Я отошел в сторонку и так надавил на кнопку рации, что едва не сломал зуб.
– Капитан Тремэрн слушает.
– А бедолага Джим ди Гриз говорит. Вы все поняли?
– Да, мы вели наблюдение. Я слышал, как ты просил опознать находку по фото. Полагаю, безрезультатно?
– Вы правильно полагаете, о владелец далекого неземного голоса. А теперь слушайте. Необходимо изменить план. Разрабатывая операцию, я исходил из допущения, что на этой убогой планетке существует цивилизация или хотя бы ее смутное подобие. Я собирался гастролировать, заодно шпионить. И просчитался.
– Да, тебе в надлежащее время не предоставили исчерпывающих сведений. Сочувствую. Ты и сам теперь в курсе: информация о планете практически целиком засекречена.
– Теперь-то я в курсе, но все равно мой замысел не выдерживает критики. Было бы куда больше проку, если б мы нагрянули сюда под видом космических десантников. Пока ни одна встреча с аборигенами не обошлась без попытки перерезать нам глотки. Каждая наша неудача – на совести твердолобого адмирала Бенбоу. Он не пожалел труда, чтобы втереть мне очки. Или вы так не считаете?
– Как должностное лицо при исполнении служебных обязанностей, я не вправе обсуждать компетентность начальства. Но вынужден признать, что офицер, готовивший вас к заданию, был, если можно так выразиться, скуповат на информацию.
– А еще – на отпущенный мне срок. Известно ли вам, что через девятнадцать дней я сыграю в ящик от яда замедленного действия?
– Увы, я осведомлен. И ты ошибаешься – осталось восемнадцать дней. Похоже, ты потерял счет времени.
– Восемнадцать? Вот спасибо! Что ж, коли так, мне тем более не обойтись без вашей помощи. Нужен транспорт.
– Нам запрещены любые контакты с населением.
– Я только что отменил этот запрет. Вы утверждали, что возглавляете комиссию и хотите многое изменить к лучшему. Вам и карты в руки. Для начала спустите катер. И тогда за оставшиеся дни я смогу посетить гораздо больше племен баракозьих пастырей.
– Ты подталкиваешь меня к нарушению приказа. Так и по фуражке можно схлопотать.
– Экое горе!
Пауза в моем черепе затягивалась. Я ждал. Пока не услышал звук, в котором безошибочно узнал вздох.
– Ладно. Надеюсь, в наши дни хороший специалист и на гражданке без работы не останется. Катер сядет после захода солнца. Если с земли его не заметят, может, обойдется и без отставки.
– Тремэрн, вы отличный парень. Спасибо от всей души.
Насвистывая мелодию из «Шведского чудовища», я возвратился к спутникам.
– Джим, ты чудо! – сообщила Мадонетта, обнимая меня и целуя. – Лучше плохо лететь, чем хорошо идти.
Флойд радостно кивнул и тоже полез обниматься.
– Руки прочь! – закричал я. – Ладно девчонки, но с бородатыми мужиками я не целуюсь. И вообще, хватит дурака валять. Сейчас немного увеличим расстояние между нами и религиозными психами – на случай, если они решат вернуться. Потом отдых до темноты. У меня предчувствие, что ночка нас ждет та еще.
Глава 11
– Джим, просыпайся. Уже совсем темно.
Я почти обрадовался ласковой руке Мадонетты – она вытащила меня из кошмара. Скользкие щупальца, выпученные глаза. Брр, приснится же такая мерзость! Трагический финал, до которого осталось восемнадцать дней, все-таки закрался в подсознание.
Я сел, зевнул, потянулся. С великой неохотой солнце наконец-то спряталось за горизонтом, оставив лишь меркнущую ленточку. Проявлялись довольно невзрачные и к тому же малочисленные созвездия. Очевидно, тюремная планета обреталась где-то на задворках Галактики.
Внезапно звезды померкли, и к нам с небес двинулся на антигравитационной тяге темный силуэт. Когда катер сел и мы приблизились, открылся люк освещенной кабины.
– Погаси свет, пентюх! – крикнул я. – Ты что, решил испортить мне ночное зрение?
Пилот повернулся вместе с креслом и натянуто улыбнулся:
– Простите, капитан. Пентюх – всего лишь метафора.
– Целиком признаю свою оплошность. – Тремэрн похлопал себя по электронному глазному яблоку. – С этими штучками совсем разучился отличать день от ночи. У меня лучшее ночное зрение на флоте, и я решил сам вести катер.
Он погасил лампы, оставив на борту лишь аварийное освещение – чтобы я не залез впотьмах куда не следует. Я сел в кресло второго пилота и пристегнулся.
– Что ты задумал? – спросил он.
– Ничего сложного. Скажите, вы знаете расположение всех баракозьих отар?
– Да, они на учете у бортового компьютера.
– Чудненько. Пускай компьютер займется топографией и проложит курс, чтобы мы в кратчайшее время облетели все отары. Тактика простая: садимся в сторонке, берем потихоньку языка и показываем ему фото. Если он не узнает находку, летим к следующему стаду.
– На вид и впрямь несложно и практично. Ремни пристегнул? Летим к первой отаре.
Нас вдавило в спинки кресел. Катер набрал высоту и понесся по проложенному компьютером курсу. Потом он сбросил скорость и барражировал на малой высоте, пока Тремэрн вглядывался во мрак.
