— Не дом, а проходной двор! — резюмировала я.
— Это точно. Вы собирались мне звонить. Что хотели сообщить?
— Давайте спустимся вниз, пообедаем и поговорим.
— Хорошее предложение!
Галина была ошарашена, когда мы с Федором спустились со второго этажа.
Рассказывать ей, что у нее под носом прошел человек, который хотел меня убить, я, конечно же, не стала. А чтобы пресечь ее вопросы, сказала:
— Знакомьтесь, Галина, это Федор!
— Ага, — кивнула она.
— У нас уже есть обед? Очень хочется кушать. Да, Федор?
— Да, очень хочется! — хитро улыбнулся Федор.
Галина оставалась в ступоре.
— Галина Александровна, вы меня слышите? — крикнула я ей.
— Ага… Что вы спросили?
— Говорю: обед есть у нас или как? — нарочно громко спросила я.
— Пойду, посижу на улице, — вместо ответа сообщила Галина.
— Вы все здесь чудные, — резюмировал Федор.
— Галина не может понять, откуда вы взялись. Да еще и вышли из ванной комнаты. Вы ее поразили. — объяснила я.
— Да уж, мое лицо кого хочешь поразит.
Я как-то позабыла, что у Федора еще и лицо изуродованное, что для Галины могло быть дополнительным потрясением.
— В этом случае не лицо главное, а сам факт вашего присутствия, — успокоила я его. — Ладно, сами посмотрим, что у нас на обед. Так, тефтельки, картофельное пюре, салатик из свежих овощей. Будете?
— Спрашиваете? Еще как буду!
— Тогда мойте руки! Вон там есть санузел — и за стол, а я пока накрою.
Федор вернулся и сел за стол.
Мы обедали, украдкой рассматривая друг друга. Лицо Федора оказалось изуродованным лишь наполовину. Его правая сторона была как будто смята: глаз немного прикрыт, уголок рта сильно опущен вниз, половина брови отсутствовала, на виске не было волос. Эта часть лица была розовой, в мелких и многочисленных шрамах, зато левая сторона была нормальной: красивая густая бровь, большой серый глаз с густыми черными ресницами, ровный нос, волевой, четко очерченный подбородок. Уродство всегда притягивает взгляд, поэтому казалось, что все лицо Федора изувечено. Но, если присмотреться, то он был очень даже симпатичным, особенно в профиль с левой стороны. Еще он был широкоплечим, высоким, с сильными руками, крепкими мускулами. Наверное, раньше Федор пользовался успехом у девушек.
— Как вы здесь оказались? — спросила я Федора, когда достаточно на него нагляделась.
— Я искал Кэт и девушку, которая ее спасла и, кстати, ударила меня по лицу лопатой, — с усмешкой разъяснил он.
— Я была вынуждена это сделать. Вы ведь хотели ее убить. Это не из-за меня у вас такое лицо?
— Нет! Это после пожара. Кэт постаралась.
— Значит, вы ей мстите?
— Не совсем. Кэт очень опасна, из-за нее погибли моя мама, жена моего друга Влада, наш товарищ. Сейчас Влад в реанимации в тяжелом состоянии. У него один шанс из тысячи на то, что он выживет. Его дочь может остаться сиротой.
— Это он был с вами тогда в лесу?
— Да, она в него выстрелила.
— Я помню. Она и в вас хотела выстрелить. Я думала, это из-за аффекта, а оказывается, что Кэт психически нездорова.
— А почему не выстрелила в меня?
— Я не дала.
— Значит я — ваш должник?
— Я не меркантильная.
— Это хорошо. Кэт, то есть Екатерина Кострова больна и опасна для окружающих. Мы пытались изолировать ее, поместив в психиатрическую больницу, но она оттуда как-то выбралась. Стало понятно, что только физическое устранение оградит других людей от нее.
— Почему вы считаете ее опасной?
— Потому что с некоторыми нашими однополчанами произошли несчастные случаи, некоторые с трагическим исходом. Мы долго не знали об этом. Но позднее вскрылось, что их перед трагедиями посещала Катерина. Предпоследний ее визит был к Владу Тихомирову, после чего начался пожар. Тогда мы сопоставили факты и поняли, что все ситуации спланировала она.
— Но почему?
— Не знаю и не понимаю.
— Может, вы чем-то обидели ее?
— Не могу ответить на этот вопрос. Я сколько ни силился — не могу вспомнить, что мы сделали такого, чтобы настолько жестоко нам мстить. И Влад тоже, — добавил он.
— Расскажите о вашем случае.
— Она приехала ко мне вечером. Объяснила, что проездом в Москве и негде остановиться. Мы накрыли стол, поужинали, я постелил ей в отдельной комнате, потом, кх-кх, ну ладно! Это неважно…
— Что неважно? — спросила я. — Поподробней, пожалуйста.
— Она пришла ко мне ночью и ну, как бы так выразиться… — замялся Федор.
— Предлагала себя, — подсказала я.
— Да! Я сказал, чтобы она шла спать, что мы с ней коллеги и друзья.
— В общем, вы ее отвергли?
— Вроде того.
— И что потом?
— Мне показалось, что она разозлилась.
— И?
— Утром я проснулся в полувыгоревшей квартире, причем пожар начался с маминой комнаты. Мама умерла от ожогов дыхательных путей. Кэт исчезла.
— Вы поняли, что это она устроила пожар?
