— Давайте все сделаем по правилам, — сказал я. — Давайте дадим им понять, что начинается новый день! — Поворот выключателя сменил президентское вещание, и далеко разнеслась наша вдохновляющая песня:
Славьтесь, славьтесь, все рабочие!
Славьтесь, славьтесь, все крестьяне!
Давайте скинем шпиков Запилота,
Харапо — лучший президент!
Я не считал это шедевром поэтического искусства, но не сомневался, что избиратели услышат шокирующие слова о Запилоте. Это привлечет внимание любого слушателя. Песня звучала, и мы съехали с загородного шоссе на дорогу, ведущую через предместья к центру. Вокруг было тихо, и только детишки сопровождали наш кортеж, привлеченные мешком с конфетами. На мешке было написано «ХАРАПО ОТЛИЧНЫЙ ПРЕЗИДЕНТ!» Когда ребятня съела все конфеты, то завопила, размахивая розданными флагами с такой же надписью, требуя еще сладостей. Как только мы выехали на главную улицу, начались неприятности. Большая черная полицейская машина преградила нам путь. В ней сидели свирепые шпики, наставив на нас стволы. Наша маленькая кавалькада остановилась. Боливар прошел вперед, широко улыбаясь, и столкнулся лицом к лицу с неулыбчивым офицером.
— Харапо — президент, голосуйте за Харапо, — сказал Боливар и протянул офицеру избирательный бюллетень. Тот разорвал его и выбросил.
— Пошел вон. Убирайтесь отсюда! Проезд запрещен.
— Бога ради, но почему? — спросил Боливар, раздавая бюллетени полицейским, которые комкали их и выкидывали. Следом за Боливаром направилась Ангелина, раздавая толпящимся детишкам конфеты и флаги.
— Демонстрации запрещены, — буркнул полицейский.
— Но мы же не демонстрация. Просто собрались друзья покататься…
— Если я говорю, что вы — демонстрация, значит вы — демонстрация. Даю вам десять секунд, чтобы вы развернулись и убрались отсюда или…
— Что «или»?
— Или я вас расстреляю, вот что!
Шепот разнесся по толпе, и через мгновение улицы были пусты. Словно пронесся смерч: валялись брошенные флаги, конфетные обертки, обрывки бюллетеней. Покинутая своей аудиторией Ангелина обошла полицейскую машину и протянула офицерам флаги.
— Вы собираетесь нас расстрелять без всякой на то причины? — спросил Боливар, поворачиваясь к нам в профиль, отлично зная, что всю сцену снимают. — Вы расстреляете беззащитных горожан, жителей вашей страны, вы, которые должны ратовать за закон? — он упал на спину, задыхаясь.
— Все, ваше время истекло. Ребята, приготовились.
Один-единственный полицейский поднял винтовку, потом опустил ее и присоединился к своим оцепеневшим товарищам. Потому что вместе с флагами Ангелина подсовывала им усыпляющие капсулы.
— Огонь! — приказал офицер, — но ничего не произошло. Он стал задыхаться, стараясь вырвать свой пистолет из кобуры. Пыхнула еще одна капсула, и он повалился, пополнив ряды уснувших.
И в ту же минуту восхищенный шепот раздался изо всех окон. Распахнулись двери, и снова появились дети, они вопили и размахивали руками, всячески выражая свою радость. На этот раз к ним присоединилось и несколько взрослых. Они робко улыбались, а мы тем временем метили печатью Харапо спины полицейских, вкладывали каждому в руку флаг Харапо. После всего этого счастливые добровольцы откатили в сторону полицейскую машину со спящими блюстителями закона, и наш парад продолжался. Были розданы тонны сладостей. Так и сыпались в протянутые ладони хрустящие прямоугольные избирательные деньги, которые можно было обменять на бутылку вина или отлично поджаренный тост. Все потихоньку складывалось. Но не следовало забывать о Запилоте, который, разумеется, старался нам помешать. Когда мы добрались до центра города, толпа выросла, крики стали громче. Мы с маркизом стояли на платформе, приветственно размахивая руками; как иерихонская труба звучал наш избирательный гимн. Родригес, не спускающий с меня глаз, шел за медленно движущимся автомобилем, он казался более угрюмым, чем обычно, потому что я попросил его оставить дома автоматический пистолет пятидесятого калибра. Предосторожность была очень мудрой — я не раз видел, как тянется его рука к кобуре, и он наверняка бы уже сделал не одну сотню выстрелов. Вдруг я услышал визг пуль и увидел, как они замедляют свой полет в защитном поле, со звоном падая на землю.
— Там в окне, на первом этаже! — прокричал Родригес, показывая рукой. Краем глаза я успел уловить движение в окне.
— Поймай его! — приказал я.
Родригес рассек толпу, подобно волнорезу, и пропал в здании. Я приказал остановить автомобиль, вышел и поймал застрявшие в силовом поле пули. Бросил их на пол. Потом коснулся микрофона:
— Вы это записали? — я посмотрел на Джеймса, который ехал в задней машине. Он поднял камеру, его голос прозвучал в моих наушниках:
— Конечно, пап!
— Хорошо. Продолжай снимать. Это попытка убийства, и наш замечательный страж отправился за стрелком. Сейчас они будут здесь.
