Я отступил в сторону, так что он поскользнулся и упал, представляя из себя прекрасную мишень. Игла из моего ружья прошла сквозь его брюки. Он вздохнул и расслабился. Я взял его подмышки и пошел вперед, стараясь идти тихо. К тому времени, когда я толкнул двери кабинета Ханасу, на мне уже висело четверо удальцов, и я поневоле сгибался под их тяжестью. Он глянул на меня из-за стола и, если бы мог улыбаться, то непременно бы улыбнулся.
— Все сработало так, как мы планировали? — спросил он. — Сообщение было получено, и ты благополучно сбежал.
— Да, все так, но теперь я вернулся. С маленькими друзьями, которые были совсем не рады меня видеть.
— Они слушают радиопередачи Коума и они не знают, чему верить. Они в полном смятении.
— Ладно, пожалуй, хватит таскаться с ними. Позвольте мне устроить их поудобнее на вашем полу.
— Я использую питатель аксонов. Они все забудут.
— Только не сейчас. Они будут спать довольно долго, чтобы не беспокоить нас. Теперь скажите мне, что произошло с тех пор, как я улетел.
— Неразбериха и сумятица. В нашей Морали философии написано, что делать в таких случаях. Поэтому, когда Коум издал свои приказы бороться или умирать, его поддерживали. Каждый может это понять. Я сам не мог противостоять ему, поэтому я ничего и не делал. Просто ждал.
— Очень мудро. Но теперь я здесь, а значит нужно кончать с ничегонеделанием. Меня гораздо больше устроит, если вы будете делать то, что нам нужно.
— А что вам нужно?
— Убедить ваших людей, что пора опять надеть оболочку пришельцев и вернуться к ним для того, чтобы управлять ими.
— Я не понимаю. Ты хочешь, чтоб они преисполнились ратного духа и продолжали войну?
— Нет. Как раз наоборот. Я хочу, чтоб они остановили ее.
— Ты должен объяснить. Это выше моего понимания.
— Позвольте мне вначале задать вам вопрос. Можно ли использовать генераторы синапсов на пришельцах? Это понадобится затем, чтобы убедить их, что люди на самом деле прекрасны. Да, у нас влажные глазные яблоки и мы потеем. Но наши пальцы не так уж отличаются от щупальцев, если хорошо присмотреться. Вы можете это сделать?
— Очень просто. Пришельцы весьма примитивны, ими очень легко управлять. Когда мы только пытались убедить их начать вторжение, то поначалу столкнулись с равнодушием. Чтобы преодолеть его, мы научили их вожаков ненавидеть людей. Потом с помощью пропаганды они обработали и остальную часть населения. Это заняло довольно много времени. Именно так все и было.
— Можно этот процесс обучения повернуть вспять?
— Надо подумать. Но удастся ли вам убедить мой народ сделать все это?
— Вы задаете сложный вопрос. Для того, чтобы решить его, я и прибыл сюда. — Я стал ходить по комнате, переступая через тела спящих мальчишек. — По-моему, для достижения нашей цели необходимо прибегнуть к помощи учения Морали философии, как вы здесь это практикуете. Я был неправ и раздражен, когда говорил вам, что эту культуру следует уничтожить. Так нельзя. Она чрезвычайно жизненная и содержит элементы, которые следует изучать всему человечеству, чтобы извлечь из них пользу. Ее неправильно использовали, ею злоупотребляли. Есть в Морали философии нечто изначально завоевательное?
— Нет. Мы учили ненавидеть тех, кто нас тут бросил, оттого что нам нужно было верить, что они никогда не вернутся и не спасут нас. Мы должны были спасать себя сами. Выживание — это начало и конец. Все, что направлено против — это ошибка.
— Тогда разговоры Коума о расовом самоубийстве — это ошибка?
Даже для людей Кекконшики Ханасу выглядел испуганным.
— Ну конечно! Его философия идет против закона. Теперь предстоит проповедовать ее в открытую.
— Нам с вами предстоит большая работа. Теперь снова подумайте о законах Морали философии. Вы выжили. Вы — выше всех среди человечества. Вы ненавидите тех, кто вас бросил много лет назад. Но люди, дожившие до нынешних времен, даже понятия не имеют об этом. Они ничего не знали о том, что вас оставили здесь. Они никак не ответственны за это. Следовательно, совсем необязательно ненавидеть их. И более того, поскольку Кекконшики является высшей расой, вы сами ответственны и должны помочь им выжить, когда им грозит опасность. Как это сочетается с Моралью философии?
Ханасу замер с широко раскрытыми глазами, по которым было видно, что мысли вихрем проносятся в его голове, сменяя одна другую.
— Все так, как ты говоришь. Это никем не изученная новая идея: соединить Мораль философии с новой ситуацией. До этого никто не додумался. Просто не было таких ситуаций, которая сложилась сейчас. Мы ошибались, и только теперь я вижу насколько. Мы неверно воспринимали других людей. Мы были эмоциональны. Мы нарушили основные законы Морали философии. Когда я всем объясню это, уверен, что меня поймут. Мы спасем человеческую расу. — Он повернулся ко мне и хлопнул по руке. — Вы спасли нас от самих себя, мой друг. Мы разрушили нравственность. Настало время исправить все. Я пойду в народ и буду говорить с ним.
