Позади вдалеке раздался треск автоматных очередей, но стреляли не прицельно, в воздух. Как разведчик и опасался, гитлеровцы быстро обнаружили следы его нападения. Но пленный на спине был защитой от снайперов: даже если и сообщат о нападении, переведут стрелков на эту сторону холмов, они не решатся стрелять по офицеру. Не должны, все-таки в немецкой армии очень строгая дисциплина. Шубин понимал, что движется уже из последних сил. Ему нужно хотя бы полчаса передышки, чтобы восстановить силы. Слишком уж тяжел груз на спине.
И тут вдруг заговорило оружие на советской территории, бойцы по приказу Краснова ответили на привычный огонь фашистов. Те тут же усилили плотность выстрелов: завизжали минометы, началась вакханалия из грохота, треска, визга снарядов. Это придало силы — его ждут, командир и его бойцы взяли огонь на себя, чтобы разведчик мог добраться до нейтральной полосы и конца заминированной территории, не попав под выстрелы снайперов. Сцепив зубы, Глеб полз и полз, он уже не чувствовал своего тела, лишь отсчитывал про себя: «Руки-ноги, руки-ноги». В глазах было так темно от усилий, что он не сразу понял, что заминированная территория закончилась. Он долго шарил вокруг в поисках очередной метки, потом чертыхнулся и попытался оттереть грязь с век и ресниц, чтобы увидеть остроконечный холмик, слепленный Зинчуком. Но вместо этого увидел ползущую к нему фигуру в советской форме:
— Товарищ капитан, товарищ разведчик! Нас отправил майор Краснов на помощь! Это свои!
Шубин с облегчением застонал. Ползущий впереди солдат воскликнул:
— Ранены, товарищ разведчик?
— Нет, нет. — Глеб наконец обмяк на несколько секунд, испытывая облегчение. Получилось вернуться назад! Да не просто вернуться, а притащить пленного офицера — «языка»!
Он приказал подмоге:
— Развязывайте ремень, снимайте с меня этого кабана. Всю спину мне отдавил. Давай его к командиру в окоп, я за вами. Сейчас поговорим с ним.
Бойцы долго возились с тугими узлами, пленный в ужасе мычал и изворачивался, пока не получил крепкий тумак по плечу. Потом его мешком оттащили к спуску в окопы. Едва живой от усталости, Шубин двигался как в тумане, черная пелена перед глазами становилась все гуще, а внутри все горело от жажды, хрипело в горле, забитом комками грязи. Его форма опять была мокрой и пропитанной ледяной жижей насквозь, волосы, лицо облепила маска из грязи. И все же он был доволен тем, что смог выполнить боевую задачу. Теперь Краснов и его батальон смогут пойти в наступление, смогут выйти из окопов и ударить по немцам, считающим себя хозяевами положения.
Когда он последним без сил рухнул на дно траншеи, то его подхватили крепкие руки. На ухо гаркнул хриплый, простуженный бас командира батальона:
— Молодец, Шубин! Герой! Притащил все-таки!
— На горбу своем припер, — просипел разведчик. — Воды дайте и тряпицу. Весь в земле. Ототрусь, и на допрос. — Он сделал несколько больших жадных глотков из протянутой фляжки. — Зовите разведку, пускай начинают допрос. Мне бы часок. Отдышаться.
Крепкая рука хлопнула по плечу:
— Отдыхай, капитан. Сейчас воду, ветошь — все принесут. Как раз к ужину вернулся. Поешь, оботрешь грязь, там форму твою ребята прополоскали от глины. Жду тебя, мурыжить будем офицерика.
Откуда только взялись силы, на родной территории ему даже дышалось легче, пускай и в сыром окопе, под звуки непрекращающейся пальбы. Глеб смог стянуть отяжелевшую от глины одежду, обтереться ледяной мутью из ведра и надеть свою еще сырую, но посвежевшую форму. На ходу он проглотил сухую галету и запил ее густым сладким чаем. Тело ожило, налилось теплом и силой. И в окоп, служивший штабом Краснову, капитан Шубин уже явился совсем другим. Он больше не был серой фигурой без лица, с трудом ползущей по земле, а стал самим собой: молодой мужчина с влажными, зачесанными назад темными кудрями, высокий, с широкими плечами спортсмена и уверенными движениями крепкого тела.
Допрос к тому времени начался, молодые разведчики засыпали перепуганного офицера вопросами, переводили его ответы майору Краснову. А тот корпел с карандашом над картой местности, делая метки на карте.
Допрос длился почти всю ночь, пока офицер не обмяк и в истерике не разрыдался. Тогда командир батальона хлопнул ладонью по карте, испещренной кучей значков и пометок:
— Ну все, бойцы, пускай передохнет. Все самое важное мы у него узнали. И вы тоже передохните. — Он ткнул вверх на кусочек черного неба, где впервые за несколько суток сияли звезды. — Слышите? Фрицы угомонились, тарахтели без перерыва двое суток. Наверное, кончились боеприпасы. Ну пускай бегут за пополнением, им оно скоро понадобится. — Он поднес карту поближе к мягкому свету, падающему от звезд, и хохотнул, довольный своей задумкой. — Я знаю теперь, как хвост накрутить фрицам. Через правый фланг зайдем и в тыл им ударим. Тут оставим с десяток бойцов для ведения стрельбы, пускай думают, что мы в лобовую атаку собрались.
