Раненых было трое, все, к счастью, не тяжелые, и убитых – тоже трое. Вихрастый смышленый болгарин Янко из марченковой разведгруппы: именно он, как по заказу, накануне притащил в лагерь три из пяти злосчастных парашюта и ещё двое: один из так и недолеченных раненых и санитарка Кевсер.
Не успела девчонка дотащить раненого до безопасного укрытия, инстинктивно прикрыла его собой перед полыхающим короткими вспышками носом «мессера» – и оба они, раненый и санитарка, замерли, прошитые навылет снарядом авиапушки.
– Уходить надо, командир, – глухо сказал Сергей Хачариди, когда с чёрным, каким-то закостеневшим лицом распрямился над карстовой щелью, куда опустили трупы.
– Тебе ещё повторю: не выйдет! – огрызнулся Беседин. – В принципе уйти мы можем только на юго-запад, на вторую базу, но как только немцы просекут, что мы сунулись туда, вызовут подмогу и возьмут в «мешок».
– А якщо не встигнуть? – Тарас Иванович крепко потёр кулаком лоб.
– Крыльев у нас нет, – будто посетовал Фёдор Фёдорович. – А вот они через этот мостик (он показал на карте), они за полчаса три танка перебросят и против нас выставят и будут нас держать, пока не подтянется пехота из Симферополя и Алушты.
– Да какие там танки, – подал голос Ковригин. – Т-3, старьё…
Почему-то никто даже не прореагировал на его реплику. Словно и не слышали. Только морпех Арсений Малахов спросил вполголоса у своего командира, Марченко:
– А у нас же есть ПТР… И гранаты… Разве не прорвемся?
Коля Марченко ответил, не оборачиваясь:
– У моста – там место открытое. Близко никого не подпустят.
– А окоп?
– Вот пока будешь копать, пехота и подоспеет.
На какое-то время всё стихло. Эхо уже устало перебрасывать со склона на склон гул авиамоторов, хлопки разрывов и пулемётную дробь, а до полудня, когда со стороны Сары-таша донесутся гул и завывание автомобильных и танковых моторов, ещё оставалось несколько часов.
– Вперше, чи що? – отозвался комиссар. – До ночи оци схылы протримаемо, а вночи пидиймемося ось сюди… – и он ткнул пальцем в коричневое пятно на карте.
Володя ткнул Сергея локотком в бок и прошептал:
– А что? Продержимся!
– Толку-то… – неопределенно отозвался Хачариди.
Тем временем Беседин сунул в зубы пустую трубку, несколько раз зло посвистел и бросил:
– А с рассветом нас на открытом плато «мессеры» в капусту изрубят. Нет, только на вторую базу, и чтоб оторваться часа на два – тогда со следа собьются…
– Ну так надо мост взрывать, – буднично сказал Сергей, подходя к карте. – Заслоны на этом берегу слабые – всех положим, а пока от Сары-таша будут каратели подниматься, да под пулями и по нашим минам – нас уже и след простынет.
– Экой быстрый, – отозвался дед Михей. – У моста охрана по обеим берегам, и не хухры-мухры: окопы и по два пулеметных гнезда. Знают, сволочи, чего этот мосток стоит.
– Точно, – подал голос Коля-морячок. – Скрытно ближе чем на триста метров не подойдешь, я там на той неделе траву нюхал…
– Так надо ночью подползти и гранатами! – загорелся великий тактик Яша Цапфер.
– Помовч, – не приказал, а скорее попросил Тарас Иванович комсорга. – Яка там нич…
И продолжил неожиданно по-русски, скорее всего, успокаиваясь из осознания безнадёжности ситуации:
– Вызвать бы пару наших соколов, чтобы разбомбили этот мосток к той самой матери…
Все, кто слышал в эту минуту замполита Руденко, знали, что рация наконец-то работает, что связь есть, что можно прямо сейчас, за пару минут связаться хоть со штабом Северного соединения, хоть с Большой землей.
Но никто не поверил, что в эти оставшиеся пару-тройку часов можно выпросить эскадрилью бомбардировщиков и ещё пару эскадрилий истребительного прикрытия, чтобы разбомбить маленький мостик в глубоком тылу противника, прорываясь сквозь эшелонированную систему ПВО и отбиваясь от «мессеров» и «фоккеров», которые слетятся с окрестных аэродромов. И хорошо, если только машин пять краснозвёздных останутся догорать на крымской земле…
– Можно ведь не только сверху, но и снизу, – сказал вдруг Сергей негромко, так, что его расслышали только несколько разведчиков и старшие командиры. – На одного «быка» у нас же взрывчатки хватит?
– И на два «быка» тоже, – так же негромко ответил Беседин. – Да близко не подойдёшь…
– Я же говорю: низом.
– По воде? – полуутвердительно спросил Коля-морячок, догадываясь.
– Иначе никак, – в тон ответил Хачариди.
– Заметят… – покачал головой морячок. – Они, сволочи, и с воды глаз не спускают.
– У тебя что, план имеется? – спросил командир у Сергея.
– Голь на выдумки хитра… – пожал плечами Хачариди. – Да и выбора у нас вроде как не очень…
– И шо трэба? – спросил комиссар.
– Плот. И фугас…
Беседин медленно покачал головой.
