Темпоральная спираль освободилась. ЕГО яростные крики оборвались, и ОН исчез из виду В тот же миг свет изменился, стал сумрачным. За окнами посерело. Я уже видел такое в самом начале, во время темпоральной атаки на лабораторию. Лондон, весь мир снаружи больше не существовали. Не существовали в этой точке пространства и времени. Здесь был только кафедральный собор, кратковременно удерживаемый фиксатором времени.
ОН победил? Я почувствовал первый признак тревоги — должно быть, действие наркотиков проходило. Я внимательно вглядывался, но в полутьме было почти невозможно рассмотреть показания индикаторов. Изменилось ли показание одного из них перед включением спирали? Я не был уверен. Да это и не имело значения, по крайней мере, для меня. Для меня не имеет никакого значения, каким будет будущее — адом или раем. С возвращением эмоций мне стало интересно, будет ли существовать мой мир, появится ли Специальный Корпус и родится ли моя Ангелина. Мне этого не узнать. Я резко дернул за цепи, но они, конечно, держали крепко.
Это конец. Конец всему. Возвращающиеся ко мне эмоции были отравлены мрачными предчувствиями. Я ничего не мог поделать. Это конец.
Случалось ли вам когда-нибудь оказаться запертым в кафедральном соборе Святого Павла в 1807 году от Рождества Христова, когда весь мир снаружи провалился в небытие — в полном одиночестве, прикованным к стальной колонне в ожидании собственной гибели. Не многие могут ответить на такой вопрос утвердительно. Я могу, но, честно говоря, это необычное отличие не доставляет мне никакого удовольствия.
Могу честно признаться, чувствовал я себя несколько подавленно. На всякий случай я подергал металлические манжеты на запястьях, но проделал это без всякого энтузиазма. Они были слишком прочны и надежны, и я понимал, что именно такие безнадежные попытки вырваться доставили бы ЕМУ самое безумное удовольствие.
Впервые в жизни я испытывал полное и абсолютное поражение. Оно произвело на мой мозг мрачное и отупляющее действие — как будто я уже стоял одной ногой в могиле. Исчезло всякое желание бороться, и я все больше склонялся к мысли, что легче всего просто ждать падения занавеса. Ощущение катастрофы было столь велико, что подавляло всякое беспокойство в связи со столь безвременным концом. Мне бы следовало бороться, обдумывать пути к спасению, но не хотелось даже пытаться делать все это. Такое поведение изумило даже меня самого.
Пока я был погружен в состояние созерцания собственного пупа, возник звук. Едва слышное гудение, такое слабое, что я никогда не услышал бы его, если бы не абсолютная тишина небытия, охватившая мой гроб — собор. Звук рос и рос, надоедливый, как жужжание насекомого, и я в конце концов обратил на него внимание, хотя и помимо воли, потому что в этот момент я ничего не хотел знать, кроме своего чудовищного поражения. Наконец он стал достаточно громким, и стало ясно, что исходит он откуда-то из-под купола. Несмотря на полное отсутствие интереса к чему-либо, я посмотрел вверх, и как раз в этот момент раздался громкий хлопок расступившегося воздуха.
Вверху в темноте появилась фигура человека в скафандре. Судя по медленному спуску, на нем был гравитатор. Я был так ошарашен, что готов был к чему угодно, когда он открыл темный щиток своего скафандра.
Готов ко всему? Да, кроме того, что это был не он, а она.
— Сбрасывай эти дурацкие цепи, — заявила Ангелина. — Так всегда: стоит оставить тебя одного, как ты обязательно впутываешься в какую-нибудь историю. Отправишься сейчас же со мной, вот и все.
Даже если бы я и не онемел от изумления, говорить, собственно, было нечего. Так что я по-идиотски разинул рот и немножко побрякал цепями, пока она, легкая, как осенний лист, скользила к полу. В конце концов, несомненность ее физического присутствия вывела меня из столбняка, и я приложил все усилия, чтобы не ударить в грязь лицом.
— Ангелина, радость моя! Ты спустилась с неба спасти меня!
Она шире открыла щиток скафандра и поцеловала меня, а потом сняла с пояса атомный кинжал и занялась моими цепями.
— Теперь объясни мне, что это за загадочная чепуха с путешествиями во времени. И отвечай быстро, у нас только семь минут — по крайней мере, по словам Койпу.
— Что он еще сказал?
Я прикидывал, как много она знает.
— Не забивай мне баки, Скользкий Джим ди Гриз! Хватит с меня Койпу!
Я быстро отпрянул, когда она махнула под моим подбородком атомным кинжалом, а потом сбил огонь с затлевшей одежды. Рассерженная Ангелина бывает весьма опасной.
— Любовь моя, — сказал я страстно, пытаясь обнять ее, но не спуская при этом глаз с кинжала, — я не стану ничего скрывать от тебя. Я не такой. Просто от всех этих путешествий во времени мозги у меня скорчились, и прежде чем рассказывать по порядку, надо узнать, на чем кончается твоя информация.
