— Капитан… Это ты… Шифровку, да, точно, шифровку. — И вскинулся, задрожав всем телом. — Отправил, как и обещал? Ты сделал?
— Да, — подтвердил Глеб. — Еще вчера отнес на полевую почту. Все приняли, за месяц должны доставить.
— Это хорошо, это хорошо.
Кузьма вдруг растянул в улыбке разбитые до кровавых рубцов губы, обнажил распухшие десны, где уже не осталось зубов, последние выбил ему на допросе Тарасов. Майор и сейчас был раздражен странным поведением пленного, он подтолкнул приготовленную записку с дезинформацией:
— Чего скалишься? Давай, стучи депешу, Дятел. Или тебе надо пальцы сломать?
Кузьма никак не ответил на слова Тарасова, только продолжил улыбаться своей странной, застывшей улыбкой. Он уселся за аппарат, закрутил настройки, а затем вслушался в звуки эфира. Найдя нужную частоту, связист сноровисто начал отбивать точки и тире, передавая шифрованную информацию. Майор внимательно наблюдал за каждым его действием, пока ловкие пальцы набирали сообщение. Он даже на всякий случай вытащил из кобуры пистолет и держал его направленным на пленного, опасаясь, как бы тот чего не выкинул.
Закончив, Кузьма замер с застывшим взглядом, губы его едва заметно двигались в неслышном шепоте: «Теперь все хорошо, все хорошо».
От его избитого лица, полубезумного вида капитан не выдержал, наклонился к Тарасову и прошептал:
— Товарищ майор, я же ходатайствовал насчет Кузьмина. Чтобы его перевели в штрафную роту или в госпиталь. Туда, где он сможет искупить вину, ведь он же доказал, что готов сотрудничать. Зачем вы его держите вместе с пленными? Ему там не место, он советский гражданин, пускай преступник, но он наш.
Майор так и вскипел от злости:
— Ты свое место знай, капитан! Думаешь, после беседы с генералом ты тут главный стал, распоряжаться можешь? Мне указывать, что делать? Раз герой, то все будут тебе, как девки, в рот заглядывать?
Договорить он не успел: резким движением заключенный вырвал пистолет из его пальцев, как только майор отвернулся в сторону капитана Шубина.
— Стой, сука! Табельное отдай! — успел он выкрикнуть.
Но Щедрин отскочил в сторону, забился в угол. Рот его растянулся в горькой улыбке еще шире, из разбитых губ хлынула кровь. Он кивнул Шубину:
— Все хорошо, хорошо, — заснул себе дуло в рот и спустил курок.
От выстрела затылок его разлетелся, ошметки и кровавые сгустки растеклись по стене штаба. С ругательствами майор подлетел к самоубийце и с размаху пнул в грудь, вырвал пистолет из обмякших рук. Хотя Кузьме Щедрину было уже все равно, голова его упала на грудь, а раскрытый рот застыл в улыбке.
Оторопевший Глеб сделал несколько шагов назад, а потом круто развернулся и вышел как можно быстрее на улицу. Позади остались крики штабных офицеров, ругань майора Тарасова, а он сам шел и шел стремительно по улицам, по тропинкам, подальше от потеков крови на бревенчатых стенах и безумной улыбки мертвого связиста. Только у лодочного сарая Шубин очнулся, навстречу ему бросился сонный Зинчук:
— Товарищ капитан, что же вы меня не разбудили! Доклад же у Тарасова!
— Уже доложил. Вечером выдвигаемся, — ответил Глеб и опустился на камень у кучки золы, что осталась от костра.
— Что-то случилось, товарищ командир? — Нутром Пашка почуял неладное.
Только Глеб промолчал о самоубийстве Щедрина, и без этого у парня жизнь не сладкая. Осталось несколько часов до операции, после которой никто не знает, вернутся ли они назад. Поэтому пускай парень радуется жизни, наслаждается первым чувством влюбленности, а не думает о смерти, которая поджидает на каждом шагу. И разведчик очень серьезно сказал:
— Вот что, ефрейтор Зинчук, вечером начало операции «Охота за головами», сам командир корпуса ждет от нас результат. Так что приказываю днем отдыхать и набираться сил.
— Только чайку хлебну! — Павел заметался с чайником, рассказывая на ходу о своем мирном утре. — А я подскочил, ни вас, ни Маришки, уже солнце шпарит. Лодку проверил, водой ее пролил.
— Высохла?
— Да, уключины только смазать нужно, а то скрипеть будут. Уж больно ржавые.
— Я сделаю сам. Укладку и осмотр. В пять вечера протащим ее на тележке через лес до спуска и на веслах пройдем километр до открытого моря. — Шубин расправил карту на колене, указал на точку в огромном квадрате морской глади. — Там будет ждать катер, он протащит нас на буксире через нейтральные воды, а дальше через залив снова пойдем на веслах. Ты как, с ними управишься, на лодке плавал?
Зинчук с восторгом и страхом очертил море на карте:
— Ого, огромное какое. Раньше я по морю не плавал.
— Моряки говорят: ходить по морю, — поправил его Глеб. — Такая у разведки служба, все надо знать и все уметь.
Ефрейтор присел рядом, ожидая, когда вскипит вода в котелке для чая. Кусок хлеба, консервы да густой чай — нехитрый завтрак, но и ему Павел был рад после нескольких лет в партизанском отряде, где приходилось есть то, что удалось добыть в лесу. Он ткнул в лодочку:
— Плавал с отцом по озерам на такой, я — на веслах, он ‒ на носу с сетью. Рыбачить страсть как любил батька. Днем на тракторе в совхозе, а вечером мамка соберет нам шанег — и в ночное до утра.