– Ага, вижу человека, – сообщил он. – Вон там, на дальнем краю стада. Не то пасет, не то просто не дает разбрестись. Есть предложение: я подберусь сзади и скручу его, а ты допросишь.
– Подберетесь в темноте? Скрутите вооруженного охранника?
– Послушай, где я, по-твоему, обзавелся этими зенками? На оперативной работе. Сказать по правде, люблю тряхнуть стариной.
Оставалось только согласиться. Час от часу капитан нравился мне все больше. С таким союзником можно горы своротить. Во всяком случае, сберечь немало времени – если он и вправду такой орел, каким себя выставляет. Кое-какие сомнения имелись, но я держал их при себе. Как ни крути, это был седой инвалид, столоначальник в погонах, у которого давно истек срок годности.
Скоро я лишний раз убедился, что не всегда качество товара соответствует упаковке.
Посадив катер, Тремэрн выскочил и исчез в темноте. Не прошло и тридцати секунд, как я услышал тихий зов:
– Готово. Можно включить свет.
Я зажег фонарик и в кромешном мраке под почти беззвездным небом увидел двух человек, стоящих вплотную друг к другу. У пастуха были выпучены глаза и разинут рот, но рука, сжавшая его шею в железном захвате, не давала крику вырваться. Я покачал фонарем под носом у кочевника.
– Внемли мне, горе-пастух! Рука, сжимающая твое горло, может запросто убить тебя. Потом мы умыкнем стадо и до конца дней своих будем лакомиться шашлыками из баракозлятины. Но я готов пощадить тебя. Сейчас нукер уберет руку с твоей грязной шеи, и ты не закричишь, если не хочешь умереть. Ты будешь тихо отвечать на вопросы.
Он заперхал, потом застонал:
– О, демоны ночи! Отпустите меня, не убивайте, скажите, что вы хотите услышать, а потом убирайтесь в нечестивые глубины, из коих сбежали!
Я протянул руку, схватил его за нос и с силой крутанул:
– Заткнись. Открой глаза. Посмотри на фотографию. Отвечай. Ты когда-нибудь видел эту вещь?
Я поднес снимок к его лицу, посветил. Тремэрн чуть напряг мускулы – и язык простонал:
– Нет… ни разу… не помню…
Он забулькал, потерял сознание и рухнул наземь.
– Интересно, эти баракозьи пастухи когда-нибудь моются? – спросил Тремэрн.
– Только в високосные годы. Летим дальше.
Мы довольно быстро отработали процедуру. Тремэрн сажал катер и десантировался первым. Обычно к тому времени, как я выбирался из кабины, все уже было готово.
В ту ночь немало испуганных пастухов уснуло крепким сном, взглянув предварительно на фотографию находки. Я дремал между высадками, сотрясая катер храпом и тяжкими вздохами. Капитан не знал усталости и после одиннадцатого допроса выглядел совершенно свежим. А мне казалось, что этой ночи не будет конца.
Устрашая тринадцатого кочевника, я едва не упал в обморок. Тринадцать – несчастливое число, но мы его преодолели и отправились дальше. И снова пара вытаращенных глаз воззрилась на нас по-над клином нечесаной бороды.
– Гляди! – прорычал я. – Отвечай! И учти – стоны за ответ не считаются. Видел когда-нибудь эту хреновину?
Вместо того чтобы застонать, этот закулдыкал и вскрикнул от боли. Тремэрн сильнее заломил ему руку. Было похоже, что железный капитан начинает терять терпение.
– Отродье демона!.. Творенье шайтана!.. я предостерегал, но они не внимали… Могила! Могила!
– Что он лопочет? – спросил Тремэрн. – Ты хоть что-нибудь понимаешь?
– Капитан, у нас есть надежда. Если это не соучастник, то, по крайней мере, свидетель. Эй ты! Гляди! Видел раньше?
– Я ему рек: не касайся, ибо смерть и проклятие приидут вослед…
– Значит, видел. Ладно, капитан, отпустите его руку, но будьте начеку.
Я выудил из кармана горсть серебряных цилиндров – местных денег. Дал им поблестеть под лучом фонаря.
– Гляди, вонючка, федхи, и все – твои. – Это мгновенно привело парня в чувство, но я сжал кулак, когда он протянул лапу. – Твои, но при условии, что ты ответишь на пару-тройку простеньких вопросов. А если ответишь правильно, то вдобавок останешься цел и невредим. Ты видел эту вещь?
– Они сбежали. А ее мы нашли на корабле. Я к ней прикасался! Мерзость! Мерзость!
– Хорошо поёшь. – Я пересыпал в поджидающую руку половину монет. – А теперь вопрос на десять тысяч федх. Где она сейчас?
– Продали, продали нечестивцам… райцам. Может, на них падет проклятие, вечное проклятие…
Нелегко было вытянуть из него все подробности, но мы в конце концов справились. Вылущив правду из вороха всяческих проклятий и поношений, мы поняли, что имеем дело с самой заурядной продажей краденого. Фундаменталисты видели, как садился корабль, и напали, едва открылся люк. Пока ученые спасались бегством, пастухи носились по отсекам и швыряли за борт все, что могли поднять. В том числе выволокли и контейнер с находкой, но раскурочить его сумели далеко не сразу. Наконец они управились с этой работенкой и стали ломать головы: что ж это за дьявольщина такая и как с ней быть? Неведение, как известно, порождает страх. Поэтому они отвезли диковину в Рай, где можно сплавить все, что угодно. Конец.