— Не сразу. Пока хоронил маму, я погрузился в свое горе и не думал о Кэт. Почти забыл о ней. На меня во время пожара упала горящая дверь. Обгорело лицо, я лечился. А через два месяца позвонил Влад. Он единственный из нашей команды, с кем я дружил. Он просил приехать на похороны жены. На похоронах я сказал, что тоже потерял маму, начал рассказывать об этом. И оказалось, что у Влада все было точно так же: Кэт приехала поздно ночью, предлагала себя Владу, тот отказался. А позднее начался пожар. Влад проснулся раньше, чем я. Поэтому сам меньше пострадал и дочь спас, но жену спасти не удалось. У нее были проблемы с ногами: она почти не вставала с постели и спала отдельно.
— Вы говорили, что есть и другие пострадавшие?
— Когда мы с Владом поняли, что Кэт за что-то мстит нам, мы начали разыскивать всех из нашего отряда специального назначения. Всего нас было девять человек. Кэт уволили. Я и Влад ушли на пенсию: у меня мама болела, у жены Влада были неудачные роды. Как я уже говорил, она почти не могла ходить, за ней нужен был уход.
— Один вопрос: вы сказали, что Кэт уволили из армии. Почему?
— За аморальное поведение.
— За что конкретно?
— За неуставные отношения с сослуживцами.
— Как это?
— Давайте я расскажу все с начала.
— Конечно! Слушаю вас.
— Кэт попала к нам по контракту. Известно ли вам, что в спецназ берут самых надежных, самых сильных, бесстрашных, выдержанных, морально устойчивых? В последние годы ряды спецназовцев пополнялись за счет контрактников. Поскольку эти люди не обучались в военных учреждениях, не формировались в строю, бою, не жили по кодексу чести спецназовца, то и требования по отбору контрактников были невероятно завышены. Поэтому, когда к нам пришла Кэт, мы, мягко говоря, обалдели. Прежде всего, она — женщина, во-вторых, красивая, да еще и контрактница. Что от нее можно было ожидать — неизвестно. Мы подумали, что это какая-то ошибка, которая скоро вскроется, и Кэт заберут от нас. В армии приказы не обсуждаются, поэтому пусть пока каши варит и борщи, решили мы. Она готовила нам еду и не спорила. Мы привыкли к ней и перестали относиться с настороженностью. Ежедневно у нас были отработка полученных навыков: тренировки, марш-броски, прыжки с парашютом и тому подобное. Кэт лишь наблюдала за нами со стороны. Но однажды, когда мы устроили соревнование на количество отжиманий, она подошла к нам. В тот день лидировал Макс Зотов. Мы уже начали поздравлять его с победой, когда Кэт сказала: «Считайте!» Она начала отжиматься! Это был не человек, а машина, не знающая усталости! Мало того, что она проделала это бесчисленное количество раз! Она еще и хлопала между отжиманиями! Мы были потрясены. Женщина утерла нос бойцам-мужчинам. Ее авторитет вырос. Мы стали с ней общаться на равных. Позднее мы смогли убедиться, что она была достойным товарищем, надежным и невероятно выносливым. Ее силе могли позавидовать многие мужчины — даже из нашего отряда. Но работа спецназа связана не только с запредельными физическими трудностями, но и с психическими перегрузками. Соприкосновение со смертью, то, с чем может столкнуться солдат в бою. Он должен правильно реагировать на мертвое тело противника, товарища или заложника. В программу учебного процесса боевой подготовки заложено посещение моргов. Это важный момент психологической закалки бойца. Вот после одного такого посещения у Кэт что-то «заклинило»: она вышла из морга другим человеком. В ее глазах поселился нездоровый блеск и хитрость психически больного человека. Когда она так смотрела, у нас по телу пробегала дрожь. Потом началась «сексуальная революция»: Кэт вдруг вспомнила, что она женщина и что ее окружают мужчины. Она распространяла сексуальные флюиды на окружающих такой силы, что мужики непроизвольно заводились. Сначала она остановила свой выбор на Максе, потом был Петр Оленин, а потом пошло-поехало. Начались склоки, мордобой. Бывшие товарищи смотрели друг на друга с ненавистью. Каждый из них был готов убить, только не противника, а своего же коллегу. Обстановка становилась критической. Те, кто не клюнул на прелести Кэт, подняли вопрос об ее увольнении или переводе.
— Вы к какому лагерю примкнули?
— Я из тех, кто не спал с ней.
— Почему? Она ведь очень красивая!
— Во-первых, мне было неприятно делить женщину еще с кем-то. Во-вторых, видел, что творилось с ребятами. Не хотел пополнять их ряды.
— Сколько же вас было?
— Поровну. Четверо — любовники Кэт, четверо — противники этих отношений.
— Я так понимаю, вам удалось добиться ее увольнения.
— Да. Мы написали рапорт в часть. Некоторым «влюбленным» промыли мозг и кое-как привели в чувство. Рапорт был подписан шестью бойцами. Состоялась негласная проверка: всех по очереди вызывали в штаб для выяснений. После расследования пришел приказ об увольнении Кэт.
— А почему вы называете ее Крысой?
— Потому что она оказалась так же хитра и коварна, как этот зверек! Кэт стравливала мужиков и любовалась, как они готовы были растерзать друг друга из-за нее. Ей это нравилось. Мы просили ее прекратить травлю, успокоиться — она только хищно скалилась. В тот момент ее лицо напоминало мордочку крысы. Она уже не казалась красивой, а лишь мерзкой и коварной, как этот грызун. Однажды кто-то так и сказал: «Кэт, ты не кошка, ты — крыса!» Это прозвище прижилось. Оно больше отражало ее сущность.