– Господин Елисеев, если не ошибаюсь? – спросил следователь сиплым голосом. – Григорий?..
– Григорьевич, – докончил за него миллионер. – А вы?
– Ветошников. Никифор Сергеевич. К вашим услугам.
Мужчина замолчал, считая, что имени-отчества с фамилией достаточно. Он не назвал ни своего звания, ни чина, даже не упомянул, что прибыл из Сыскного отделения – вероятно, Елисеев позвонил не просто в полицию, а московскому градоначальнику с просьбой прислать кого-то, кто и обеспечит отсутствие огласки. И был выбран именно Ветошников.
Я немного знал о нем по своей прежней работе в «Московском листке». С журналистами он общался крайне высокомерно. Если другие следователи могли злиться на нашего брата, репортера, позволяли себе и ругнуться, и наорать, то Ветошников нас не замечал. Просто делал знак городовому, и тот оттирал журналистов подальше, чтобы не мешали следствию. Задавать ему вопросы, пытаться узнать подробности было делом совершенно бессмысленным. Никифор Сергеевич смотрел на тебя как на пустое место и не удостаивал ответом.
Заметив меня, следователь изменился в лице – как будто у него зуб заболел:
– А что тут делает этот господин? – спросил он, обернувшись к Григорию Григорьевичу. – Мне были даны определенные указания… Я не могу обеспечить, сами понимаете что, в присутствии этого субъекта. – Он указал на меня пальцем.
– Понимаю, – кивнул Елисеев. – Но у нас с Владимиром Алексеевичем договор. Он присутствует и высказывает свое мнение. Об остальном не беспокойтесь.
Ветошников удивленно взглянул на меня. Я ответил ему яростным взглядом – еще не хватало, чтобы этот индюк подумал, будто Елисеев меня купил! Но сказать что-нибудь резкое я не успел, потому что хозяин магазина направился к уже знакомой мне двери, ведущей в коридор.
Я шел сразу за следователем, а Теллер замыкал нашу процессию. Как жаль, думал я, что из Сыскного прислали именно Ветошникова, а не Захара Борисовича. Архипову я доверял, да и он относился ко мне по-особому. Что ждать от Ветошникова – я даже не мог предположить.
Тело лежало прямо у лестницы, ведущей в подвал. Это был пожилой мужчина с седыми усами в одной рубахе, залитой темной кровью. Правая рука его покоилась на мешке, завязанном бечевкой. Глаза были закрыты. Один сапог наполовину слетел с ноги и вывернулся в сторону.
– Здесь мало света, – деловито сказал Ветошников. – Прикажите принести еще лампу. Мне надо осмотреть убитого…
Елисеев взглянул на Теллера, и тот пошел дальше по коридору. Я прислонился к стене, чувствуя, как рубаха начинает липнуть к телу. Следователь повертел свой котелок в руках, а потом просто надел его на голову и повернулся к Елисееву.
– Желаете присутствовать при осмотре?
Григорий Григорьевич кивнул. Ветошников, не обращая на меня внимания, пожал плечами.
– Кто сможет ответить на мои вопросы?
– Мой начальник охраны, Теллер, Федор Иванович. Тот, который пошел за лампой.
– Хорошо. Вот и он.
Теллер вернулся с керосиновой лампой. Он хотел передать ее Ветошникову, но тот покачал головой, с трудом наклонился и задрал мертвому рубашку, обнажив белесый живот и безволосую грудь с черной щелью раны.
– Посветите сюда, – следователь указал на нее.
– В сердце, – сказал я.
– Да, – пробормотал Никифор Сергеевич, – грамотно. Финка. Размер сейчас не скажу, это нужно будет отдельно исследовать. Когда, говорите, нашли тело?
– Сегодня рано утром, при обходе, – ответил Теллер.
– Странно.
– Что странного? – спросил Григорий Григорьевич.
– А? – как будто очнулся Ветошников. – Простите, это я так вслух рассуждаю. Не обращайте внимания. Выводы сделаем позже.
– Что у него в мешке? – спросил я Теллера.
Тот присел на корточки и взялся за узел на бечевке, но следователь вдруг резко отвел его пальцы.
– Позвольте! – твердо сказал Ветошников. – Будете прикасаться к уликам только после моего разрешения. Пока лучше осмотрите все вокруг – может быть, убийца бросил нож. Лампу теперь отдайте мне.
– Я уже смотрел, – сухо произнес Теллер. – Ничего нет.
– Хорошо смотрели? – взглянул на охранника Ветошников.
– Да.
– Не могли пропустить?
– Нет.
Ветошников с трудом встал и вытер платком вспотевшее лицо. Потом снял очки и протер переносицу.
– Душно, – сказал он. – Ну, раз орудия убийства на месте не обнаружено, давайте посмотрим, что в мешке.
Теллер пожал плечами, снова присел на корточки и быстро развязал бечевку. Потом опустил края мешка, обнажив несколько свертков в промасленной бумаге.
– Что это? – спросил следователь.
Теллер развернул большой кусок окорока, фунта в два, три круга колбасы, разрезанные на крупные части, и еще что-то мясное.
– Дайте мне, – потребовал Ветошников, принял ветчину и понюхал. – Так-так. Есть какие-то идеи?
