— Все про нас знают. И инженер, и… — Он снова залился густой краснотой. — Там вон стояли, из банного отряда.
Глеб только улыбнулся про себя: паренек столько времени провел в партизанском отряде, жил в лесу и еще не привык к обычной жизни, а уж тем более к сложной ее части — общению с прекрасным полом. Чтобы отвлечь Зинчука от будоражащих мыслей, Глеб принялся расспрашивать его о диверсии на железной дороге. Тот охотно принялся рассказывать:
— Ну можно использовать клин или замыкатель для колес, нам потом в отряд передали их через два года. А до этого делали заряды из чего придется. Главное ведь, чтобы было взрывчатое вещество и чтобы оно вовремя рвануло. Фрицы начали минировать вокруг деревни подходы, мы у них воровали снаряды и переделывали. Я и придумал, чтобы как на удочку чеку садить. Дернул, как на рыбалке, и подорвал. У меня так батя рыбу глушил динамитом: подальше отходил и дергал за бечеву, чтобы его самого не зацепило. Рыба потом в заводи брюхом вверх плавает, собирай руками прямо в ведро. Утром маманька только с коровой встала управляться, а мы уже ей тащим четыре корзины с рыбой.
Пашка Зинчук шел и улыбался своим воспоминаниям, а Глеб кивал в такт его словам. Ему приятно было видеть, как оттаивает этот колючий, всегда настороженный паренек. С каждым днем превращается из звереныша, которым вынужден был стать за долгое время в лесу, в разведчика, в военного, в человека.
В цеху Глеб подтолкнул напарника к мастеру:
— Объясни, что нужно будет сделать. А я пока по деревне лодку пойду искать. Встретимся на площади у радиоточки, когда будут передавать утреннюю сводку.
Он вынырнул за двери цеха, оставив Павла заниматься снаряжением. Пускай учится разговаривать с людьми и договариваться, смиряя свой строптивый характер. В разведке это так же важно, как и уметь сохранять тишину, когда от боли или страха хочется выть.
Сам же Глеб зашагал по улицам деревни, высматривая кого-нибудь из местных ребятишек. Вот уж где источник информации: шустрые, как воробьи, легкие на подъем детишки целыми днями крутятся на улице, знают, замечают гораздо больше, чем думают взрослые. Но и разболтают по всей деревне, что разведчик искал лодку, поэтому совсем маленьких расспрашивать не стоит, для такого дела нужен кто постарше.
Капитан прошелся по одной улице, по другой, но не встретил ни одного ребенка. Он удивился, куда могли исчезнуть все местные ребята, но тут услышал их веселый гомон. Деревенская ребятня собралась у входа в госпиталь, где прохаживались пациенты, в надежде послушать рассказы фронтовиков.
Малыши окружили нескольких мужчин в больничных халатах, засыпали их вопросами. Глеб покачал головой: эти не подойдут, разболтают все и жителям, и больным, а вдруг в деревню успел проникнуть очередной диверсант из засланной группы?
Разведчик еще немного прошелся по Дмитровке, наконец встретил девочку лет десяти. Она тащила за веревку на самодельной тележке сложенные металлические пики. Тяжелый груз застрял на камне, и маленькая возница никак не могла сдвинуть с препятствия тяжелую тележку. Глеб Шубин перехватил веревку из худенькой руки:
— Давай я.
От толчка тележка наконец проскочила по булыжнику. Он не стал отдавать конец веревки:
— Тяжелая, давай я помогу. Куда надо дотащить?
Малышка тяжело дышала от усилий, она с трудом сказала:
— В цех. Им металл нужен, я вот с кладбища тащу части от оградок. Как война кончится, так обратно переплавим. А сейчас Красной армии нужнее. Я хожу везде, собираю.
— Какая ты смелая, одна на кладбище ходила. Ты молодец, помогаешь нашим бойцам, — похвалил малышку Шубин.
Девочка очень серьезно ответила:
— Нас учили так в школе, все для победы! Все для фронта: питание, одежда, металл. Мы потерпим.
От ее слов у Глеба перехватило дыхание: даже такая крошка помогает фронту, борется против врага, как может. Он попросил ее открыто, не придумывая никаких сказок:
— Я — разведчик, и, о чем попрошу тебя, никто знать не должен.
Его собеседница остановилась, уставилась серьезным взглядом серых глазенок:
— Обещаю, что никому не расскажу. Меня в пионеры принять не успели. Но я вам клянусь, что никому ни слова не расскажу. Чтоб у меня язык отсох!
Бесхитростная клятва вызвала у разведчика улыбку. Он наклонился поближе к ней:
— Как тебя зовут?
— Маришка. — Она от волнения сдвинула засаленный платок почти на затылок.
— Маришка, мне нужна лодка. Крепкая, хорошая, с веслами. Ты знаешь, где можно такую достать?
Тонкие пальчики потянули за край куртки:
— Отведу, сейчас железо сдам в цех и отведу в лодочный сарай. У нас все лодки в нем хранили. Заводь рядом, спустил на воду и плавай.
— Я тебе помогу в цех отвезти металл, а ты поможешь мне.
За дверями гремел металл, в мастерской шла работа над починкой поврежденной в боях техники. Павел, уже перемазанный машинным маслом, продемонстрировал напарнику готовый крюк с привязанным к нему крепким канатом:
— Готово! Скоро и когти сварят, ищем пока стальные прутки.