Радостный командир принялся рассказывать свой план разведчику. Шубин слушал внимательно, соглашаясь, кивал. Стратегия и ему показалась выигрышной: не провоцировать противника, у которого полно оружия и боеприпасов, а отвлечь ложной атакой. Пока немцы будут палить по мишеням в окопах, основные силы батальона зайдут с тыла и неожиданно ударят по противнику. Занятая высота станет преимуществом, с нее можно будет отразить любую немецкую атаку.
Довольный майор Краснов повернулся к разведчику:
— В штаб уже отправили молнию. Два дня подготовки — и будем атаковать. Благодарность тебе выражаю, Глеб, не только от командования, а от самого себя. По-человечески, от души. Тарасов после такого не посмеет больше про дезертирство кричать.
При упоминании о Тарасове Шубин сразу помрачнел:
— Товарищ командир… Павел Зинчук не объявлялся? Ничего о нем не слышно?
Краснов отрицательно покрутил головой. Глеб помолчал, ему было неловко просить, но все же решился сказать вслух:
— Товарищ майор, разрешите… вместо отдыха я выдвинусь на поиски Зинчука. Уверен, он никакой не дезертир и не предатель. Вскипел парень, не сдержался. Он надеялся в диверсии участвовать на немецкой территории, думал, сможет найти информацию, куда его сестру увезли. А вышло все по-другому. Я понимаю, армия, дисциплина, но ведь он совсем еще молодой, не справился с характером. Разрешите отправиться на его поиски? Думаю, его ранили немецкие снайперы и он сейчас ждет помощи.
На лице Краснова отразилось сомнение: рискованно отпускать опытного разведчика одного на поиски сбежавшего бойца. И все же капитан Шубин сделал для его батальона такое важное дело, что Краснов неохотно, но все же согласился:
— Даю тебе сутки. До завтрашнего утра, если не найдется, то объявим пропавшим без вести. — Опытный военный пожал плечами. — Где ты его искать будешь, кругом болота да мины. Эх, разведка, рискуешь головой своей ради этого парня. Своей! А она у тебя особенная. Не просто так за нее награда объявлена. Не бережешь себя.
Он тяжело вздохнул и махнул рукой — и сам все знает опытный капитан, но, раз уж решил, так тому и быть. Их разговор вдруг прервал шепот наблюдателя, он выглянул из примыкающей траншеи:
— Товарищ командир, разрешите доложить. Тут собака с шифровкой.
— Белая собака? — вскинулся Глеб.
Дозорный развел руками:
— Дак не понять, грязная сильно. Сидит у входа, будто ждет чего. Вот, во рту у нее было. — Он протянул березовый сучок. Толстый обломок был исцарапан буквами и значками. Глеб прошелся внимательным взглядом и воскликнул:
— Это от Зинчука! Он просит о помощи! — Он указал на значки. — Это самая простая шифровка. Я их учил обязательно шифровать послание, на случай если его перехватят немцы. Здесь написано: «Голова, помоги». Голова — это мой позывной в разведгруппе. И еще указаны координаты, он недалеко ушел. Это болото на левом фланге, на границе фронтов. Отсюда километра два. Я должен идти за Снежком, он приведет к своему хозяину. Зинчук отправил собаку, чтобы она привела помощь.
Краснов кивнул:
— Ну что ж, торопись, капитан, пока не рассвело. Отговаривать не буду.
Они обменялись крепким рукопожатием, а потом Шубин двинулся к крайнему окопу, чтобы отправиться спасать Павла Зинчука.
Глава 6
Глеб в сопровождении дозорного прошел по узким сырым коридорчикам до крайнего окопа. Именно там сутки назад пожилой солдат позаботился о них после неудачной вылазки с Морозко. А сейчас его ждал покрытый сосульками из грязи пес. Он ткнулся холодным носом в ладонь разведчика и лизнул горячим языком, будто просил о помощи на своем собачьем языке.
Шубин потрепал пса за холку:
— Давай, Снежок, веди меня к хозяину. Показывай дорогу.
Пес едва слышно гавкнул и выбрался наверх. Там он опустился на брюхо и пополз вдоль советских позиций, за ним следовал разведчик. Про себя он изумлялся сообразительности собаки: вот же пес, а понимает, что надо вести себя осторожно, чтобы не спровоцировать огонь германских стрелков.
Когда окопная линия закончилась, пес побежал, а разведчику ничего не оставалось, как довериться ему. Он широкими шагами преодолевал метр за метром, а впереди мелькал тощий грязный хвост. Через километр на местности стали появляться низкие кусты, коротенькие деревья, которые прижимались к земле и постепенно превращались в непролазный ковер. Бурелом, а под ним засасывающая топь, почва опускалась все ниже, густая болотная каша обволакивала ноги уже почти до щиколотки. Несколько раз плотная жижа с чавканьем стаскивала с Шубина сапоги, он чертыхался, нащупывал в темноте обувь и натягивал ее обратно. Снежок нетерпеливо рыкал, поторапливая нерасторопного человека. И снова уверенно бежал между торчащими корягами, перепрыгивал через поваленные бревна, легко пробегал по хлюпающей трясине.
Когда они оказались на краю затянутого водорослями озерца, заваленного по берегам изломанными, сгнившими обломками, пнями, Снежок глухо тявкнул два раза, в ответ раздался тихий свист. Разведчик и собака ринулись на звуки. На берегу к капитану тянулась лежащая на земле фигура: