Повисла тяжелая пауза. Змей пристально разглядывал этих «хозяев жизни» с заплывшими лицами. Похоже, у них и мозги заплыли, если они думали, что он так просто пойдет у них на поводу. Он еще не вполне понял, на кой черт все это понадобилось Директории, но спинным мозгом ощущал, что его решили использовать в своих темных делишках. А он ненавидел, когда его использовали, тем более – втемную, тем более – в ущерб его собственным интересам и убеждениям.
– То есть вы предлагаете мне лгать? – произнес Змей. – Зачем?
– Почему лгать? – недовольно проворчал краснолицый. – Просто использовать свой авторитет в интересах людей.
– Я не вижу здесь интереса людей. Да, наверху довольно жесткие условия. Там можно сдохнуть в одну секунду, столкнувшись с «дыханием смерти» или попав под ледяной дождь. Но есть места, где жить можно уже сейчас. И выбираться наверх, к небу, – пусть потихоньку, малыми группами, но к настоящему небу и солнцу.
– Вот именно – «выбираться». – Синюшный ткнул в него пухлым пальцем. – Что будет, если все поверят в твою болтовню и массово бросятся к створам? Хаос, паника, массовые жертвы. Ситуация и без того тяжелая. А тут окончательно выйдет из-под контроля.
– Ах вот, значит, в чем дело! – кивнул посредник. – Вы боитесь потерять власть.
– Что ты несешь?! – взвизгнул краснолицый. Даже побагровел еще сильнее. – Люди погибнут! Как они выживут на поверхности?! Даже подготовленный спецназ не может там долго находиться! А тут – толпы обезумевших беженцев из дальних шахт! Они же не видели ничего, кроме стен и руды!
– А тут вдруг получат шанс увидеть солнце… – проговорил Змей. – Нет, я все понимаю. Здесь, в глубине, жизнь давно устоялась. Кто-то на вершине пирамиды, кто-то подпирает ее плечами. И вам, конечно, есть что терять. А большинству там, на нижних уровнях, терять нечего. Кто-то бросится сразу навстречу солнцу – и, наверное, сгорит заживо, как какой-нибудь Икар. Слышали такую легенду? Хотя, скорее, он замерзнет в ледяной пустыне, но суть не в этом. Для многих смерть на пути к свободе и небу – слаще рабской жизни в душной тюрьме. Но вы в этом случае однозначно потеряете монополию на человеческие судьбы.
– Заткнись!
– Хочу вас успокоить: большинство все равно мне не верит. Ваши агенты здесь тоже постарались, объявив меня самозванцем и психом. Неужели вы думаете, что после всех унижений, после охоты, которую вы на меня устроили, я соглашусь вам помогать?
– Если ты не станешь артачиться и строить из себя праведника, каковым не являешься, а будешь с нами сотрудничать, то не пожалеешь.
– Я уже пожалел, что потратил свое время на этот разговор. Уж лучше бы я лежал и таращился в потолок. Вы в курсе, что в нем здоровенная такая трещина? Когда свод рухнет и хлынет вода, крышка придет всем. Тогда сами будете не рады, что заранее не выбрались на поверхность по моему совету.
– Не уходи от темы, – с трудом сдерживаясь, произнес синюшный. – Ты понимаешь, что у тебя просто нет выбора?
– А вот тут вы ошибаетесь. – Змей медленно поднялся, с кривой усмешкой рассматривая «хозяев жизни». – Выбор всегда есть. И я выбираю послать вас всех на хер.
Давно он не испытывал такого наслаждения, отправляя собеседников по известному адресу.
Наивно было бы предполагать, что дерзость останется без надлежащего ответа. Его, однако, не били. Это удивляло и даже настораживало. Люди Директории не отличались чрезмерным гуманизмом, которого тем более трудно было ожидать в эти неспокойные времена. Его просто бросили обратно в огороженный квадрат, который, казалось, стал еще теснее от набившегося в него народа. Наверное, вид посредника, вместе с характерными татуировками в виде молний на его щеках, намекавших на связь с миром неприкасаемых, да еще и внимание охраны, создали ему ореол таинственности и скрытой угрозы: «соквадратники» сторонились его, если не считать безрукого дурачка. Это было к лучшему – он не был расположен к общению, да и небольшое свободное пространство, образовавшееся вокруг него, как невидимое силовое поле, давало возможность спокойно растянуться на камнях в полный рост и предаться расслабленному оцепенению.
– Эй, Видящий! – знакомый голос вывел его из задумчивости. – Я принес твою пайку!
Это был все тот же безрукий парнишка. Надо же – на голове у него теперь была какая-то серая тряпица, а на ней – кусок сухой лепешки, из тех, что раздавали шакалы, чтобы изоляты не окочурились с голоду.
– Спасибо, дружище. – Змей улыбнулся, снял с головы парнишки тряпицу с лепешкой. – Даже не знаю, чем тебя отблагодарить.
Сунул руку в карман, извлек случайно завалявшуюся монету в один фрам:
– Это все, что у меня осталось.
Он протянул монету парнишке и неловко замер, забыв, что тому просто нечем принять дар. Калека, правда, ничуть не смутился и попросту распахнул рот с редкими кривыми зубами. Удивленно хмыкнув, посредник подкинул монету – и парнишка ловко подхватил ее, клацнув зубами, как цирковой пес. Слегка шепелявя, сказал:
– Оставлю на удачу! Как талисман от Видящего!