— Ты отлично знаешь, что я только что говорила с тобой по телефону. «Срочно, спешно, приезжай скорей!» — крикнул ты и дал отбой. Я приехала в лабораторию Койпу. Все бегали и возились с аппаратурой и были слишком заняты, чтобы что-нибудь мне объяснить, кричали только: «Назад, в прошлое». И этот ужасный Инскипп ничуть не лучше. Он сказал, что ты исчез, исчез прямо из его кабинета, когда он читал тебе обвинительное заключение. Он, наверное, прознал что-то о тех деньгах, которые ты прикарманил на черный день. Еще несли какую-то ахинею, что ты спасаешь мир или Галактику, но я не поняла ни слова. И все это продолжалось очень долго, пока они не нашли возможность послать меня сюда. Что ты можешь сказать об этом?
— Ну да, — ответил я скромно, — я спас тебя, спас Службу, вообще все на свете.
— Я была права. Ты пьянствовал.
— Уже давно капли в рот не брал, — буркнул я капризно. — Если хочешь знать, вы все исчезли: пуф — и нет вас. Койпу оставался последним, так что он мог бы тебе рассказать. И Служба, и все вообще даже не родились и существовали только в моей памяти.
— Я ничего этого не знала.
— Может быть. Благодаря моим усилиям ЕГО планы были расстроены.
— Что еще за ОН? Ты совсем поглупел от выпитого.
— Его зовут ОН, и у меня уже несколько часов ни капли во рту не было. Неужели ты не можешь слушать, не прерывая? Это история и так достаточно запутанная.
— Запутанная и наверняка навеянная алкоголем.
Я застонал. Потом поцеловал ее, на этот раз крепче и дольше. Эта задержка нам обоим понравилась и немного смягчила Ангелину. Я поспешил продолжать, прежде чем она вспомнит, что ей следует на меня злиться.
— Против Специального Корпуса была предпринята темпоральная атака, вот профессор Койпу и забросил меня в прошлое, чтобы разрушить этот подлый заговор. Я отлично сработал в 1975 году, но ОН ускользнул оттуда в период, откуда появился, а потом еще дальше в прошлое, и расставил здесь, в 1807 году, хитрую западню для меня. Вот я и попался, но его план до конца не сработал, потому что в последний момент мне удалось изменить настройку темпоральной спирали, и ОН отправился не в то время, куда собирался. Видимо, это помешало его темпоральной войне, иначе ты не пришла бы ко мне на помощь.
— О, дорогой, как здорово! Я всегда говорила, что стоит тебе по-настоящему захотеть — и ты спасешь мир.
Смена настроений, быстрая как ртуть — вот что такое моя Ангелина.
Она поцеловала меня с истинной страстью, и я звеня своими цепями, радостно обнял ее, но она пронзительно ойкнула и врезала мне, да так, что я задохнулся и отлетел.
— Время! — Она поглядела на часы и ахнула. — Из-за тебя я забыла. Осталось меньше минуты. Где эта темпоральная спираль?
— Здесь! — Я указал на аппарат, потирая все еще болевшие ребра.
— А пульт?
— Вот.
— Какой некрасивый. А указатели?
— Вот эти циферблаты.
— Вот настройка, которую мы должны использовать. Койпу сказал — с точностью до тринадцатого знака. Он очень настаивал.
Я заиграл на клавишах, как сумасшедший пианист, так что даже вспотел. Стрелки дернулись, замерли и закрутились как бешеные.
— Тридцать секунд, — ласково сказала Ангелина, чтобы подбодрить меня.
Я вспотел еще сильнее.
— Есть! — выдохнул я, когда она объявила десять секунд. Я врубил таймер и включил главный рубильник.
Темпоральная спираль засверкала зеленью, и мы бросились к ее выступающему концу.
— Стань ближе и прижмись ко мне как можно крепче. У темпорального поля есть поверхностный эффект, и мы должны быть радом.
Она с удовольствием откликнулась на это предложение.
— Жаль только, что на мне этот дурацкий скафандр, — сказал; она, покусывая мое ухо. — Без него было бы замечательно.
— Может, и пак, но неудобно прибыть в Спецслужбу в таком виде.
— Об этом не тревожься. Мы пока направляемся не туда.
— Что ты говоришь? А куда же?
— Не имею ни малейшего представления. Койпу сказал только, что прыжок будет на двадцать тысяч лет вперед, как раз перед разрушением этой планеты.
— Снова ОН и его безумная война! Значит, нам опять предстоит попасть во всепланетный сумасшедший дом. Они все там будут против нас!
Все застыло, когда включилась темпоральная спираль, и я с болезненным выражением на лице был брошен во время. Это выражение оставалось на нем двадцать тысяч лет, и это было все, что я чувствовал.
Трах! Это было как падение в исходящую паром ванну, и более подходящего выражения, чем «падение» не найти. Горячие облака испарений поднимались вокруг нас, и невидимая поверхность могла быть как в десяти метрах, так и в десяти милях под нами.
— Включи свой гравитатор! — крикнул я. — Мой остался в несуществующем девятнадцатом веке.
Возможно, мне и не нужно было орать, потому что Ангелина включила гравитатор на полную мощность и выскользнула из моих нежных объятий, как маслянистый угорь. Я поймал ее за ногу и судорожно вцепился обеими руками — где-то поверх ботинка цельного скафандра — и почувствовал, как эта часть скафандра начала довольно быстро сползать с ее ноги.
— Я хотела бы, чтобы ты этого не делал!