– Кто?! Куда?! – Змей бросился к девчонке, схватил ее за руки, которыми та продолжала вытирать слезы. Впился в зареванное лицо взглядом. – Да не вой ты, дура! Говори!
– Она в комендантский час возвращалась. Ее задержали, приставать стали. А она пса поганого… Блюстителя, то есть… Ударила… Сумочкой. Ее и загребли вместе с парой чумазых.
– Комендантский час… – проговорил Мориц. – И давно ввели?
– Так три дня уже.
– Да при чем здесь этот гребаный комендантский час? – рявкнул Змей. – Тану вытаскивать надо! Куда ее повели?
– Н-не знаю… – всхлипнула девчонка.
– А куда обычно «псы» утаскивают схваченных? – спокойно спросил Мориц, с ленивым любопытством наблюдавший за Змеем.
– Наверняка в «крысятник», куда еще, – бормотал посредник. – Нужно вытащить ее оттуда, срочно.
На этот раз детектив протестующе покачал руками:
– Даже не думай. Сейчас ты пойдешь со мной. А я придумаю, как вытащить твою «шоколадку».
– Никуда я не пойду! – прорычал Змей, тяжело дыша и исподлобья глядя на спутника. – Сначала я должен найти ее и убедиться, что с ней все в порядке.
– Мы же договорились, – Мориц подался навстречу парню. Напрягся, подтянулся, как перед дракой. – Я свое обещание выполнил, дело за тобой.
– Ни хрена ты не выполнил! – огрызнулся Змей. Сжал кулаки, шагнув в сторону Морица. – Ты обещал показать мне Тану! И где она?
Белобрысая хозяйка в оцепенении наблюдала за происходившим, перестав при этом всхлипывать и причитать. В ее глазах читался страх: она боялась, что, начав драку, незваные гости разнесут в пыль ее жалкое имущество.
Опасалась она напрасно. Змей резко развернулся и бросился вон из душной норы. Рванул сквозь кривые «улочки» Мусорного города, срывая жалкое тряпье и сшибая хлипкие подпорки под навесами, защищавшие от сквозняков и капель конденсата, струившегося со свода.
Следом, с некоторым опозданием, его догонял Мориц.
– Стой! – кричал детектив. – По-хорошему прошу!
Он торопливо доставал из кармана ампулу с «зомбо-зельем», вырубавшим волю препаратом. Однако, чтобы применить ее, нужно было догнать беглеца. Мориц был уверен: Змей не уйдет. Впереди было Месиво, а в тесных торговых рядах быстрота бега не являлась решающим преимуществом. Специалист по особым поручениям владел навыками перемещения в толпе, которые вряд ли были знакомы этому шустрому, но слишком самонадеянному парню.
Он не учел одного обстоятельства.
Змей вырвался из душной помойки Мусорного города – и сразу же оказался между рядов, где торговали рабочими инструментами. Грубые изделия местных мастерских, лишь отдаленно напоминавшие то, что промышленность легко и качественно клепала до Катастрофы, – все это сейчас было разбросано и большей частью разграблено взбесившейся толпой. Чумазые продолжали бесноваться, круша и переворачивая стойки, столики, навесы с нехитрыми вывесками торговцев.
Кое-где разгорался огонь. И это был уже серьезный вызов властям. Пожар в подземном городе – это почти как на подводной лодке. Бежать было некуда, дышать нечем – и дохли все, и правые, и виноватые, нищеброды и власть имущие.
Потому неудивительно, что вскоре раздался дробный топот тяжелых ботинок и рявкающие голоса, раздававшие приказы. Кое-кто из чумазых застыл в нерешительности, некоторые бросились назад. Другие продолжали резвиться по инерции и не заметили, как рядом появились рослые фигуры в темной форме с уродливыми рылами противогазов.
Блюстители надвигались плотными цепями, быстро, не замечая препятствий. Невнятный рык командира – и в ход пошли металлические дубинки. Особо буйных укладывали одиночными выстрелами травматов.
В какой-то момент Змей даже сбавил скорость: его поразили действия псов Директории, обычно куда более осмысленные и избирательные, хотя и грубые. Первым делом они обычно пускали газ – просто чтобы разогнать толпу, и лишь ускоряли этот процесс дубинками и травматическими пулями. При этом они старались не задевать лояльных покупателей и торговцев – хотя бы потому, что даже хилый товарно-денежный оборот Месива обеспечивал какую-никакую экономику и стабильность в глубинах Карфагена, которую нельзя было обеспечить силой.
Теперь же зловещие черные фигуры действовали безжалостно и бескомпромиссно, круша на своем пути все то, что не успели сокрушить взбунтовавшиеся чумазые. Газ требовался не для того, чтобы разогнать толпу, а для того, чтобы легче настигнуть жертву. Дубинки и пули доставались каждому, кто оказывался на пути надвигавшейся карательной волны. Для блюстителей словно не было больше деления на «своих и чужих». Клали всех, кто не успел убежать или предусмотрительно упасть навзничь, переступали через корчащиеся от боли тела – и шли дальше.
Детектив заметил неуверенность Змея. Бодро крикнул в спину:
– Стоять! Я же говорил – от меня не скроешься!
