Я выкинул свое снаряжение на снег и прыгнул вслед за ним. Машина уехала раньше, чем я успел приземлиться, и вихрь, поднятый пропеллером, опрокинул меня в снежный сугроб. Было очень темно и холодно, я чувствовал себя одиноко. Утешало то, что мне удалось хорошо замаскироваться. Я достал детектор из сумки и стал осторожно приближаться к забору. Дело было знакомое. Я нейтрализовал примитивную сигнализацию и перепрыгнул через цепи, подогнув одну ногу, прищурив один глаз и отведя одну руку за спину. Я всегда знал, что небольшая доза бахвальства не повредит делу, поэтому приступил к нему в таком положении: закрыл глаз, встал на одну ногу, почесал спину рукой. Чтобы исключить включение сигнализации, я перерезал провода и зачистил контакты, воспользовавшись молекулярным аппаратом. Затем встал на лыжи и отправился в темноту. Мои следы сразу же засыпал снег. Первая часть работы была выполнена. Я должен был подойти к кораблю.
Даже в темноте космопорта корабль ярко сиял в свете прожекторов. Я обошел его, стараясь держаться в тени, а потом спрятался за буртиком. Как он замечательно выглядел, этот корабль. Прожектора освещали его башенки, издававшие шипящий звук, когда на них падали снежинки. Вокруг суетились рабочие порта с приборами. На корпусе можно было прочесть название «Такай Ча». Это был как раз тот корабль, который отправлялся сегодня. Я остановился в замешательстве. Как же мне приблизиться к нему, чтобы прикрепить свой прибор?
16
Сделать это было не просто. Моя одежда могла меня выдать. Если бы не она, я мог бы смешаться с толпой обслуживающего персонала и сделать вид, что я работник космопорта. Итак, необходимо было с кого-то снять его робу. Я нашел угол потемнее и сложил там снаряжение. Ну, где же взять одежду? Я метался около освещенного корабля подобно волку, рыщущему вокруг костра, но безрезультатно. Никто не направлялся в ту сторону, где я стоял. Рабочие работали в своей кекконшикской манере, медленно и осторожно, без малейшего всплеска эмоций.
Я насмотрелся на них вдоволь. Часы Ханасу безостановочно отсчитывали секунды, минуты и часы. Время шло, а я бездействовал. Меньше чем через час корабль возьмет старт, а я еще ничего не придумал. Как же подойти поближе? Мое терпение лопнуло.
Я потихоньку начинал выходить на себя, непрерывно проигрывая один план за другим, когда наконец увидел, что в мою сторону идет человек. Он взобрался на мостик для обслуги и медленно пошел через сугробы по направлению к одному из служебных зданий. Мне пришлось подползти на животе к слабо освещенным окнам и стремительно броситься вперед. Я успел увидеть, как он входит в дверь, на которой большими буквами было написано «Бенджо». Я быстро юркнул за ним, чтобы посмотреть, что это за бенджо. Так как я еще издали догадался, что это такое, то сначала позволил ему сделать свои дела, а потом ударил его ребром ладони. В это время его руки были заняты ширинкой. Он так и не понял, кто ударил его. Я снял с него комбинезон, связал проводом руки и ноги, а в рот вставил кляп, потом посадил на унитаз и привязал к сливному бачку. Уходя, я закрыл кабину. Лучше было бы, конечно, выкинуть его в снег, чтоб он замерз к чертовой матери, но мои новые убеждения запрещали мне сделать это. Правила морали, которые я изложил для Ханасу, сделали свое дело. Я сам начинал в них верить. В конце концов, его не обнаружат до отлета корабля, а большего мне и не нужно. Тем более, что корабль должен был вот-вот вылететь. Его комбинезон был несколько тесноват, но я надеялся, что на это никто не обратит внимание. Защитная каска прикрывала мне голову, я поднял воротник, так что меня почти не было видно. Итак, вперед, к финалу. Я был очень осторожен, приближаясь к освещенному кораблю. Под мышкой одной руки у меня была трубка. На плече висела сумка с инструментами. Я вынужден был идти медленно, даже чересчур, хотя у меня было дикое желание побежать. Это было невыносимо тяжело, но мое спасение было в том, чтобы выглядеть как все: медленным и сосредоточенным. Никто на меня не смотрел, всех волновала одна работа.
Я очень тяжело дышал, когда добрался до кабинки на передвижной эстакаде и забросил в нее свои вещи. Управление было примитивным. Медленно и осторожно я двинулся, объезжая вокруг корабля и стараясь держаться подальше от других служителей. Потом я подумал, что, наверное, из темноты кто-нибудь наблюдает за мной, тот, кош я не вижу, а посему я ехал черепашьим шагом, уподобляясь всем остальным. На эстакаде, куда я подъехал, шла полным ходом подготовка корабля к старту. Естественно, одного человека там не хватало. Это немного усложнило мою задачу, потому что я занимал чье-то место, и люди могли в любую минуту разоблачить меня. Но я решил не обращать на это никакого внимания. Мне необходимо было приварить мой аппарат к корпусу космического корабля. Сварной молекулярный агрегат загудел, и металлические концы зажима прочно сели на корпус. С земли было не видно, чем я тут занимаюсь, потому что снегопад не прекращался.