Глеб указал на тележку с металлическими колышками от могильных оградок:
— Вот, добытчица привезла. — Он подхватил легкую, как перышко, девочку на руки. — Идемте послушаем сводку и к сараю выдвинемся, лодку выбирать.
С девочкой на руках, в сопровождении Зинчука он зашагал к площадке перед штабом. Здесь снова скопились раненые, жители Дмитровки, чтобы послушать новости с фронта. Черный рупор ожил и заговорил, каждое слово диктора озаряло лица людей радостью. Красная армия, советские солдаты теснили армию вермахта, Гитлер и его генералы несли потери, фашисты отдавали назад километр за километром захваченной земли. И от этого на душе теплело: не зря все тяготы, победа уже близко, надежда живет! Когда радиоточка стихла и люди начали потихоньку расходиться в стороны по своим обычным делам, Зинчука вдруг окружила стайка девчат в новеньких гимнастерках: это были недавно прибывшие снайперы, которые ждали отправки на фронт из тыловой части плацдарма. Самая бойкая из них, брюнетка с родинкой на щеке и волнами темных кудрей, развевающимися на ветру, лукаво спросила:
— А вы тот самый разведчик, что диверсантов поймал?
Павел молчал, женское внимание ввело его в полный ступор. Он снова побагровел, опустил взгляд в землю и не в силах был даже шевельнуться, не то что ответить на вопрос девушки.
— А меня Валентиной зовут, а вас как?
Подруги переглянулись и потянули разговорчивую Валентину назад к госпиталю, где их уже ждали более бойкие ухажеры — выздоравливающие офицеры. Девушка напоследок приподнялась на цыпочках и провела кончиком пальца по перепачканной щеке парня:
— Тут грязь у вас, товарищ разведчик. Вы бы так не задавались, важничаете, разговаривать даже не хотите. — Она развернулась спиной к парню, чтобы тоже уйти со штабного пятачка.
И тут Зинчук, наконец, нашел в себе силы заговорить:
— Я — нет! — И смолк от взгляда синих глаз в упор.
— Что вы «нет», не разведчик? — Озорница веселилась над робостью юноши.
А тот никак не мог прогнать свою оторопь, промычал в ответ что-то невразумительное. Непослушный язык отказывался складывать звуки в слова.
— Разведчик. — Слово получилось едва слышным.
Валентина вдруг рассыпалась звонким смехом, отчего лицо ее засияло.
— Раз разведчик, тогда с вами не страшно в темноте прогуляться. Приходите вечером, — сказала она и бросилась отстукивать каблуками сапог по улице, испугавшись собственной наглости.
А молодой разведчик так и остался стоять на месте, позабыв обо всем на свете. В голове у него сейчас звенел только этот переливчатый задорный голос, да перед внутренним взором лучились улыбкой синие глаза.
Шубин не стал тревожить парня: как очнется от любовного волшебства — вернется обратно в мастерскую. Он опустил Маришку на землю, перехватил ее тонкую ручонку.
— Ну, идем, показывай, где этот сарай.
Та заторопилась, потянула его к окраине Дмитровки, указывая дорогу:
— Там вот, через бывшую ферму пройти и сухой лог. Дед всегда в сарае пропадал, бабуля его ругала за это. Соберет ему сала, хлебка, яичек в рушник и меня отправляет, чтобы он голодный весь день не сидел.
Капитан спохватился:
— А ты что ела сегодня, Маришка?
Та со вздохом вытащила окаменевший кусок хлеба, бережно обтерла пальчиком от налипшего мусора и протянула разведчику:
— На, тебе надо сил набираться против Гитлера воевать. Твердый, так ничего, ты помочи его во рту.
От ее взрослой не по годам заботы сердце у Шубина екнуло:
— У меня паек офицерский, ты сама жуй. Я не голодный, а тебе силы нужны. Без металла на фронте никак.
Девочка сунула уголок сухаря в рот:
— Я знаю, из него снаряды и пули отливают!
— Правильно, а еще танки и пушки. Да везде он нужен, так что ты работу важную делаешь. Считай, боец Красной армии, и паек тебе тоже положен. Лодку выберем и пойдем получать паек на кухне.
— Там такие щи вкусные, — закатила девочка глаза. — Повар нам по куску хлеба дает и разрешает котел обтереть. Он сказал, это еда такая — тюря называется. На всех не хватает, так мы по очереди. Через три дня я буду обтирать. Оставлю тебе кусок, поешь, и силы будут, чтобы оружие держать.
Так, за разговорами, они прошли короткую тропинку, которая незаметно вилась от Дмитровки через опушку, а потом спускалась вниз к полуразрушенной постройке. Отсюда была видна широкая заросшая травой полоса — ход, оставшийся от лодок, которые деревенские тащили между деревьями к удобному спуску на морской берег.
Капитан шагнул в распахнутую ветром дверь и принялся разбирать гору из наваленных деревяшек. Почти ничего из этой рухляди уже не было пригодно для использования: гнилые доски, обломки уключин, разлохмаченные веревки. Но из-под горы черных от сырости досок Глеб вытащил небольшую рыбацкую лодочку. Он с сожалением провел по днищу рукой: доски рассохлись, в них зияли щели по всей длине суденышка.
— Эх, на таком далеко не уплывешь.