— Ничего себе! Ты сейчас уже взрослая. Как думаешь, что бы это значило? — спросил Федор.
— Думаю, приставал он к ней, — высказалась Настя.
— Отец?! — возмутилась я.
— Так он ей и не отец был, а отчим. Опарыш вонючий! Я не помню, как они раньше жили до него. Но, сдается мне, он мать Катькину окончательно споил. Она такая страшная была, вы бы видели!
— А как же органы опеки, участковый? — не унималась я.
— Ой, не смешите меня! Весь поселок так живет. С кого начинать?
— Мы заметили, что многие пьют, — высказалась я.
— Что еще делать?
— Может, работать? — предложила я. Я себя без работы вообще не представляла.
— Где? Мужики на бетонке работают. Но она тоже не резиновая. Кто в Москве подрабатывает, но там наших не очень-то жалуют. Рылом не вышли. Тетки — все на птицефабрике. Я тоже там почти десять лет проработала. Знаете, какая там зарплата?
Мы мотнули головами.
— Хм, аж восемь тысяч рублей! — развеселилась Настя. — Мне этих денег хватало, чтобы за свет заплатить, газовый баллон да мешок картошки купить, еще кое-какие продукты и в секонд-хенде прибарахлиться. Но теперь я и там не могу работать. Вот скоро картошка кончится, тогда хоть по миру иди или помирай. Батю жалко, он без меня совсем пропадет. Уж шибко пьющий.
— Так может, подучиться где, профессию какую получить? — предположила я, рискуя навлечь на себя гнев хозяйки.
Она не рассердилась, а посмотрела на меня с сожалением.
— Кто бы отказался?! А денег где взять? Чтобы в Москву ездить, начальный капитал нужен, — пошутила она и улыбнулась. Неожиданно у Насти оказалась очень приятная улыбка, ровные зубы, а опухшие глаза лукаво заискрились.
— Тебе идет, когда ты улыбаешься, — подметила я.
— Знаю. Я люблю посмеяться. Только с каждым годом все меньше хочется, — грустно улыбнулась она.
— Может, тебя бы и взяли где, раз ты не пьешь? — предположил Федор.
— В нашем поселке без водки с ума двинешься. Скучно без водки и грустно. А я вот пить не могу вообще: как родителей своих вспомню, до каких чертей допились, так в горло не льется. Мамка от водки рано померла, сердце схватило с похмелья. И все, привет…
Значит, Настин оптимизм при встрече был напускным. Вовсе не сладко ей живется, и она объективно оценивает происходящее.
— Ты же говорила, что у тебя жизнь ничего, не жалуешься, — напомнила я.
— Так а что толку-то жаловаться? От нытья житуха красками не заблещет.
Настя оказалась приятной девушкой: не глупой, не злой, с чувством юмора, довольно расторопной и одинокой.
— Ладно, понятно. Расскажи о Костровых, — вдруг отрезал Федор. Не ожидала от него такой непоследовательности. Даже жаль Настю. Только разоткровенничалась, а он грубо прервал ее. Она не обиделась, лишь едва заметно вздохнула.
— Я, в общем, уже все рассказала. Плохо они жили. Девчонок жаль, они были красивыми, добрыми и несчастными, а Машуня очень хорошенькая, прям куколка.
— Сестры были похожи? — спросила я.
— Да, Машуня была маленькой копией Кати. Наверное, у них мать была красивая. Я-то ее помню уже спившейся.
— Как произошел пожар? — спросил Федор.
— Не знаю. Я проснулась, когда уже все полыхало. Катька и Маша стояли во дворе. Маша плакала, а Катька молча смотрела. Какие-то вещи и документы она успела вынести. Пока пожарка приехала, в доме все выгорело.
— Почему начался пожар?
— Не знаю. Да и какая теперь разница! Девчонки остались без дома и без родителей. Потом их отправили в интернат. Они приходили ко мне прощаться.
Держись, Настена! — сказала мне Катя, — Учись читать, я тебе письмо напишу! Но так и не написала. Вот и все.
За дверью послышался грохот.
— Блин! Батя проснулся, вы не пугайтесь, он добрый.
Дверь с шумом распахнулась, и показался худой, беззубый, потрепанный мужичок.
— О, какие люди! — радостно произнес отец Насти. — Я сердцем почуял — гуляют тут без меня!
— Батя, это Алиса и…
— Федор, — подсказала я.
— Оччч приятно! А я — Владимир Ильич, — еле выговорил он свое имя, — в честь Ленина, во как!
Федор пожал ему руку. Владимир Ильич выглядел польщенным.
— Айн момент, — сказал он и вышел за дверь.
— Ну, теперь поговорить не удастся… — резюмировала Настя. — Щас разговоры про жизнь начнутся. Потом, может, даже частушки петь начнет. Потом мамку мою вспомнит — плакать будет, потом опять спать пойдет. Он хороший, батя мой, только больно слабохарактерный. У нас первой мать пить начала. Вроде помаленьку, с портвейна. За несколько лет совсем скатилась. Он с ней сначала ругался, а потом и сам пристрастился. А уж когда она померла двенадцать лет назад, ушел в запой да так и не выходил ни разу.
Вернулся Владимир Ильич со стулом и каким-то сорняком в руке.
— Вот, — сказал он довольный, — цветы! Так красивше!
Настя вздохнула, достала из тумбочки пустую бутылку и поставила в нее «цветы».
— Ну че, за знакомство?! — спросил Владимир Ильич и шумно вздохнул.
— Вам нальем, — сказал Федор, — а мы не будем.
— Как так? — удивился Настин отец.
