Широкая терраса опоясывала пространство Накопителя по кругу, возвышаясь в полутора десятках метров над поверхностью. Здесь он уже бывал – тогда, вместе с Полковником, устроившим ему маленькую экскурсию с целью устрашения. В тот раз беседа едва не закончилась фатально. Чего ждать теперь – было неизвестно. Но вряд ли чего хорошего, судя по уставившимся на него рылам. «Отчего у этих «шишек» из Директории такие одинаковые свиные рыла? – подумал вдруг посредник. – Тоже, наверное, какая-то мутация. От вкусной и здоровой пищи на фоне всеобщей любви и обожания».
«Шишек» было двое. Оба в лоснившихся, с трудом сходившихся на животах костюмах, сидели, развалившись в специально принесенных складных креслах, и даже смотреть на них было неудобно – так они страдали от этих непривычных для них сидений. Видимо, в своих кабинетах они держали более удобные вместилища для собственных задниц. Хотя, не исключено, он был несправедлив, и в нем говорила застарелая неприязнь неприкасаемого к любым формам власти. Эти же были ее воплощением. По странному выверту физиологии у одного лицо было багровое, видимо, от артериального давления. Кожа лица второго была синюшная, еще сильнее подчеркивавшая черные мешки под глазами. Еще те красавцы, даже пропало желание завидовать их высокому положению в иерархии Карфагена. «Два толстяка», – мелькнуло в голове название услышанной в детстве сказки. Или тех толстяков было трое?
В любом случае было понятно, на кого работают лаборатории в тщетных поисках способа продлить жалкое человеческое существование. «Эти без медицинской помощи долго не протянут, – отметил про себя Змей. – Хотя… Жизнь показывает: негодяи умудряются прожить куда дольше добропорядочных граждан». А в том, что у власти в Карфагене стояли негодяи, сомневался разве что дурачок, веривший в каменное небо.
Здесь присутствовала и охрана в невзрачной серой одежде, но держалась она на некотором отдалении. Это было странно, учитывая потенциальную опасность приведенного сюда пленника. Правда, за спиной посредника стояли еще двое, вооруженные автоматами. Но и им краснолицый жестом приказал отойти.
– Какие люди! – с ходу выдал посредник. Плевать ему было на формальности и тонкости чинопочитания. – Любуетесь видом? Мне бы тоже понравилось, если бы я не наблюдал этот гадюшник изнутри.
– Садись, – сипло предложил синюшный, доставая из-за пазухи серебристую фляжку. Отпил немного, поморщился, завинтил крышку.
Оглянувшись, Змей увидел кем-то поставленную табуретку. Однако здешнее гостеприимство имело пределы: пленник должен был чувствовать себя неудобнее хозяев положения. Хотя тут можно было поспорить: в отличие от страдающих «шишек», Змей расселся на табуретке с удовольствием, поглядел на фляжку в руке синюшного.
– Я бы тоже накатил немного, – заявил посредник.
Синюшный замер, с удивлением разглядывая пленника. Видимо, не каждый позволял себе такие вольности по отношению к его чину. Протянул фляжку. Змей подался вперед, с любезной улыбкой взял фляжку, свинтил увесистую крышку. Демонстративно вытер горлышко рукавом, хоть это могло сойти за оскорбление. Да чего уж там – это и было оскорбление, то немногое, что мог себе позволить вызванный на допрос обитатель Накопителя. Отпив пару глотков, Змей удовлетворенно кивнул: пойло было что надо. Вроде того, что он пробовал в гостях у мертвого ныне Зама. Вернул фляжку и принял безмятежно расслабленную позу, насколько то позволяла угловатая табуретка.
– Значит, ты и есть тот самый Видящий, – пряча фляжку за пазуху, сказал синюшный.
– Который раз слышу эту фразу и всякий раз отвечаю одно и то же, – Змей пожал плечами. – Да, меня называли Видящим.
– Почему – в прошедшем времени? – отдуваясь, поинтересовался краснолицый.
– Потому что я больше не Видящий. Отпала необходимость.
– Что значит – отпала? – с сомнением произнес синюшный. – Я слышал, это что-то вроде болезни было? Выздоровел, что ли? Или нет?
– Можно и так сказать, – не стал спорить Змей. – У меня были видения – Запретная гора и все, что с ней связано. Не знаю, как это работало, но мне просто физически нужно было отправиться туда, поглядеть на все это собственными глазами, прикоснуться и все такое.
– И? – краснолицый недоверчиво подался вперед.
– И я отправился. А как дошел – видения прекратились. Я думаю, именно потому, что они слились воедино – видения и реальность…
– Погоди! – оборвал его синюшный. – Так это не сказки, не россказни? Ты действительно там побывал? На Эльбрусе?
Змей устало пожал плечами:
– Зачем мне врать?
– Действительно. Зачем врать? – Краснолицый нервно хихикнул. Переглянулся с синюшным. – Об этом мы и хотим с тобой поговорить.
– Это большая удача, что о твоем появлении в Накопителе в первую очередь доложили мне, – заявил синюшный. – Ведь кое-кто в руководстве считает, что тебя надо ликвидировать, как разносчика информационной заразы. И не только информационной. Мало ли что ты притащил с собой оттуда. – Синюшный взглядом указал вверх.
– Интересная формулировочка, – пробормотал Змей. – То, что меня хотят грохнуть, я знаю давно. Уже и награду назначали. И вроде даже не отменяли. Хорошо хоть в этом бардаке я слегка затерялся. Не пойму только, какая вам польза от меня живого?
