Луна светила всё ярче, так что настоящей темноты не наступило. Идти по горному лесу всегда тяжело, даже не ночью, но при хорошем лунном свете всё-таки можно.
Вскоре свернули ещё раз влево и подошли к Пойке с запада. Точнее, не совсем к ней – только взобрались на соседнюю горушку, чуть пониже, и залегли у гребня.
– Значит так, пацаны, – начал Хачариди, когда последний из «кубанской пятерки», Егорка, догнал всех и лёг на траву рядом. – Надо взобраться наверх, тех, кто там есть, перебить, а тогда, сверху, и пастуший домик достанем.
– Да чё мы на крыльях полетим, что ли? – злым шёпотом спросил Володя.
– Ангел нашёлся, – фыркнул Сергей. – Пёхом дотопаем. Вот там, прямо напротив нас, – щель такая, кулуаром её называют. По ней и поднимемся. Враскорячку, но лезть можно. Я пробовал. Да и вы тоже – вспомнили?
– Ну да, – согласился Егорка. – Два раза лазили. Когда вот так, спиной по камню елозишь, а ногами и руками по стенке впереди перебираешь.
– Молодец. Правильно. Я по этому кулуару поднимался, он длинный, но не самый трудный.
– Чё, со ступеньками? – Володя всё хмурился.
– Почитай что угадал. С наклонами. Так что пойду первым, а вы смотрите на меня – и следом.
– Много там насмотришь, в щели-то…
– Ну, так оно и к лучшему. Вниз смотреть не будешь, – хмыкнул Хачариди. – Только уговор: хоть сорвёшься, хоть что – ни звука, ни «мама», ни «ой-ой-ой». Кто заорёт – считай, что предатель и фашист.
От этого предупреждения стало страшно сильнее, чем от мысли о подъеме по каменной щели на плоскогорье, где неизвестно сколько фашистов и отступать будет просто некуда. Наверное, поэтому Толик спросил:
– А может, пройдём ещё дальше, да как-то выйдем на нашу тропку – ведь уже почитай что всю Пойку обошли…
– Если б можно – я так бы и скомандовал… – Сергей потянулся и потрепал парнишку по загривку. – Или полез бы на Пойку сам. Нет дальше выхода к тропе. А там, наверху, немчуры семеро, и вроде трое – офицеры. Одного ствола… – и он похлопал по стволу «шкоды», – маловато будет. А вот когда все дружно…
До кулуара добирались по старинной осыпи, окружавшей всю Пойку. Действительно, старой: все промежутки между каменными глыбами занесло давным-давно землею, и выросли трава, мелкий кустарник и даже деревца. За кустарник можно было придерживаться, а вот с травой – одна беда: шелестела и цеплялась к ногам.
Вот и устье кулуара: косая непроглядно-тёмная щель.
– Так, все разулись, – шепотом скомандовал Хачариди.
– А как же… – тоже шёпотом начал Толик, но Сергей цыкнул:
– Молитесь, чтоб босиком вылезли. А наверху сапог на всех хватит.
Поколдовал с ремнями, пристраивая здоровенный ручной пулемет вертикально на груди, проверил, чтобы пацаны так же – наперед – перехватили автоматы и карабины, и нырнул в густую темень.
Володя поднимался вторым. Точнее сказать, лез – елозил спиной по шершавому камню, отыскивал руками и босыми ногами уступы и щели, подтягивался и снова елозил спиной, и слышал вверху мерное дыхание и лёгкий шум – это поднимался Хачариди, а снизу – свистящее дыхание, временами слабое позвякивание и сдавленные ругательства пацанов, один за другим пробирающихся по кулуару.
То ли от напряжения померещилось, то ли и в самом деле чуточку посветлело…
И в самом деле!
Сергей, распластавшись на каменном карнизе у самого плоскогорья, подал руку и почти выдернул Володю из щели. Затем – Сашу, затем, уже с помощью «кубанцев», троих замыкающих.
– Считай, половина победы за нами, – прошептал Хачариди. – Пока что нас не засекли. Они-то, если и видели нас раньше, всё равно меньше чем через час не ждут.
В резком лунном свете лица пацанов были бледно-синими, но Володя подумал, что это не из-за освещения, а потому что все представили на миг, что бы сделал с ними всеми в каменной щели один-единственный автоматчик.
– Теперь разбираем мишени, – продолжил Сергей.
И осёкся: громче застучал дизель, на противоположном краю плоскогорья вспыхнули два прожектора, и по дуге на восток полетела жгуче-белая осветительная ракета.
– Они нам ещё и помогают… – обрадованно прошептал Сергей. – Они ж теперь как на ладони…
Хачариди выложил на траву плоскогорья «шкоду», подтянулся и ловко перекатился сам, а затем выдернул наверх поочерёдно пацанов.
– Так, я иду по центру, накрываю эту их палатку, вон того офицера и кто там возле дизеля. Ты берешь крайнего слева… второго… ты – справа… И только по команде!
Команду он отдал, когда все подползли поближе, так что до палатки и очкастого офицера, который заглядывал куда-то под землю, оставалось метров тридцать.
Последующие полторы минуты слились воедино. Стреляли, вскакивали, бежали. Снова стреляли, ахнула граната, замолчал движок, будто из-под земли высунулся страшный эсэсовец с тесаком в руке, и Володя пальнул на бегу и попал, и все попали – и вот все немцы убиты, а наши…
И тут только стало понятно, что немцы тоже не все сразу сдохли, что тоже стреляли, и убили Егорку и несильно – в руку, – ранили Толика.