— Я за рулем, Алиса не пьет!
— Как Наська что ли?! — спросил батя.
— Да.
— Тогда понятно! Уважаю! Ну, наливай!
Настя, видимо, настолько прочно зарекомендовала себя непьющей, что это даже не обсуждалось. Какая умница!
Федор налил почти полный стакан водки. Владимир Ильич одобрительно кивнул, трясущимися руками поднес стакан ко рту, оттопырив мизинец, галантно промолвил:
— За дам!
Шумно и с удовольствием выпив до дна, крякнул и понюхал свой рукав. Двумя пальчиками взял кусочек колбаски, быстренько проглотил его и, потерев ладоши, произнес:
— Между первой и второй, как водится…
— То есть еще налить? — уточнил Федор.
— Ну, так положено.
Федор вопросительно посмотрел на Настю. Та расстроенно кивнула. Федор налил еще. И снова все повторилось. Так продолжалось, пока не кончилась бутылка.
— Начать и кончить! — подвел очевидный итог Владимир Ильич заплетающимся языком. — Может, еще чинарик раздавим?
— Все, батя, хватит! Давай поешь, и спать иди! — скомандовала Настя.
— Ты, Наська, не ори! Видишь, как она со мной, — обратился он к Федору, — а вот покойная Валюха, бывало…
— Все, началось!.. — вздохнула Настя.
— Валюха так меня любила, знал бы ты, как она меня любила! Да что ты понимаешь?! — махнул он. — Никто меня не понимает… Пойду к Ленчику.
— Вот и хорошо, батя. Сходи! — поддержала его дочь.
— Ленчик не то, что вы! Он с понятием. Щас ему гостинца возьму и пойду.
Он собрал со стола все, что попалось под руку, скинул в пакет и вышел.
— Разве он сможет идти? — удивилась я.
— Пока пьяный — он все может. Это когда выпить нечего, у него все болит и ноги не ходят. А сейчас ему все нипочем.
— Надо же!
— Что ж, пойдем, Алиса! — сказал Федор.
— Я провожу вас! — предложила Настя.
Мы вышли во двор. Я вдохнула полную грудь чистого воздуха.
— Классная у вас тачка! — восхитилась Настя, увидев «Ленд Крузер». Какой движок? Полноприводная?
— Ты что, в машинах разбираешься? — удивился Федор.
— Да, люблю в железках ковыряться. Только я в основном мотоциклы чиню. Правда, за бесплатно.
Лицо Федора выразило изумление.
— Вот как?! И какие же ты марки чинила?
— Да любые. Кто какие пригонит — такие и чиню. Иногда из нескольких один приходится собирать. Но ничего, гоняют!
— Ну ты даешь! Так вот тебе и профессия! Что ж ты на птицефабрике мучилась, если с техникой на «ты»?
— Так говорю же вам, что неприбыльное дело. Обычно бутылку дают — бате на радость. Иногда бензину нальют, тогда я могу на своем моцике погонять.
— У тебя и мотоцикл есть? — еще больше удивился Федор.
— Да! Вон в сарае стоит. Единственная ценность, которую батя не пропил. Я ему пригрозила, что только пальцем его тронет, я от него навсегда уеду и забуду, где живет. Как видите, пока боится.
— Пойдем, покажешь своего коня! — предложил Федор.
Мы прошли к низенькому сарайчику. Настя открыла замок и вывела стальное чудо. «Наверное, остался еще от дедушки», — усмехнулась я про себя.
— Вот он! Наследство от деда, — подтвердила она мои догадки.
Федор начал осматривать раритет, куда-то заглядывать, что-то отвинчивать и задавать вопросы. Настя ему отвечала со знанием дела. Они начали активно что-то обсуждать на понятном им языке. Беседа была оживленной. Мне из их диалога ничего не было ясно, поэтому я отошла и с грустью смотрела в сторону двора Костровых. Ужасная участь у девочек. Смерть родителей, детский дом, разлука Кэт с Машей, потом гибель Маши. Может, тогда Кэт помешалась? Вон и доктор говорил, что у нее мания поджога. Очевидно, что зародилась эта нездоровая страсть после того, как сгорел ее родной дом.
Подошел довольный Федор.
— Алиса, у меня есть идея! Эта Настасья просто находка, мы можем быть одинаково полезны друг другу. Настя, подойди сюда!
Она подошла и настороженно посмотрела на него, видимо, в предчувствии перемен.
— Настя, я нашел тебе работу!
— Когда, то есть где?
— Сейчас, в автомастерской, — сообщил ей Федор, — там и каморка есть, пригодная для жилья, с телевизором, чайником, плитой и прочим. Значит так, вот тебе три тысячи. Купи дешевенький телефон для связи. Как доберешься, позвони мне. Остальные деньги на дорогу: автобус, метро. Купи таблетки от аллергии, не жадничай. Так, теперь по работе: пока на подхвате будешь — принеси-подай, убери-приготовь. А там опыта наберешься, и, может, карьеру сделаешь. Зарплата пока двадцать тысяч. Дальше — по способностям. Что скажешь? Рискнешь?
— Да мне такое и не снилось! А вы не шутите?
— Нет, конечно! Сейчас адрес мастерской и телефон свой напишу, ребят предупрежу. Можешь смело ехать. Согласна?
— Когда приступать? — как-то по-военному подобралась Настя.
— Сколько тебе времени нужно на сборы?
— Да я хоть сейчас! Только батю нужно отловить и предупредить, а то он соображать только завтра сможет. Поэтому я завтра и выеду. Можно я своим ходом доберусь на «Кирюшке»?