— Вот и выдвинемся в ночное, ты ‒ на веслах, я ‒ на носу, — поддержал парня Глеб. — А сейчас открывай консервы, когда еще поедим так спокойно.
Когда они со смаком принялись за еду, Зинчук смущенно выдавил:
— Товарищ Шубин, а вот если целовались, то жениться можно?
— Можно, правда, обычно в ЗАГСе брак регистрируют. Но в войну командир полка или дивизии может брак регистрировать, если в населенном пункте ЗАГС не работает. Ты на Валентине жениться решил?
Глеб больше не посмеивался над наивной влюбленностью молодого напарника, наоборот, был приятно удивлен, что тот так серьезно отнесся к вспыхнувшему чувству.
Павел кивнул и залился краской, как обычно, но теперь он стеснялся уже не так сильно и смог рассказать о произошедшем ночью:
— Да, мы гуляли с ней вчера до самого рассвета, а потом целовались. Я знаю, что это уже не просто гульки, теперь мы с ней жених и невеста. Поэтому сегодня предложу ей замуж выйти за меня. Ничего, что свадьбы не будет, потом отпразднуем, как война закончится. Сейчас главное, чтобы все по закону было.
— Это ты правильно решил, Павел. — Глеб протянул руку и крепко пожал ладонь парня: взрослеет на глазах. — Семья везде важна, любовь свою встретил, значит, женись, не жди. Война закончится, и будете жить вместе, детишки пойдут.
— Сын родится, я в вашу честь назову, товарищ капитан, Глебом, — уверенно сказал паренек.
Он проглотил последний кусок тушенки и принялся собираться на встречу с невестой: пригладил мокрыми ладонями волосы, оправил одежду, почистил щепкой сапоги, как научил его командир. Глеб искоса наблюдал за его действиями и удивлялся про себя, как вдруг мгновенно Павел будто вырос, превратился из нервного, озлобленного мальчишки в молодого мужчину. Хоть по-прежнему и прорывалась его упрямая натура, и все же научился он сдерживать свои порывы и думать головой до того, как броситься в бой.
Пашка расправил плечи, выпрямился — бравый молодой разведчик, будущий офицер, а теперь еще и жених.
— Пойду, ждет она, наверное… Обед вам сюда принести?
— Да, я тут пока лодкой займусь, чтобы не прохудилась на воде. Без нее нам не добраться до Голубой и назад не вернуться.
Затопали сапоги, это Зинчук кинулся бежать на свидание. А Глеб перевернул их легкое суденышко и принялся камнем стачивать ржавчину с металлических проушин для весел. В тайнике Маришкиного деда нашлось и вязкое масло в пузырьке, поэтому разведчик и не заметил, как в хлопотах пролетело время. Солнце согревало его ласково, руки, соскучившись по мирной работе, скользили по деревянным бокам лодки. Разведчик трудился над посудиной как заправский рыбак: ошкуривал ее, счищал наросшую грязь, прилаживал веревку с камнем вместо якоря. А потом снова застучали сапоги Зинчука.
Сияющий радостной улыбкой, он сообщил новость:
— Согласилась! Валентина согласна! Как вернусь, сразу заявления подадим, пока ее не отправили на фронт.
— Поздравляю, — искренне обрадовался за товарища Шубин.
Во время обеда, пока они хлебали густую похлебку из котелка, Павел пересказывал свой разговор с невестой, как тепло его и ее поздравили Валины подруги из стрелковой роты. Они болтали о приятных мелочах, наслаждаясь последними мгновениями спокойной мирной жизни.
Шубин взглянул на часы — пора собираться в путь. Природа словно почувствовала что-то: солнце исчезло за серыми тучами, посыпалась снежная крупа, деревья принялись раскачиваться под порывами ветра с надсадным тоскливым скрипом. Но Шубин утешил погрустневшего парня:
— Так только лучше, Павел. В непогоду ни животное, ни человек нос не высунет, а разведке это только в помощь.
Они принялись за работу — уложили два вещмешка на дно лодки, туда же легли весла. Это все, что понадобится во время операции. Карту, планшет, личные вещи разведчики оставили в тайнике деда Маришки. Схему прохода по местности они оба выучили наизусть, а лишние вещи в карманах или за пазухой только помешают взбираться по скалам. Лодочку взгромоздили на тележку, Шубин придерживал ее за борт, чтобы не потеряла равновесие. Павел впрягся в веревочный повод и потащил груз по лесной тропинке, напарник подталкивал телегу сзади. За полчаса они прошли реденький лесок по самому краю, между деревьями уже волновалось, вздымалось серыми волнами море.
Прибой встретил их шуршанием и громкими хлопками воды о каменистый берег. Они сняли лодку с тележки, вошли в воду — сначала по щиколотку, потом все глубже и глубже, пока волны не подхватили суденышко. Глеб забрался внутрь, воткнул весла в уключины и принялся загребать, чтобы остановить бешеную качку. Пашка неловко, только со второй попытки смог взобраться на скачущий борт. Он уселся на место гребца, начал перебирать веслами по указанию командира. Ветер со всей силы трепал его волосы, рвал воротник гимнастерки, обжигал лицо — это плавание в открытом море на высоких волнах совсем не походило на спокойную рыбалку с отцом.