И шустро переместился к своим, все так же настороженно наблюдавшим за происходившим. Змей помахал им рукой, и те торопливо отвернулись. Кроме матери парнишки, робко помахавшей в ответ.
– И как вы тут оказались? – пробормотал Змей, растягиваясь на прохладных камешках. – Бунтари, блин.
Он поглядел в сторону соседнего квадрата, откуда на него таращились люди совсем другого типа. Эти были хорошо одетые, сытые и растерянные. Торгаши из Месива, не понимавшие, как они очутились здесь, вместе с теми, кто громил их мастерские, лавки, крохотный бизнес, дававший возможность худо-бедно существовать на уровень выше трудяг из грязной шахты. Наверное, это было обидно – вовсю топить за «твердую руку», лизать задницы блюстителям, платить им мзду наряду с неприкасаемыми, чтобы потом получить в торец дубинкой и возопить каменным небесам: «А меня за что?»
Змей криво улыбнулся этим унылым ребятам и произнес:
– А может, вам интересно послушать про Верхний мир? Я ведь там был, можете поверить мне на слово.
Соседи нервно заерзали, принялись неловко оглядываться, словно боялись, что кто-то застанет их за усвоением крамольных мыслей.
– Там, наверху, есть жизнь – проверено, – продолжал Змей. – Пока вялая, немногочисленная. Ведь чтобы тот, исконный человеческий мир наполнился жизнью, нам придется выбраться из своих нор.
Обитатели соседнего квадрата попятились, вжимая головы в плечи. Как будто им в уши вливалась кислота, а не самая обыкновенная правда. Змей громко вещал им вслед, повышая голос:
– Там синее небо, там солнце! А вы – просто трусы, дрожащие за свою убогую стабильность, вонючее тепло и пайку дерьма в сутки. Вам никогда не увидеть настоящего, большого мира, до которого отсюда – рукой подать!
Слушатели обратились в бегство. Перед Змеем с обеих сторон от проволочного заграждения образовалась своеобразная «полоса отчуждения». Он мстительно и горько рассмеялся:
– Трусливые крысы. Будь спокоен, Верхний мир: это дерьмо не испортит собой чистое небо. Они сами себя похоронили заживо.
Время суток в Карфагене регулировалось просто: с десяти вечера до семи утра вырубалось основное освещение. Оставалась лишь дежурная подсветка – зловещие багровые фонари, света которых хватало лишь для того, чтобы люди не ломали ноги во мраке. В Накопителе, помимо дежурных светильников, имелись мощные прожектора, шарящие в пространстве, как щупальца голодного осьминога – скорее, для проформы и чтобы нагнать жути на впечатлительных гражданских, чем из практических соображений, ведь бежать отсюда все равно было некуда.
Он не заметил, как наступила ночь. И как подкрались бесшумные тени. Когда его скрутили двое накачанных крепышей, закрыв ему рот ладонью, оставалось лишь хлопать глазами спросонья.
– Не шуми, Змей! – прямо в ухо посоветовал хриплый басок. – Сейчас мы немного прогуляемся.
Шуметь не имело смысла: вместо одной неприятной встречи с незнакомцами можно было запросто встретиться с пулей шакала, дремавшего над головой в обнимку с винтовкой. Тот разбираться не стал бы – просто пресек бы любой подозрительный шум точным выстрелом.
Посредника поволокли куда-то в полумраке, ловко петляя между лучами прожекторов. Крепышей было человек пять, все были ловкие, шустрые, повадки выдавали в них неприкасаемых. И еще: для них не было преград. Проволоку под адским напряжением они просто раздвинули при помощи деревянных распорок – и затолкнули похищенного в образовавшуюся дыру. Таких переходов было еще два – и они оказались в совершенно пустом квадрате, где не было никого, кроме пленника и пятерых тащивших его бугаев. Ровненький слой каменной крошки от ограждения до ограждения – и все.
– Если вы хотели пообщаться без свидетелей, – озираясь, проговорил Змей, – то здесь мы просто как на ладони.
Никаких объяснений не потребовалось. Двое похитителей вышли вперед, согнулись, зачерпывая по пригоршне камешков, – и перед остальными образовалась черная щель в поверхности. Не сразу до Змея дошло: те двое не камешки руками хватали, а поднимали легкую крышку из пластика, прикрытую тонким маскировочным слоем гравия, под которым прятался глубокий подкоп. Пленника толкнули прямиком в эту яму, куда он и съехал по осыпающейся наклонной поверхности.
Он надеялся увидеть туннель, ведущий прочь из этого омерзительного места, но оказался в некоем подобии землянки. Впрочем, обставленной более, чем роскошно, даже с некоторыми излишествами. Во-первых, здесь был свет – пара компактных шахтерских светильников включились, едва над головой захлопнулась маскировочная крышка. Во-вторых, в этой дыре имелись стол, скамейки и даже подобие кресла, в котором сидел полуголый, лоснящийся от пота, весь покрытый наколками громила. Его Змей не знал, несмотря на то, что в иерархии неприкасаемых ориентировался неплохо. В авторитете этот верзила по-любому не был, как ни пытался строить из себя «бугра». Видать, какой-то выскочка из неофитов – таких в последнее время развелось много. В основном такие пытались захватить сферы влияния, наплевав на устоявшиеся понятия, и, как водится, быстро уходили со сцены. Беспредельщиков не любили и не щадили. Впрочем, как и они – всех остальных.