Вечером мы улетали в Москву. Майкл провожал нас. Изредка он смотрел на меня с сожалением, когда мы прощались, он сказал:
— Надеюсь, ты передумаешь!
— Спасибо, тебе! Ты хороший друг! — я особо подчеркнула последнее слово. — Желаю тебе удачи!
Дядя Веня суетился вокруг меня, как возле фарфоровой куклы: поддерживал на эскалаторе, подавал везде руку, отобрал мою небольшую дамскую сумку. От такой опеки я быстро устала, когда мы заняли свои места в самолете, я сказала:
— Дядя Веня, я не инвалид, а беременная! Не стоит так меня опекать.
— Я теперь не могу не переживать за тебя. Вдруг что-то случится!
— А еще говорят, что беременные мнительные… Ничего не случится! — твердо сказала я ему.
— Ну, если ты обещаешь, — кажется, от моих слов он успокоился.
Я кивнула.
— Жаль Майкла, да? — спросил он меня.
— Не начинайте! Он хороший человек, поэтому у него все будет хорошо.
— Ага, попадется ему какая-нибудь американская Барби-эмансипе, и пропадет он ни за грош. Не то, что наши русские девушки — душевные, понимающие.
— Не утрируйте, везде есть стервы.
— Это точно! — согласился он. — Ладно, теперь о приятном. Мало того, что в нашем коллективе скоро прибавится, — он кивнул на мой живот, — так мы еще обогатились и в материальном отношении. Если вычесть все расходы и налоги, в чистом виде у нас останется восемьсот тысяч долларов. Каково? Сам потрясен. Говорят, Бог дает детей — Бог дает и на детей!
— Вот, кстати, о детях. Я бы хотела учредить фонд помощи детям-сиротам и отдельно взять шефство над детским домом, у меня уже есть на примете.
— Серьезно? Молодец, Алиска! Прилетим, займусь этим вопросом. Я уже и название придумал для фонда.
— Какое?
— «Алиса». Классно звучит?! Раскрутим его, привлечем известных людей и будем добрые дела творить. Будет мне еще занятие, а ты пока со своим малышом повозишься.
— Спасибо, что поддержали!
— Ты что, меня не знаешь?
— Я и не сомневалась.
Когда я добралась домой, было два часа ночи по московскому времени, и я не стала звонить Федору. Проснулась я от тошнотворного запаха, исходящего из кухни. Я быстро спустилась на первый этаж, желая срочно избавить дом от этой вони. Оказалось, это Галина хозяйничала на кухне.
— Алиса Павловна, здравствуйте! Надеюсь, я вас не разбудила. Видела, что вы приехали, вот блинчики готовлю с грибами.
— Галина, прошу вас, включите вытяжку. Ваш жареный лук невыносимо воняет! — едва сдерживая тошноту, попросила я ее вместо приветствия.
— Так мне для грибов нужно немного, а вытяжка включена давно, — удивилась Галина.
— Ну, не знаю, вы никогда так не готовили, сегодня просто дышать нечем. На вас как-то не похоже, — раздосадовано сказала я и развернулась, чтобы уйти.
— Не знаю, все как обычно, — оправдывалась Галина.
Вдруг она забежала вперед меня, вперилась в меня немигающими глазами, изучила мое недовольное лицо и, вплеснув руками, заохала:
— Так вы что, того? Ну, надо же! Вот это номер!
— Ой, я вас прошу, мне не до ваших ребусов, Галина, меня сейчас просто вырвет от этого отвратительного запаха, даже голова разболелась.
— Точно того! — обрадовалась она. Нет сомнений! — утвердилась Галина в своей мысли.
— Что того? — я едва сдерживалась от позывов к рвоте и раздражения на Галину.
— Беременная? — с придыханием произнесла Галина.
— Кажется, да! Как вы так сразу определили?
— Беременные не выносят запаха жаренного лука, — пояснила она.
— Серьезно? Ой, не могу! — я ринулась в туалет.
Когда я, измученная, выползла из санузла, Галина подхватила меня под руку и потащила к дивану.
— Вы моя хорошая, идите прилягте. Видимо, не зря вам был послан Федор. Теперь у вас ребеночек будет, плохо женщине не иметь детей. Картины — это хорошо, а ребеночек — еще лучше. А он знает?
— Нет, я сама только недавно догадалась. Не хочу Федору говорить, чтобы он не думал, что я хочу женить его таким образом, пусть сам решит, без лишних аргументов с моей стороны.
— Правильно, так вернее будет! — поддержала она меня. — Боже, ну какая радость!
У Галины были взрослые дети, которые не спешили порадовать ее внуками: наверное, она тоже скучала по материнству. Поэтому радость ее была неподдельной.
— Как вы тут? — спросила я Галину, удобно устроившись на диване, обложенная подушками.
— Ничего. Федор Иванович звонил, интересовался, нет ли от вас известий, беспокоился.
Надо же, я ведь ему ни разу не позвонила! Мне казалось, раз я постоянно думаю о нем, то он как будто рядом и в курсе всех моих дел. Да и сообщать по телефону то, что я узнала о Кэт, немыслимо. Такие страшные вещи рассказывают с глазу на глаз. А о своем положении пока умолчу. Тогда в ресторане Федя сказал мне много приятного — на мой взгляд, даже не совсем объективного, но он не сказал самого главного, что он любит меня. По смыслу было понятно, что он не хочет со мной расставаться, но конкретного предложения о замужестве от него не поступило.
