Примерно через сутки после ОТМБ осназа в районе Пскова должна начать подходить сводная конно-механизированная группа, после чего наша бригада совершает форсированный марш на север и в районе Ивангорода перерезает железную дорогу. После этого в мешке оказываются четыре армейских корпуса немцев.
Надо учесть, что это почти все их части на данном направлении. В Прибалтике, к примеру, в наличии только полицейские и карательные части. Если советское командование сможет найти резервы для ликвидации всей группировки, состоящей из полумиллиона человек, то вермахт понесет потери, возместить которые ему будет практически невозможно. Внутри кольца у немцев почти исключительно пехотные соединения, а значит, и они тоже не способны на мобильные действия.
Можно устроить немцам блокаду наоборот. То есть если мы будем удерживать Псков, Дно и Ивангород, то уже через месяц-другой немецким солдатам нечего будет есть и нечем будет стрелять. Разворот фронтом на север группы армий «Центр» заставит фон Клюге растянуть свой фронт. А по времени это будет довольно долго – до месяца. Сроки же операции рассчитаны нами так, что сразу по ее завершении наступит весна и распутица, что отложит немецкие контрдействия до середины мая. А к тому времени мы фрицам еще немало новых забот организуем, и им уже будет не до 18-й армии.
– Хорошо, – кивнул Сталин, – звучит заманчиво. Поскольку товарищ Рокоссовский и товарищ Бережной уже доказали, что способны осуществлять подобные планы, то есть мнение принять план операции «Молния» за основу. Датой начала наступления для Волховского фронта будет 18 февраля, а датой начала основной фазы операции – 25 февраля. Ставка Верховного Главнокомандования рассчитывает, что блокада с города Ленина будет снята, а гитлеровским захватчикам нанесено очередное поражение. – Вождь посмотрел на Василевского: – Вы согласны со мной?
– Да, товарищ Сталин, согласен, – ответил Александр Михайлович.
– Тогда все свободны…
Я уже повернулся в сторону двери, когда услышал сакраментальную в данной ситуации фразу:
– А вас, товарищ Бережной, я попрошу остаться…
Пять минут спустя, там же
Генерал-майор Бережной
– Ну, товарищ Бережной, здравствуйте. – Сталин прошел на свое место и жестом гостеприимного хозяина предложил мне присесть на стул, стоящий напротив. – Давно мечтал увидеть вас лично. Думал, что за люди такие, наши потомки, о чем думают, чем дышат? Товарищ Ларионов слишком далеко, да телефон не дает того, что можно понять, общаясь с человеком с глазу на глаз. Я представлял вас немного другим – былинным героем, а вы, оказывается, обычный человек, ничем не примечательный, только слегка усталый.
Я невесело улыбнулся.
– Товарищ Сталин, поверьте, что сейчас на войне, когда знаешь, за что сражаешься и против кого, намного легче, чем мне было в мирное время, когда сразу и не поймешь – кто враг, а кто друг, и откуда ждать удара. Поверьте, было у нас такое проклятое время, когда мы уже не чувствовали себя хозяевами в своей стране, а наши «заклятые друзья» глумились над нами, как над побежденными. Глава американской разведки даже прошелся по Красной площади, хвастливо заявив снимавшим это западным корреспондентам, что «здесь на площади, возле Кремля и Мавзолея, совершаю я одиночный парад победы». Дальше уже ехать было некуда… А здесь совсем все по-другому.
Сталин улыбнулся в прокуренные усы.
– Тут, товарищ Бережной, тоже немало замаскированных врагов. Совсем недавно, благодаря полученной от вас информации, мы выявили целую сеть затаившихся троцкистов. Не буду называть фамилий, вы их и сами прекрасно знаете…
Если вождь этим заявлением решил проверить меня на вшивость, то я ничего, кроме чувства удовлетворения, не испытал. Понятно, что речь идет о ныне покойном товарище Х и террариуме его партийных единомышленников. Я устало пожал плечами.
– Товарищ Сталин, должен сообщить вам, что когда я узнал о кончине главного фигуранта, то скорбь моя не продлилась дольше одного мгновения. Только немного жаль, что все так быстро кончилось. Я понимаю, война, не время для шумных процессов.
Вождь покрутил в руках трубку.
– Мы не рассчитывали на такой эффект. Было мнение перевести его в какую-нибудь глушь, подальше от фронта, присмотреться к его связям… А он – бац, и застрелился. – Сталин в сердцах выругался по-грузински, а я сделал вид, что не понял им сказанное. – Но давайте не будем об этом, товарищ Бережной… Меня интересует ваше мнение о советской власти. Вы ведь были уже взрослым и опытным человеком, когда она пала. Почему так произошло, и кто в этом виноват? От Гитлера отбились, от Трумена отбились, а тут какой-то Горбачев. Товарищ Берия выяснил, все перестройщики – это дети явных и тайных троцкистов. – Голос вождя задрожал от с трудом сдерживаемого гнева. – Товарищ Бережной, скажите мне, почему так случилось?