— Давай, детка, заканчивай работу, — сказал я себе и быстренько отступил назад. Сейчас я не мог рисковать и вести эстакаду, поэтому я припарковал ее в тени ближайшего строения. Прошло десять минут. И тут подъехала машина, которая привезла экипаж корабля. От ракеты откатывались платформы и краны, потому как время близилось к старту.
— Зачем эта эстакада тут? — раздался позади меня голос.
— Хрмстам? — неразборчиво буркнул я, не поворачиваясь.
Шаги приблизились.
— Я не расслышал. Повтори.
— А это ты слышишь? — спросил я и, подойдя к нему поближе, схватил руками за шею.
Глаза его налились кровью, но я несколько раз стукнул его голову о металлическую раму дверей. Судьба стольких миров была взвалена на мои хрупкие плечи, разве мог я быть мягким и добрым, неся такой груз. Пока я возился с ним, корабль поднялся в воздух. Это был, пожалуй, самый чудесный звук, какой я когда-либо слышал.
— Ты сделал это, Джим, ты снова это сделал, — поздравил я себя, потому что рядом не было никого, кто смог бы это сделать. — Бесчисленное потомство и еще нерожденные будут благословлять и превозносить твое имя. Многочисленные кекконшикианцы будут ежедневно тебя проклинать. Что поделаешь — переделывая известную поговорку можно сказать — нет добра без худа. Эра зла и господства серого человека подходит к концу.
Рядом я обнаружил темный проем двери, к которому и подтащил бесчувственное тело. Я, поступив довольно невежливо, закинул его туда и увидел, что за первой дверью есть вторая, а на ней висит огромный и очень сложный замок. Что это? После некоторых размышлений я догадался, что это секретная комната. Может быть, одно из помещений военного завода, куда впускают только по пропускам. Отличное место, чтобы укрыться от посторонних глаз. Только неплохо сначала запутать следы. А это дело знакомое. Я нашел лыжи, надел их и подался к освещенным подпоркам и стал ждать, чтобы на меня обратили внимание. Эти люди были самыми мрачными и наблюдательными, каких я когда-либо видел. Я катался перед ними взад-вперед, но они занимались своими делами, будто ничего не происходит. Это начинало раздражать меня и к тому же я порядочно устал. В конце концов, я затормозил метрах в десяти от них и с шумом въехал в металлические двери.
Наконец-то меня заметили. Когда это произошло, я закрыл лицо руками, сгорбился, задрожал, споткнулся и ринулся в темноту. Будь они дикарями, стрела уже дрожала бы в моей спине. Они же никак не прореагировали. Мне же было необходимо, чтобы они меня запомнили. И чтобы они видели, в каком направлении я ушел. То есть назад к забору. Пока они медленно соображали, я проделал в заборе довольно большую дыру, такую, что туда мог пройти и танк, и оставил дыру незаделанной. Затем я навострил лыжи в темноту, вырываясь на широкие просторы, оставляя четкие следы. Я во всю светил фонариком, прихваченным в школе, чтобы они меня издали видели. Теперь мне нужно было избавиться от следа, и я обдумывал, как это сделать. И тут как раз я заметил машину, которая ехала в ту же сторону, куда скользил я, но быстрее меня. Некоторое время я шел параллельно ей. Потом развернулся и поехал параллельно своим следам. Затем перетоптал их и въехал в колею. Убедившись, что все сделано как надо, я развернулся и по своим старым следам поехал назад. Но и этого мне показалось мало. Я метался, как загнанный зверь. Вперед, назад, вбок, в сторону. Я шел без палок, падал, чтобы извалять снег. Снова менял направление. И наконец решил снова свернуть в город, который был неподалеку. Я заметил, что в окнах домов еще не зажегся свет. На улицах народа еще не было. Только несколько человек встретилось мне. Они тоже шли на лыжах и не обращали на меня никакого внимания. «Странные люди, — думал я, — при такой бдительности никаких действий. Видимо, холод заставляет их беречь энергию». Я доехал до конца улицы, но и там ничего подозрительного не обнаружил. Что же делать дальше?
Я не хотел возвращаться, пока не появится погоня. Но, видимо, меня никто не собирался искать. Рядом очень заманчиво светилось окно, я заглянул в него. Кухня. Плиты раскалились докрасна, и в кастрюлях что-то варилось. Это выглядело так соблазнительно, что мне захотелось войти в этот дом. Желание усилилось, когда в кухню вошла хозяйка — большая женщина с высокой грудью. Я впервые видел женщину Кекконшики и не мог упустить предоставившегося мне шанса. Ангелина всегда обвиняла меня в погоне за юбками, наступил момент оправдать ее постоянные подозрения. Даже если этот визит сведет на нет все мои старания запутать следы, я не мог сопротивляться искушению. Такое иногда бывает, когда мужчина в годах встречает молодую женщину. Я подошел к двери, снял лыжи, поставил их в снег и вошел.
— Доброе утро! — сказал я. — Денек выдался прохладный, не правда ли?
Она повернулась и посмотрела на меня, ничего не ответив. Передо мной стояла юная, очень симпатичная девушка и смотрела на меня широко расставленными глазами.
— Вы тот, кого ищут, — сказала она спокойным голосом. — Я должна пойти, куда надо, и сообщить.