— Галина, представляете, Майкл сделал мне предложение, — решила я узнать, что она думает по этому поводу. Выводы Галины всегда интересны. Тем более она знала, кто такой Майкл, видела его фото.
— Надо же — то ни одного, то все сразу!
— А кто сразу-то? — удивилась я.
— Ну как же: Кока пока есть — раз, Майкл сподобился — это два, и Федор в процессе — это три. Косяками поперли! — пошутила она.
— Скажете тоже, — я немного смутилась и рассмеялась.
— Так вы будете блинчики? Или что другое?
— Блинчики — да, но только не с грибами, вот со сметанкой магазинной в самый раз.
— Зачем же магазинную? Я схожу к тете Вале и куплю деревенской.
— Деревенская жирная, а магазинная кисленькая — то, что надо.
— О, началось! — засмеялась Галина.
После завтрака я решила позвонить Федору. Я оттягивала этот момент, потому что мне вновь предстояло окунуться в расследование, которое становилось все неприятнее и обрастало страшными подробностями, а мне хотелось насладиться своим новым положением, тем более Галина так мило за мной ухаживала. Но позвонить я не успела — Федор сам возник передо мной, стоял и смотрел на меня вопрошающе и с осуждением, а я изучала его другими глазами, смотрела, как на отца своего ребенка. Поглазев, таким образом, пару минут, мы бросились в объятия друг друга.
— Как я соскучился! Как я соскучилась! — сказали мы одновременно.
— Что, совсем не было времени мне позвонить? — спросил Федор с укором.
— Вроде бы и было, но в те минуты звонить не могла по разным обстоятельствам.
Пока он не успел огорчиться, я сообщила:
— Я нашла Гарденов! Ты разговаривал с заведующей?
— Да, она сказала, что тот «дедушка» был не родным, а приятелем настоящего деда Костровых, что он якобы жалел девочек и хотел их навещать. Обещал найти возможность и забрать Катю к себе, что было непросто в силу его возраста. Катя признала его и называла «дедушка Игорь». Елена Владимировна записала его данные на всякий случай, но они не сохранились. Поскольку дед вел себя прилично и за территорию внучку не выводил, у нее не было повода подозревать его в чем-то. Вот, в общем, и все. По факту есть только имя — Игорь, но это все, как искать дальше — неизвестно. А что с Гарденами?
Я рассказала подробно о визите к американцам.
Федор, едва сдерживая себя от ярости, уточнил:
— Ты уверена, что их рассказ — правда?
— Абсолютно! Они не врали.
— Какие же есть скоты на земле! — он стукнул себя по коленке. — Задушил бы!
— А Кэт сожгла, — напомнила я.
— Я абсолютно ее поддерживаю, я бы стоял рядом и смотрел, как горит эта сволочь, еще бы и дрова подбрасывал.
— Американцы сказали, что она сожгла свою мать, — напомнила я ему.
— После всего, что ей довелось испытать, она явно повредилась рассудком. Мы не сможем понять, какие чувства ею руководили.
— Вот только все в один голос, и ты в том числе, твердят, что она была нормальной долгое время.
— Думаю, без вмешательства доктора здесь не обошлось, гипноз и все такое. Но не мог же он контролировать ее почти двадцать лет. Нужно съездить и вывести этого светилу на чистую воду, если он еще жив.
— Едем! — решилась я.
Профессор Цихерман Игорь Самуилович проживал в дорогущей высотке в центре Москвы. Думаю, его квартира стоила не меньше, чем квартира Гарднеров, если не больше. Правда, швейцар нас не встретил, но только этим квартиры и отличались. Зато был неприступный консьерж, который долго не хотел нас пускать. Но, о чудо, какое-то удостоверение Федора и взятка в две тысячи рублей смогли растопить его каменное сердце. Русское взяточничество неистребимо!
На восемнадцатом этаже были всего лишь две квартиры. На одной из них висела табличка с именем и регалиями профессора. Дверь нам открыла молодая симпатичная горничная.
— К Игорю Самуиловичу! — строго сообщил ей Федор и быстро вскинул удостоверение.
— Проходите. Как вас представить?
— Майор Добрынин с супругой, — деловым тоном представился он.
— Присядьте! — она указала нам на старинные диваны.
Когда горничная ушла вглубь квартиры, я спросила:
— Ты что, майор?
— Да.
— А что это за удостоверение?
— Пенсионное, вставленное в красную обложку, не первый раз так предъявляю, и всегда производит впечатление. На фото я в военной форме, русским людям этого достаточно, они никогда не читают, что там написано.
Я хотела задать еще один вопрос, но не успела — вернулась горничная.
— Проходите, Игорь Самуилович ждет вас.
Она жестом предложила нам следовать за ней. Мы все шли и шли, даже Гарднеры бы позавидовали размаху и шику, с которым жил профессор, а мы же вертели головами, как в музее. Много картин, подозреваю, подлинников, много антикварной мебели, лепнины, позолоты, бархатных штор, дверей с вензелями и натурального камня. В какой-то момент мне показалось, что я в Петродворце: слишком уж много было в этой квартире исконной старины. Наконец горничная остановилась перед дверью и постучала в нее. Наверное, ей ответили — я лично ничего не услышала. Она отворила нам ее и жестом предложила войти.