– Товарищ Сталин, – сказал я, взглянув прямо в глаза вождю, – я ведь тоже много думал об этом. В конце 1989 года стало мне понятно, что мы катимся в пропасть. По роду службы мне довелось прочитать аналитическую записку тогдашнего главы КГБ СССР Крючкова. Вот, что он писал: «По достоверным данным, полученным Комитетом государственной безопасности, в последнее время ЦРУ США на основе анализа и прогнозов своих специалистов о дальнейших путях развития СССР разрабатывает планы по активизации враждебной деятельности, направленной на разложение советского общества и дезорганизацию социалистической экономики… Американская разведка ставит задачу осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, проводить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферу управления политикой, экономикой и наукой Советского Союза… Руководство американской разведки планирует целенаправленно и настойчиво, не считаясь с затратами, вести поиск лиц, способных по своим личным и деловым качествам в перспективе занять административные должности в аппарате управления и выполнять сформулированные противником задачи. При этом ЦРУ исходит из того, что деятельность отдельных, не связанных между собой агентов влияния, проводящих в жизнь политику саботажа в народном хозяйстве и искривление руководящих указаний, будет координироваться и направляться из единого центра, созданного в рамках американской разведки… По заявлениям американских разведчиков, призванных непосредственно заниматься работой с такой агентурой из числа советских граждан, осуществляемая в настоящее время американскими спецслужбами программа будет способствовать качественным изменениям в различных сферах жизни нашего общества и, прежде всего, в экономике. И приведет в конечном счете к принятию Советским Союзом многих западных идеалов».
К сожалению, именно так все и произошло. Так называемый ГКЧП – это, скорее, провокация, ускорившая падение социалистического строя в СССР, чем попытка исправить сложившуюся ситуацию. О чем-то подобном вы, Иосиф Виссарионович, писали в вашей работе «О политической стратегии и тактике русских коммунистов». А именно… Простите, цитирую по памяти, – я наморщил лоб и начал: – «…удар не только не послужит исходным пунктом нарастающих и усиливающихся общих атак на противника, не только не разовьется в громовой сокрушающий удар, а…»
Сталин, улыбнувшись, продолжил:
– «…наоборот, может выродиться в смехотворный путч, угодный и выгодный правительству и вообще противнику в целях поднятия своего престижа и могущий превратиться в повод и исходный пункт для разгрома партии или, во всяком случае, для ее деморализации».
– Именно так, товарищ Сталин, именно так. – Я еще раз удивился прозорливости этого человека. – А что касается Ельцина и прочих заговорщиков, то скажу вам научным языком: партия, лишенная механизма самоочищения и пополняемая путем кооптации, сгнила в течение одного-двух поколений.
То же касается и комсомольских структур. Именно из комсомольцев вышло большинство новых финансовых магнатов, именуемых у нас олигархами. Скажу одно – вы были правы, говоря про усиление классовой борьбы при социализме. Должен быть четко зафиксирован и научно описан процесс выделения из однородной массы советских партийных и комсомольских активистов новых супербуржуев, стремящихся заполучить в личную собственность всю страну.
И вообще, я считаю, что советское государство должно быть построено в строгом соответствии с учением старца Пелагия о спасении добрых и наказании злых. Тогда для людей все будет в рамках государственной целесообразности и практической морали.
По-моему, упоминания старца Пелагия, жившего во втором веке нашей эры, очень удивило Сталина. Он не ожидал, что в нашей конторе изучают и богословские труды. Но, что называется, noblesse oblige – положение обязывает. Мы оперативники ГРУ, и по долгу службы должны знать не только о старце Пелагии, но и о многом другом. Дураков в нашей конторе не держат, не то место.
В горле у меня заметно пересохло, и заметивший это Сталин сделал жест, чтобы я перевел дух. Снял трубку телефона, коротко бросил в нее:
– Два чая!
Потом он посмотрел на меня.
– Вы, товарищ Бережной, не горячитесь, мы и сами все это понимаем. Только вот в органах есть горячие головы, которым чем проще, тем лучше… Мы вас поняли. Давайте вернемся к нашим баранам. Поговорим вот о чем. Я тут прочел несколько статей о вас в «Красной звезде». Этот журналист, Симонов, хорошо пишет. Многое, конечно, недоговаривает, но вы сами понимаете – иначе нельзя. Скажите, что вы чувствовали, когда поняли, что попали к нам на эту войну? Чисто по-человечески.
Я задумался.
– Не знаю, товарищ Сталин. В первые минуты я был немного ошарашен. Такие Голоса – это не простое переживание. В первые минуты в бой вступили моряки и летчики. А потом… Потом, когда получен приказ и ты встаешь в строй, места для эмоций уже не остается. Бойцы подгоняют снаряжение, авианосец сотрясается в грохоте, отправляя в вылет очередной самолет… Словом, трудно все это описать. Потом, когда вертушка шла на цель, только повторял себе: «Тебя этому учили, ты все сделаешь как надо…»