Глеб по-прежнему стоял вытянувшись во весь рост, грудь вперед, плечи расправлены, как требует устав при общении с вышестоящим чином. По спине от напряжения катился пот, ноги в коленях дрожали, он даже напряг вытянутые ладони, чтобы не выдать свое плохое самочувствие. Перед внутренним взором вдруг возникла беззубая улыбка-оскал несчастного Щедрина, обиженное лицо Зинчука после оплеухи Тарасова. В груди заныло, подступил тяжелый кашель, от которого грудь просто стало рвать на части. Шубин хрипло выдавил из себя:
— Товарищ майор, я всегда готов служить Родине, Красной армии. Я всю войну в окопах и на передовой, пускай там тяжело, но себя считаю фронтовым разведчиком.
Особист ухмыльнулся, кивнул на лежащий на тумбочке орден:
— Нравится героем быть? Твой Зинчук даже надевать отказался, настаивал, что вся диверсия — твоя заслуга.
— Никак нет, товарищ майор. Не ради орденов я служу, я для победы стараюсь. — Внутри у Глеба, как обычно при общении с Тарасовым, вскипела обида на едкие замечания. — Это самое главное — победа, освобождение наших территорий от оккупации вермахта. Хочу, чтобы мы победили, прогнали врагов со своей земли, освободили Родину от Гитлера и его армии. Это ради мирной жизни, чтобы все могли жить, радоваться, жениться, детишек заводить, работать, а не воевать. На передовой я больше смогу для победы сделать, товарищ майор, там мое место. До Берлина дойду с нашими ребятами, с пехотой, танкистами и артиллеристами, верю я в победу и готов служить для нее.
Тарасов поначалу нахмурился, а потом плечи его вдруг расправились, складки вокруг губ распрямились. Он сокрушенно покрутил головой: ну что тут поделаешь.
— Понял я тебя, капитан. Ладно, пускай будет так, как ты решил. Вижу, что от чистого сердца говоришь и правда веришь в нашу победу. — Он вдруг лукаво улыбнулся. — Говорят, что женится твой Зинчук на девушке из стрелковой роты? Уже и заявление подали командиру дивизии.
— Так точно, — с облегчением выдохнул капитан. Хороший все-таки мужик этот Тарасов, хоть и бывает жестким в силу своей должности.
Майор расхохотался, от улыбки лицо его посветлело, а глаза, серые и колючие, вдруг стали озорными:
— Вот разведка дает, ну везде успеет. И орден получить за диверсию, и невесту-красавицу отхватить. Меня-то пригласите на свадьбу?
— Конечно, товарищ майор. Все будем праздновать, такая радость!
— Да уж, давно я на свадьбах не гулял! — Лицо Тарасова снова засияло улыбкой. Он крепко пожал руку Шубину. — Ну что же, бывай, капитан. Поправляйся и возвращайся на фронт, такие разведчики, как ты, на передовой дороже золота. Дойду до штаба, есть у меня там трофей для молодых. Без подарка-то, с пустыми руками на свадьбу не ходят.
— Спасибо! — отчеканил разведчик.
Тарасов развернулся и загремел сапогами по госпитальному коридору. А Глеб распахнул окно в палате. С улицы хлынул свежий воздух, сладкий, чистый, без запаха войны — гари и пороховой копоти. Он наслаждался каждым вдохом, вслушивался в звуки, которые принес ветер: женский смех, звуки тальянки, гомон радостных голосов. Все жители деревни, пациенты военного госпиталя стекались к центральной площади. Пока шла война, люди так соскучились по праздникам, по обычным радостям, что теперь все хотели поздравить молодоженов, поучаствовать в гулянии и вспомнить простую мирную жизнь.
Глеб Шубин тоже чувствовал, как внутри у него все звенит от радостной мысли: «Победа совсем близко! Вот уже возвращается на освобожденные земли спокойная жизнь. Праздники, музыка и танцы, детский смех, женщины в нарядных платьях, угощение и подарки!» Именно ради этого разведчик был готов воевать, каждый день ползти под пулями, сражаться с врагом, рисковать жизнью.
Он пригладил волосы, оправил форму. В окошко палаты с дорожки между домов ему уже махала Маришка — пора идти, ждут! И капитан Шубин зашагал навстречу празднику, чистому воздуху, голубому небу, навстречу жизни.