– Дело не в нас, – важно сказал краснолицый. – Карфаген превыше всего. Мы всего лишь служим ему и его народу…
Змею больших трудов стоило не заржать в голос. Это уже было нервное. На лице его, однако, осталось выражение, заставившее краснолицего пояснить:
– В общем, ты должен радоваться, что тебя не прикончили, как только обнаружили в Накопителе.
– А я и радуюсь, – довольно нагло отозвался Змей. – Иногда даже напеваю и пританцовываю. Сами понимаете – в загоне под напряжением развлечений мало.
Он тут же одернул себя. Время, когда он просто пер напролом, вышибая ногой все оказавшиеся на пути двери, миновало. Тем более, его позу никто не оценил бы: неприкасаемые, для которых он долгое время был в авторитете, перестали звать его на роль посредника. А значит, он перестал быть своим, и теперь не стоило надеяться на поддержку со стороны группировок. Но дело было даже не в манерах, не в необходимости во что бы то ни стало «держать марку».
– Кстати, как ты оказался в Накопителе? – неожиданно поинтересовался синюшный. – Неужто участвовал в бунте?
– Не то чтобы… – Посреднику не хотелось раскрывать перед этими людьми все карты. Но, с другой стороны, неизвестно было, откуда еще ждать помощи в такой ситуации. – Просто мне нужно было попасть сюда. А как попасть под стражу? Самому отдаться ей в лапы.
– Лихо, – оценил краснолицый. – Я бы даже сказал – креативно. Только на кой черт, спрашивается?
– Вообще я не думал, что тут все так основательно, – признался Змей.
– А думать надо, – поучительно произнес синюшный. Даже значительно поднял короткий толстый палец. – Что, если бы вместо Накопителя сразу к стенке поставили?
– А что, есть и такая опция? – с застывшим лицом поинтересовался Змей.
– А ты как думал? – холодно сказал краснолицый. – Когда стоит вопрос: расстрелять десяток или погубить тысячи – тут не до морализаторства. На древних кораблях бунтовщиков вешали на реях – так, чтобы каждый видел. Но у нас вроде как цивилизованное общество.
– Вот именно, – кивнул Змей. – Вроде как.
– Так зачем ты сам полез в мышеловку? – спросил синюшный. – Вряд ли за бесплатным сыром – его ведь даже не предлагали.
– Мне надо найти здесь одного человека…
– Девушку, – мгновенно кивнул синюшный.
Змей не ответил.
– Точно, девушку, – оскалился толстяк. – Слышал, она у тебя красотка.
Посредник промолчал снова. Он настороженно изучал собеседников. «Они знают про Тану. Это как раз неудивительно: у власть имущих небось на меня целое досье со всеми связями, привычками и, может, даже мыслями. Но неужто они знают, где Тана? Не собираются ли они использовать ее для шантажа? Может, и ее арест не случайность?»
– Мы поможем тебе ее отыскать, – пообещал краснолицый.
– Я так думаю, не из благотворительных побуждений? – сквозь зубы процедил Змей.
– Правильно думаешь, – кивнул синюшный. Подмигнул товарищу. – Благотворительность у нас по другому ведомству.
Краснолицый хихикнул. «Какие-то внутренние отсылки, непонятные чужаку, – размышлял Змей. – Ну да и хрен с ними. Лишь бы ноги унести живым и девчонку вытащить из этой клоаки».
– Так чего вы от меня хотите? – спросил он.
– А ничего особенного, – заверил синюшный. – Просто оставайся самим собой. Видящим.
– Я уже не вижу ничего толком.
– А ты увидь, – настойчиво проговорил краснолицый. – Сделай над собой усилие, так сказать.
– Не понял…
– А чего непонятного? Люди верят тебе. Ты очень убедителен и понятен им в этом образе, – сказал жирдяй.
– Вот пусть у тебя и возникнут видения, – подхватил синюшный. – Скажем, ты был на поверхности и понял: там жить нельзя. Там смерть. Быстрая, лютая, неумолимая. И все такое прочее.
Краснолицый кивнул:
– Скажи всем этим, слишком уж любопытным: жить можно только здесь, в Карфагене, для чего он и был построен самыми талантливыми людьми в погибшем мире прошлого. Ты ведь не станешь спорить, что Карфаген спас жизнь всем, ныне живущим?
– С этим – не стану… – медленно произнес Змей. – Только про поверхность вы врете. Там можно жить. Пока еще трудно, опасно, почти невыносимо – но можно. Более того – там живут.
– Кто живет? – Щека краснолицего неприятно дернулась.
– Ну, мерзляки, скажем, из Хрустального города. Обдолбыши в лагере Азау, дикие племена у Стены…
– Все это чушь и бредни, – размеренно и твердо произнес синюшный. – Ты понимаешь, о чем мы тебе толкуем? Все это тебе привиделось – тогда, до твоей первой вылазки.
– Это не могло мне привидеться до моей первой вылазки. Потому что видения у меня начались после облучения нейтрино от установки шаманов.
– Это ладно, это другое. Они живут в своих норах: шаманы – в герметичной нейтринной обсерватории, которая мало отличается от Карфагена, мерзляки – в глубине ледника. Причем мерзляки – и не люди уже, если разобраться. Так что на поверхности жить нельзя. И на Эльбрусе ты не был. Тебе это привиделось в твоем бреду. Или видениях. Как ты там задвигал толпе на эту тему? Вот так и говори. Ты понял?