам генерал Гот?
– А никуда… – Бережной махнул рукой. – В ночь перед прорывом, через Барвенково, где дислоцировался штаб Гота, прошел батальон майора Рагуленко, который в своей излюбленной манере – не глядя – набросал трупов и умчался дальше, вскрывать для Красной Армии линию фронта. Дело было в два часа ночи, и Гот со своими штабными так и остались валяться на огородах в одних подштанниках. У этого Рагуленко недаром прозвище еще со старых времен – Слон, давит не глядя… – и оба засмеялись.
А потом генерал-майор Бережной вызвал подполковника Юдина и прикрепил его ко мне для содействия на время передачи позиций. Как наша армия те позиции в районе Лозовой – Павлограда заняла, так и сражалась на них, пока после ликвидации группировки Клейста в середине февраля к Днепру не начал выходить весь Южный фронт.
Бригаду осназа, как мне стало известно, перебросили под Славянск, который был взят к исходу 22 января, когда конно-механизированный корпус Буденного уже рубил и давил немцев под Запорожьем, а перешедший в наступление Крымский фронт занял левобережье Днепра южнее Каховки.
Очень сильно нам помог совет генерал-майора Бережного собирать на поле боя и брать на вооружение немецкие пулеметы. Благодаря этому наша пехота легко отбивала атаки немецкой пехоты, которую в силу крайнего истощения не могли поддержать их танки и авиация. В те горячие дни нас так и не смогли сдвинуть с рубежей, которые нам оставили бойцы осназа. Наши бойцы их еще расширили и углубили, в результате чего смогли вполне успешно выполнить боевую задачу, отбивая одну атаку немцев за другой.
21 января 1942 года, утро, 07:55.
Окрестности поселка Новоявленная
Майор морской пехоты Сергей Рагуленко
Вместе с танкистами майора Деревянко мы ворвались в этот населенный пункт на рассвете. Со стороны Барвенково вот-вот должны были подойти передовые части 1-го кавкорпуса генерал-майора Пархоменко, может, того самого, который герой гражданской войны. Вспоминаю – нет, не того. Того звали по-другому, да и погиб он в 1921 году в бою с махновцами. Но и этот на Гражданке у Буденного до комполка дослужился, а значит, тоже, того, герой. Хотя, по моему скромному разумению, на такой паскудной войне, как Гражданская, не может быть героев. То ли дело сейчас!
Кроме 1-го кавкорпуса в наш район должна выйти и 15-й танковая бригада полковника Колосова. Именно им мы и открыли дорогу, с дальнейшей задачей совершить охват Славянской группировки противника через Краматорск и Артемовск.
День обещает быть жарким, естественно в чисто боевом смысле. Мы тут должны перекурить, осмотреть технику, дождаться товарища Пархоменко, чтобы в село в наше отсутствие не проникла какая дрянь, и к полудню перерезать железную и шоссейную дорогу Краматорск – Константиновка в районе разъезда Дружковка. Из Сталино, которое в наше время именуется Донецком, в направлении Славянска все время идут подкрепления. А вот это безобразие командование требует прекратить любой ценой.
Ночью по колоннам работали вертушки, да так, что любо-дорого смотреть – зарево было видно километров за пятьдесят. Мы думали – бензовозы горят, а оказалось – танки. Какой дурак привязывает над моторным отсеком бочки и канистры с бензином?
Спросил майора Деревянко – так и есть, немцы возили горючее таким экзотическим способом, по крайней мере в начале войны. Когда канистры, а когда и бочки.
Вот наши летуны их и наказали за нарушение правил пожарной безопасности – просто прочесав колонну с кормовых углов из пулеметов… Говорят, все «Штурмы» обратно привезли, ни один не понадобился, сгорели немцы на собственном горючем.
Но это не последняя колонна, да и пехоту с артиллерией так просто не возьмешь. Пока ждем кавалеристов, механики проверяют ходовую часть, а мы с ребятами решили прогуляться по поселку.
Первое впечатление – мертвая тишина. Нет обычного для деревенских мест собачьего лая. Ведь как это бывает обычно: пробежала кошка, и весь собачий бомонд в полный голос обсуждает это событие. А тут нет ничего. Проклятые фашисты перебили всех тузиков и шариков. И правду писали, что немцы собак ненавидят больше, чем евреев и комиссаров, вместе взятых.
Под сапогами хрустит снежок, мороз градусов десять. На площади перед сельсоветом обычный для истинных арийцев «аттракцион» – виселица. Вот она культура, которую нам несут европейские цивилизаторы. Обычно мы снимали казненных подпольщиков, красных командиров и просто людей, недовольных новым порядком и отдавали тела для погребения местным жителям.
А их место на виселице потом занимали всякие бургомистры и полицаи. Причем доказательств их преступной деятельности было более чем достаточно. Так что трибуналу не особенно много приходилось напрягаться. Время военное, сотрудничество с оккупантами налицо, так что – милости просим в петлю. Прочувствуйте на своей шее, что чувствовали те, кого вы с таким холуйским рвением казнили, выслуживаясь перед хозяевами. И не получат они за это десять лет лагерей, как другие «жертвы сталинизма», и не будут потом рассказывать доверчивой молодежи об «ужасах ГУЛага».
Особую ненависть вызывали всякого рода «переметнувшиеся», то есть бывшие сотрудники партийных и государственных органов СССР, перешедшие на службу нацистам. Танкисты мне рассказали, что после нас в Барвенково одного такого подвесили не за шею, а за ноги. Долго подыхал, падла.
Там же был штаб 17-й армии Гота, а я и не заметил. Темно было, проехал, всех подавил, пострелял и двинулся дальше к фронту. А танкисты Деревянко туда после нас вышли и навели порядок. В этом населенном пункте находился офицерский бордель, куда фрицы собрали наших самых красивых женщин из числа военнопленных. Насиловали их там страшно.
Подходим к сельсовету, а стало быть, и к виселице. С сельсовета немецкая тряпка уже сорвана. И развевается над ним наш советский флаг. Под виселицей рядком на снегу четверо казненных. Двое мужчин, женщина и ребенок. У женщины с ребенком таблички «юде», у мужчин – «партизан». Европейская культура во всей ее красе. Даже трудно понять, как долго они тут провисели – зима.
Капитан Топчиев, командир разведвзвода в моем батальоне, а по совместительству военный дознаватель, приносит нам на подпись три дела. Вот они, голубчики, топчутся под виселицей, двое в штатском с белыми повязками и немецкий офицер, длинный, как жердь. Они по идее и должны занять под перекладиной место честных советских граждан. Но нельзя – таков закон, который требует, чтобы этих гадов судили. Хорошо хоть пгавозащитников тут нет. А немец-то как попал в эту компанию? Читаем. Так, бургомистр, начальник полиции, показания односельчан… В топку обоих, в смысле под трибунал. Подписываем дела почти не глядя. Так, немец… Рихард Ратцингер, обер-лейтенант, изнасиловал тринадцатилетнюю Люду Афанасьеву, а когда мы ворвались в село, то застрелил ее и попытался скрыться. Был опознан среди военнопленных родителями девочки.