Но ни секунды передышки и осознания Хачариди не дал.
– Так, пацаны, гасим нижних! – подбегая к обрыву, из-за которого с шипением одна за одной вылетали ракеты, распорядился он.
Лёг на самом краю обрыва и повёл пулеметным стволом. Через десять секунд стрельбы откатился от края, выдернул пустой магазин, не глядя ткнул его за спину – Володя едва успел подхватить, – вставил новый, передёрнул затвор и опять подкатился к обрыву. На это раз стрелял в своей обычной манере: шесть очередей по три и четыре патрона.
Ракеты больше не взлетали.
– Что, всё? – спросил Володя и сунулся к обрыву.
Хачариди только крикнул:
– Лягай! – и как палкой, хлестанул горячим пулемётным стволом кубанца по ногам.
Володя, конечно, упал – и в локте от его лица, по самому краю обрыва, с визгом взлетела в небеса двухцветная густая трасса.
Тут подбежал Саша, неся в охапке пять немецких гранат.
– О, то что надо, – обрадовался Хачариди.
Пригибаясь, он прошёл шагов десять вдоль обрыва, в метре от края, потом лёг, подполз и осторожно глянул вниз. И сразу же отдернул голову, за мгновение до того, как по краю прошлась, на этот раз чуть наискосок, очередь трассирующих пуль.
Не вставая, Сергей взял у Саши из рук гранату на длинной рукоятке, выдернул чеку и легонько бросил её в обрыв, прямо перед собой.
Через четыре секунды внизу хлопнул взрыв, и тут же ещё одна очередь – всё так же снизу-слева, – косо резанула по краю обрыва.
Хачариди переполз ещё на пару метров вправо, за маленький мысок, который закрывал его от невидимого автоматчика, заглянул вниз – и протянул руку за следующей гранатой. Прицелился и бросил одну, вторую, третью – и тут внизу что-то сразу же за взрывом ухнуло сильнее, и кверху потянулся язык пламени из проломленной кровли пастушьего дома.
Наступила тишина – и в ней ясно стала слышна задыхающаяся, торопливая и какая-то сдавленная немецкая речь и характерные подвывания рации.
– А ведь он, собака, подмогу вызывает… – сказал, прислушиваясь, Хачариди. – В пещере у них рация… И отсюда никак их не достанешь.
– Так они нас тоже не достанут, – выдохнул Саша.
И Володя подхватил:
– А пока подмога придет, мы уже далеко будем.
– Не факт, – сказал Сергей, крепко потирая лоб и прислушиваясь к голосу немецкого радиста. – Птицы здесь важные были: вон что-то про штурмбаннфюрера лопочет… И гауптштурмфюрера… А тропа наша из пещеры простреливается.
– И правда, эсэсовец, офицерюга, там был, – согласился Володя. – Из ямы на меня кинулся…
– Подожди, – остановил его Хачариди. – Рация же из пещеры не берет?
– Ну, вроде как, – отозвался бывший колхозный радиолюбитель Толик; ему уже успели перевязать руку. – Но можно вывести антенну…
– И где же она? – Хачариди отполз от обрыва и выпрямился. – Ага, вижу.
Тонкий металлический тросик, привязанный к дереву в метре от обрыва, уходил вниз, поблескивая в резком лунном свете.
Сергей подошел к дереву (это была старая груша-дичка), подёргал тросик, на несколько секунд задумался. Потом сказал:
– Пацаны, мне нужен кусок проволоки. Хотя бы полметра. И обуйтесь, пока ещё сапоги тёплые.
Проволока нашлась быстро: отрезали подходящий кусок от провода, ведущего к прожектору. И пока трое из оставшихся в живых «кубанцев», преодолевая позывы голодной рвоты, стаскивали сапоги с убитых немцев, Хачариди связал вместе две немецкие гранаты и прикрепил их скользящей петлей к тросику. Подвёл к самому обрыву – скользит легко, то что надо, – лёг и аккуратно отвел тросик антенны от края. Затем одной рукой выдернул чеку и отпустил связку гранат.
Она стремительно заскользила вниз. Сыпанула автоматная очередь, раздался крик – и тут же глуховатый двойной взрыв.
Володя (он не отходил от Хачариди) свесил голову с обрыва как раз в тот момент, когда из невидимого грота выметнулось короткое пламя, и в то же мгновение ясно видимая галерея слева от грота рухнула вниз и, разлетаясь на отдельные камни, покатилась по осыпи.
– Вот теперь, кажется, всё, пацаны… – Сергей сел и обхватил голову руками.
Просидел так, наверное, минуты две, а потом поднялся и спросил будничным тоном:
– Так где ты эсэсмана положил?
– Вон там, он из ямы вылезал… – показал Володя. – С той стороны, за палаткой.
– Надо посмотреть документы. И ушиваемся. Остальным – обуваться и посмотреть, что взять из оружия.
– А что с Егоркой делать? – спросил вдогонку Саша.
– С собой унесем, – не оглядываясь, бросил Хачариди. – Здесь через час всякой твари набежит, хоть с мертвым, да поквитаются. В лесу похороним.
…Штурмбаннфюрер Карл Зеккер висел вниз головой в двух метрах от края колодца, запутавшись ногой в веревочной лестнице. Прямо с нею его, вдвоем и с немалым напряжением, вытащили наверх – тело белокурого атлета, образца арийской расы, весило добрых шесть пудов.
Сергей взял его документы, все бумаги – разбирать и читать было не место и не время, – а ещё замечательные альпийские ботинки на шнуровке. Чуть великоваты, но не малы же.