Родригес выскочил из дверей с длинноствольной винтовкой в одной руке, другой он тащил потерявшего сознание мужчину. Толпа зашумела и придвинулась поближе, желая рассмотреть, что же произошло. Я включил микрофон на публику и заговорил, отвлекая их внимание:
— Дамы и господа, избиратели Пуэрто Азула! То, что я встретил вас здесь, для меня большая удача и удовольствие, и я искренне надеюсь, что мы встретимся еще раз сегодня вечером. Мы сможем поговорить, там будет еда, напитки, мороженое, и все бесплатно. Сотни призов, разумеется. Счастливчики принесут домой щитки и полный набор дротиков, но это не обычные дротики. Каждый направлен в цель, и этой целью является лицо, как вы думаете, чье оно? Вы правы, вы можете кидать дротики в ненавистное лицо старого диктатора, в Джулио, монстра Запилота!
Как вы можете себе представить, по толпе пронесся вздох. Некоторые подняли глаза к небу, ожидая, что разверзнутся небеса и покарают богохульника за такую крамолу. Вместо этого открылась дверца машины, и Родригес втолкнул убийцу, бросив на пол его оружие. Я кивнул, когда он перевернул лежащего без сознания мужчину и показал на его черные очки. Мой голос загремел:
— Вы, наверное, думаете, что я пьяный сумасшедший? Но я пришел сюда провести мирные выборы, и что я встретил? В меня стреляли, вот какая встреча! — я чуть убрал мощность, услышал вздохи, шепот в толпе и увеличил громкость:
— Я разгневан, вот что я хочу вам сказать. Я держу в руке пулю, одну из многих, которыми в меня стреляли. У меня в ногах валяется стрелок рядом со своей винтовкой. И вот что еще я скажу вам: хотя этот человек стрелял из здания, на нем черные очки…
Толпа взревела и стала напирать вперед, я просигналил, чтобы машины двинулись.
— Остановитесь! — приказал я, и люди подчинились. — Я вполне понимаю и разделяю ваши чувства. Сейчас на ваших глазах свершится справедливость. Я, чтоб предотвратить нападение на этого человека, отдам его в руки правосудия, вот и посмотрим, существует ли оно в вашем прекрасном городе.
Как только выбрались из тисков толпы, мы увеличили скорость и не останавливались до самого отеля. Основная причина, по которой мы выбрали именно этот отель — «Гран Параджеро» — подземный гараж. Наш маленький кортеж двинулся вниз, машина с детекторами объехала все вокруг, и мы убедились в полной безопасности. Я тем временем обшарил карманы стрелка и нашел там удостоверение личности. Он был так глуп, что, видимо, даже не подумал избавиться от документов. Я прочитал вслух.
— Тут говорится, что он является членом Федерального комитета по перестройке здоровья. Что, есть такой?
Маркиз мрачно кивнул:
— Вы можете и не знать, но это официальное наименование ультимадос, убийц!
— Этот, однако, не оправдал своего названия. — И, будто наперекор моим словам, ультимадос пришел в себя и достал из-за пояса нож. Я ударил его по голове, и он упал на спину. Я поднял его, обхватил и забросил за плечо. — Я понесу его, де Торрес, а вы захватите его винтовку. Журналисты ждут нас, и у нас есть что рассказать им.
Мы являли собой великолепное зрелище, когда вошли в большую круглую комнату, заполненную представителями прессы. Застрекотали камеры, засверкали фотовспышки, толпа журналистов жужжала, как потревоженный улей. Здесь были все — газеты, радио, ТВ. С этого момента и началась настоящая кампания. Я бросил на пол у своих ног тело ультимадос, повернулся к журналистам с поднятым над головой кулаком и посмотрел на всех самым грозным взглядом, какой только мог изобразить.
— Вы знаете, что у меня в руках? Пули. Пули, которые были выпущены в меня буквально несколько минут назад, — я выкинул эти кусочки металла в зал и показал пальцем на лежащую фигуру. — Этот человек стрелял в меня из винтовки, которой гневно потрясает маркиз де ла Роза. Маркиз в такой же ярости, как и я. Мы только начали эту мирную демократическую кампанию, как в меня начали пальбу. Это не простой убийца. У меня есть удостоверение его личности. Вы узнаете его? Он ультимадос, один из преступников, которых использует Запилот, гнусный диктатор. Теперь вы понимаете, что должны забаллотировать этого злодея Запилота и голосовать за меня! Потому что мое правление принесет мир и свободу на Параизо-Акви. Голосуйте за меня, и эта планета будет соответствовать своему названию. Голосуйте! Голосуйте! Голосуйте!
Итак, кампания началась. Когда выйдет очередной выпуск новостей, весь мир узнает, наконец, что происходит.
21
— Никакого упоминания, — кипела от злости Ангелина. — Ничего за весь вечер ни в газетах, ни по телевидению, ни единого слова по радио. Полная секретность.
— Разумеется, — ответил я, с печалью кивая и выковыривая остатки обеда из бороды. — Мы ничего другого и не ждали. Неужели ты думаешь, что пресса подвергнет себя риску? Конечно, предположения — это одно, а доказательство — совсем другое. Теперь мы получили доказательства. Посмотрим завтра, сможем ли мы внести свою лепту в развитие местного телевидения. Но сейчас, мне кажется, стоит подумать о празднике. Как идет подготовка?