— Давайте вначале все обдумаем. Мы должны быть уверены, что Коум не выстрелит сначала, а потом вступит в дискуссию. Если мы сумеем удержать его и утихомирить, как вы думаете, вы сможете договориться с войсками?
— Несомненно. Никому и в голову не придет сомневаться.
Будто по чьей-то команде группа мальчиков распахнула двери. Их было огромное множество, они заполнили дверной проем. Все они были вооружены. Их вел учитель, который целился из ружья прямо в меня.
— Бросьте оружие, — приказал он. — Я выстрелю и убью вас, если вы не подчинитесь.
21
Разумеется, мое ружье было отставлено в сторону, но я был в хорошей форме и не преминул этим воспользоваться. Я присел и сгруппировался, как только дверь заскрипела. Теперь я медленно поднимался, позволив дулу сопровождать мои движения. Итак, я был безоружен и понимал, какая смертельная опасность — ружья в руках этих ребятишек.
— Не стреляйте, вы меня простудите, — выкрикнул я.
— Что все это значит? — спросил Ханасу, медленно направляясь к двери. — Опустите винтовки. Это приказ.
Мальчики мгновенно подчинились, они знали, кто тут Директор, но учители колебался:
— Коум сказал…
— Коума здесь нет. И Коум ошибается. Я приказываю вам в последний раз опустить винтовки.
Учитель еще минуту стоял в раздумье. Ханасу показалось, что это слишком долго, и он, повернувшись ко мне, приказал:
— Стреляй в него.
Естественно, я выстрелил, и он мягко повалился на пол со снотворной иголкой в шее, хотя мальчики и не знали этого. Ханасу это не волновало. Он не привык к тому, что его приказы не выполняются.
— Подыми эту винтовку, — приказал он рядом стоящему мальчику. — И созови общее собрание всей школы. Немедленно.
Они на секунду подняли ружья и тут же опустили. Я оттащил тело учителя и положил его рядом с лежащими мальчиками. Ханасу закрыл дверь. Он обдумывал свое выступление.
— Значит, мы сделаем вот что, — в конце концов сказал он. — Я буду агитировать, опираясь на язык Морали философии. Их встревожили внутренние конфликты, и сейчас эта проблема будет решена. После того, как они поймут, что происходит, мы отправимся в космопорт. Там Коум и его активисты. Я буду говорить с ними и, надеюсь, что они присоединятся к нам. Тогда ты вызовешь свой корабль, он сядет, и мы перейдем ко второй части нашей программы.
— Задумано прекрасно. Что будем делать, если они не согласятся с вами?
— Им придется сделать это. Их убеждать буду не я, а текст Морали философии, в подлиннике, так, как он написан. Как только они поймут это, то и не подумают спорить или возражать, они просто подчинятся.
Его голос звучал так уверенно, что я поверил в успех задуманного нами.
— Может, мне стоит пойти с вами? Мало ли что может случиться.
— Ты останешься здесь, пока тебя не вызовут.
Ханасу вышел, а мне ничего не оставалось делать, как только ждать его. Ряд неподвижных фигур привел меня в уныние, и я включил радио, выйдя на связь со своим кораблем. Надо было сообщить им, что здесь происходит. Им надлежало находиться на орбите, над космопортом и ждать дальнейших приказов. Я только отключил связь, как раздался стук в дверь.
— Пойдемте со мной, — приказал мальчик с суровым лицом.
Я подчинился. Меня ждал Ханасу у открытых центральных дверей, со всех сторон его окружали мальчики и учителя.
— Мы идем в космопорт, — сказал он. — И будем там с наступлением рассвета.
— Никаких проблем?
— Разумеется, нет. Я могу только сказать, что рассеял их сомнения и преподнес новую интерпретацию правил Морали философии. Мне кажется, они все поняли. Мои люди выносливые, они черпают силу в подчинении. Сейчас они стали еще сильнее, потому что подчиняются разумным идеям.
Ханасу вел единственную машину, которая медленно двигалась во главе процессии, и я был рад ехать рядом с ним. Учителя и ребята поспевали за нами, скользя на лыжах. Притом марш-бросок они совершали безропотно, не обращая внимания на то, что спали всего один час. Да, дисциплина здесь была железная. Ничего не стану говорить о кекконшикианских машинах, и вообще о транспорте. Несмотря на то, что этот переезд был несколько помягче, чем предыдущий, и Ханасу ехал медленней, чтобы лыжники успевали за ним, мы здорово устали, пока доехали до цели. Мы подъехали к воротам космопорта одновременно с рассветом, озарившим утренний снежный буран первыми неяркими лучами солнца. Два охранника вышли из будки и бесстрастно смотрели на машину и лыжников, будто это происходило каждый день.
— Доложите Коуму, что я хочу его видеть, — приказал Ханасу.
— Никому не разрешен въезд. Указание Коума. Все враги должны быть уничтожены. В вашей машине враг. Убейте его.
Ханасу властно произнес:
— Четырнадцатое правило Устава подчинения гласит, что вы должны подчиняться приказам одного из Десяти. Я приказал вам. Никто не имеет права приказать убивать. Отойдите в сторону.
Какие-то чувства проступили на лице охранника, но тут же исчезли. Он отступил назад.