Решение пришло мгновенно. В тот момент оно показалось логичным, наверное, потому, что принято было под воздействием приличной дозы адреналина. Иначе не объяснить, почему Змей издал истошный вопль – и бросился вперед, в удушливое облако газа, с голыми руками на ближайшего пса-блюстителя. Посредник умудрился с ходу вырвать из его рук титановую дубинку, с силой ткнул в прикрытый тонким щитком живот, отчего боец согнулся пополам и упал на колени. Не слушая вопли Морица за спиной, замахнулся на следующего пса, вознамерившись огреть его по железной каске. Но бойцы свое дело знали: подножка, толчок в спину – и бунтарь кубарем полетел мимо потенциальной жертвы. Дубинку выбили из рук и мстительно приложили ударами тяжелой обуви по бокам.
– Все, все! Сдаюсь! – задыхаясь, орал Змей.
С поднятыми над головой руками он крутился на месте, чтобы его намерение отдаться в руки властей не вызывало сомнений. Слезы струились из глаз, он почти ничего не видел. Его мгновенно скрутили, щелкнули на запястьях наручниками. Посредник еще успел увидеть растерянное лицо Морица и даже ухмыльнуться успешному воплощению своего плана.
План был прост и туп, как железнодорожная шпала: его, схваченного, должны были (как ему в тот момент виделось) отволочь туда же, где томилась Тана. А он, бывший посредник, имел кое-какие коны, чтобы вытащить и ее, и себя. Заодно он собирался избавиться от навязчивого преследования наймита ревнивой бабы, в данном случае – Дианы.
Озабоченное лицо Морица все еще мелькало вдалеке. Но тут его заслонила куда более близкая, багровая, перекошенная злобой физиономия бойца с задранным на лоб противогазом. Похоже, того самого, у которого Змей отобрал дубинку. В отрезвленной болью голове успело мелькнуть сомнение в действенности своего спонтанного плана.
Удар ребристой подошвой в лицо оборвал все сомнения.
Глава четвертаяНакопитель
Скрежет, разъедавший, казалось, саму душу, доносился откуда-то сверху, словно там упорно работали циркулярной пилой. Эхо здесь было ужасное, оно сильно искажало звуки, и не сразу становилось понятно, что это музыка. Трудно узнаваемый мотивчик обильно срыгивали ржавые репродукторы, развешанные под сводом гигантской пещеры.
Самое омерзительное, что спрятаться от этого звука было негде. Никаких бараков, палаток, даже навесов над головой. Пространство размером со стадион было попросту разделено на неровные квадраты ограждениями из толстой проволоки, натянутой на металлические столбы. Столбы эти были обмотаны изоляционным пластиком, а проволока – древняя, ржавая, вызывавшая соблазн переломить ее пальцами. Делать этого, однако, не стоило: проволока была под напряжением. Даже если бы удалось прорваться из одного квадрата в другой, за ним было точно такое же ограждение. И даже если получилось бы преодолеть все эти убийственные преграды – беглец уперся бы в стену гигантского «каменного мешка».
Впрочем, такой возможности не получил никто: высоко над головами зависли решетчатые кабинки с вооруженными охранниками. Через «оптику» прицелов шакалы наблюдали за каждым шагом пленников, имея приказ валить каждого, кто поведет себя подозрительно или же просто странно. Ловко было придумано – не громоздить старомодные вышки, по которым до караульного мог добраться какой-нибудь взбесившийся бунтарь, а подвесить кабинки на натянутых тросах, вроде канатной дороги. И теперь стрелки имели возможность не только добираться с комфортом до места несения службы, но и перемещаться на хитрой системе растяжек практически по всему охраняемому периметру.
Изоляты были прекрасными мишенями. Директория не поскупилась снабдить узников яркими оранжевыми комбинезонами, отобрав при этом нормальную одежду. Где достали столько этого добра – неизвестно. Комбезы были старые, явно хранившиеся на складах еще с довоенных времен. Кто-то ляпнул, что это была некая гуманитарная помощь от бывшей враждебной страны. Дружественной она пробыла, видимо, недолго – иначе трудно объяснялся щедрый обмен с ней термоядерными ударами.
Короче, раньше не было повода примерить кому-нибудь эту одежонку. Народ бы не понял. А теперь всем было плевать.
А для шакалов – отличная контрастность на фоне гравия. Один такой, до зубов вооруженный, висел сейчас метрах в десяти прямо над головой и довольно скалился из-под черной «балаклавы»: надсмотрщики здесь предпочитали скрывать лица. Изолированные семнадцатого квадрата поглядывали в его сторону с неприкрытой злобой. Попадись он им – вряд ли ушел бы живым. Слишком много претензий накопилось у постояльцев к тюремщикам. Каждый пленник попал сюда через мясорубку избиений и жесткого унижения. Само наличие громадного подземного Накопителя, отнимавшего у Карфагена жизненное пространство, для большинства стало шоком. И тем более – то, с каким остервенением сюда стали загонять всех несогласных. Директория действовала на опережение: едва волнения на уровнях вышли из-под контроля, власти выбросили на стол главный козырь. А это означало: дороги назад у Директории нет. Отсюда следовал и другой, еще более жуткий вывод.
Живым отсюда никто уйти не мог. Там, в относительно свободном пространстве подземного города, не должны были знать об этом отвратительном месте, в котором мог очутиться каждый, кто решался поднять голову и заявить претензии зажравшейся элите. Но тех, кто способен был повести людей за собой, становилось все меньше. Самые буйные уже находились здесь – загнанные в изолированные друг от друга квадраты под круглосуточным наблюдением сверху.