– Ничего не выйдет. Помню это место. Там метров сто до моста – почти прямое русло. И река неглубокая.
– И кусты по берегу вырубили, – добавил Коля-морячок.
– Так что ещё на подходе изрешетят из «шпандау», а то и пару гранат кинут, – мрачно закончил Беседин.
– И я, и фугас будем не на плоту, а под плотом… – пояснил Сергей, переводя взгляд с командира на замполита. – Авось не поймут… Или не достанут.
…Так, как работал весь отряд в три часа, отпущенные богом войны, не приходилось давно. Всё бывало прежде – и выкладывались, выбивались из сил, но все-таки тянулись в переходах, и вгрызались в каменистый грунт, и прорубались сквозь переплетения корней, минируя горные склоны, тропинки и осыпи, и рубили неподатливые, узловатые древесные стволы, и тащили, надрывались, и всё-таки тащили больных, слабых, амуницию и какой-никакой, а всё же незаменимый партизанский запас, но чтобы вот так дружно и без понукания…
И это при том, что в успех Сергеевой затеи верили едва ли каждый десятый, а в то, что «Везунок» Сергей Хачариди и на этот раз останется жив – разве что лишь Володя.
Возможно, людей подстегнуло отчаяние.
Вообще-то было не принято растолковывать всем и каждому положение отряда и тем более смысл каждой боевой операции: всё знали только трое-четверо, чуть меньше – штаб, ещё меньше и конкретней, применительно к своему заданию, – командиры боевых и разведывательных групп. Но в данном случае как-то сразу поняли все, что отряд попал в практически безвыходное положение.
Даже если на господствующие высоты в обнаруженном месте его базирования не выбросят десант для быстрого уничтожения партизан перекрестным огнем и наступлением с обеих сторон, то всё равно выдавят или на голое пустое плато, под расстрел с истребителей и штурмовиков, или на равнину перед мостом, где шансов уцелеть тоже нет.
Либо же уничтожат прямо на месте, в выслеженном небольшом участке. Орудийные снаряды, мины и бомбы выкосят горный лес и всех, кто в нём укрывается, а потом за огненным валом пойдут густые цепи автоматчиков…
О дальнейшем думать никому не хотелось.
И потому упования сосредотачивались на «придумке Христаради», и эта придумка обрастала самыми фантастическими деталями.
Как оно всё готовится на самом деле, видели немногие. Даже командир не участвовал в приготовлениях – а они происходили в двух километрах выше моста, где к руслу подступал ещё по-настоящему густой и не прореженный ни осколками, ни порубками лес.
Беседин в это время организовывал подвижную оборону, да так, чтобы немцы как можно дольше не почувствовали, что противостоит им всего полтора десятка автоматчиков и пулемётчиков арьергарда, а не весь партизанский отряд, в котором, по их, немцев, представлениям, было не меньше полутора сотен активных бойцов.
Могло помочь партизанам только одно: здесь, на ближних подступах к основному лагерю, они знали каждый камень, – а камней в этих горах предостаточно и разбросаны они так, будто кто-то большой и сильный, с гору росточком, ковырял склоны исполинской мотыгой, ковырял-ковырял, да утёрся тучей и бросил.
Под валуны и скальные обломки кое-где можно было подкопаться, выцарапать хоть неглубокий, но всё же окопчик, а кое-где и сама природа постаралась, устроила нишку, куда можно спрятаться во время миномётного налёта. А ещё укрытием и огневыми точками служили старые корневища, да и свежий повал – бомбы с «хейнкелей» вывернули с десяток старых деревьев.
И минёры старались, прикрыв почти все проходимые места и несколько осыпей минами. Отечественными и трофейными. Весь запас без остатка израсходовали – без слов было понятно, что ничего на чёрный день или какое-то «авось» откладывать не надо. Чёрный день уже неумолимо приближался, а «авось»… до этого «авось» ещё надо дожить.
А те, кто оставался в арьергарде, и на такую милость судьбы особо не рассчитывали…
Основной отряд – там их и в самом деле было полторы сотни, вот только половина – женщины, дети, старики, больные и раненые, многих из которых приходилось если не нести, то вести, – тем временем скрытно спускался к долине. Ещё одна группа, с полудюжиной отрядных лошадей, навьюченных скарбом или запряженных в волокуши, спускалась по более широкой западной тропе и остановилась у последнего поворота, за которым тропа просматривалась с поста полицаев.
В полутора верстах от первого полицейского заслона находился так называемый Круглый провал. Когда-то в незапамятные времена часть горы, треть примерно, то ли провалилась, то ли обрушилась самоё в себя. Образовался неровный полукруг радиусом метров двести с почти отвесными каменными стенами и неширокой горловиной, обращённой в долину.
Всё это, конечно, за сто тысяч лет занесло почвой, внутри полукруглого углубления с высокими каменными стенами вырастал, много раз горел и вырубался и снова вырастал лес; сейчас он был невысок, но отменной густоты и, поскольку кроны не все облетели, неплохо защищал от «Небесного глаза». Снизу, от горловины конечно же всё было хорошо видно.
Здесь постепенно стеснился почти весь отряд кроме коноводов и арьергарда, ну и авангарда – передовой группы, которая должна смять заслон полицаев и выйти к мосту, как только прозвучит взрыв.