Теллер взглянул на Елисеева и после того, как тот кивнул, сказал:
– Пахомов Иван. Сорок два года. Ржевской губернии. Работал смотрителем за собаками. Два дня назад пришел за расчетом – что-то у него дома случилось. Вроде как жена при смерти. Наврал, наверное. Собирался первым поездом отбыть. Но я так думаю, задержался в Москве и решил приехать домой не с пустыми руками. Пришел ночью в магазин. Как пробрался через охрану, не знаю пока, но выясню. Наверное, дежурный не знал, что Пахомов взял расчет и пустил его на ночную смену. А тот спустился в подвал, благо собаки его знают, отрезал себе гостинцев и пошел наверх. Тут его и убили.
Теллер замолчал. Следователь снова с кряхтением наклонился над телом и пощупал его руку, потом выпрямился.
– А кто убил-то? – с невинным видом спросил он у Теллера.
Охранник коротко кашлянул и быстро взглянул на меня.
– А вот это вопрос к Владимиру Алексеевичу. Это его знакомый убил.
– Опять вы это говорите! – фыркнул я. – Что за глупость!
Теллер поморщился и достал из нагрудного кармана мятый листок бумаги.
– Убийца письмецо оставил. Сверху лежало.
Ветошников резко выдохнул:
– Какого… Я же просил ничего не трогать на месте преступления!
– Простите, – сказал Теллер, передавая ему бумажку. – Боялся, что сквозняком унесет.
Ветошников схватил записку и поднес ближе к лампе. Я подумал, что было бы неплохо ознакомиться с содержимым, и попытался незаметно переместиться за спину сыщика, но Никифор Сергеевич бросил на меня косой взгляд и загородился плечом. Я с упреком взглянул на Елисеева. Тот смотрел на меня с пониманием и обратился к сыщику.
– Прочтите вслух.
Ветошников досадливо поморщился и прочитал:
– «Помни о Красном Призраке!» Подписи нет, написано карандашом на четвертинке листа.
Елисеев не удержался и с плохо скрываемой тревогой посмотрел на Теллера. Сыщик продолжил:
– Ну что, господа, есть какие-нибудь идеи по поводу записки? Что за Красный Призрак? У меня все больше вопросов.
Елисеев с Теллером снова переглянулись, и я успел заметить, что Теллер коротко кивнул в мою сторону. Миллионер спросил у Ветошникова:
– Нужно ли вам еще время для осмотра?
Тот пожал плечами. У меня начало складываться впечатление, что Ветошников и не особо-то рвался раскрывать это убийство, понимая, что его пригласили скорее для проформы.
– Тогда предлагаю подняться наверх, – сказал Елисеев и двинулся в сторону лестницы, ведущей наверх, в контору.
Мы гуськом последовали за ним. Будучи последним в этой колонне, я воспользовался случаем, нагнулся и провел пальцем по голенищам сапог убитого. А потом вытащил из кармана платок и постарался стереть жирную грязь с пальца, пока никто не заметил.
В конторе Елисеев привычно сел за стол главного бухгалтера, Ветошников примостился рядом, а Теллер встал на страже у дверей. Я же воспользовался случаем, чтобы подойти к окну и глотнуть немного воздуха из открытой форточки.
– Ну-с, – начал сыщик. – Продолжим!
Елисеев кивнул Теллеру, и тот указал подбородком на меня. Однако я решил не упрощать им работу и с совершенно спокойным видом открыл табакерку и вынул оттуда понюшку табака. В полном молчании они наблюдали, как я заправил табак в ноздрю и коротко вдохнул.
– Господин репортер! – певуче позвал Ветошников. – Не молчите!
– Не молчать о чем?
– Что за Красный Призрак упомянут в записке?
Я сел на широкий подоконник и стал рассказывать медленно, тщательно подбирая слова, чтобы не сказать того, чего говорить не хотел:
– Это группа молодых людей, которые… оживили одну старую студенческую традицию – наряжаться в красное, проникать в этот дом и пугать окружающих. Проникают они через подземные ходы. Всего их три. Два хода мне известны…
– Откуда? – быстро спросил сыщик.
– От одного из бывших студентов. А третий остается не найденным.
– Разрешите мне, – подал голос Теллер. – Намедни этот господин, – он снова указал подбородком в мою сторону, – спрашивал меня, не проникал ли в магазин некий юноша. Теперь я хочу спросить: не он ли оставил нам и тело, и эту записку?
Я прислонился спиной к тонкой решетке, которой было забрано окно конторы, и пожал плечами.
– Что это за юноша? – задал мне вопрос сыщик.
– Борис Ильин, кажется, студент. Родом из… Ростова, если не ошибаюсь, жених Веры Мураховской. – Я повернулся к Елисееву и повторил со значением. – Той самой Веры Мураховской.
– А это что за девушка? – спросил Ветошников.
– Я потом вам расскажу, – вмешался Григорий Григорьевич. – Чуть позже.
Ветошников засунул одну руку в карман, а пальцами второй стал барабанить по столу.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Вы говорите, что именно этот Борис Ильин пробрался по неизвестному пока вам подземному ходу в магазин и убил вашего человека, когда тот пытался украсть ветчину?
– Я этого не говорил, – ответил я.
– Но записка! – подсказал Теллер.
Я пожал плечами. История мне совершенно не нравилась – потому что от нее слишком дурно пахло. Вернее было бы сказать наоборот, но с этим вопросом я собирался разобраться сам, без присутствующих.