– Ты, главное, не дергайся. Делай, как я скажу, и разойдемся друг другом довольные.
Тайные ходы, склад и выход на поверхность неспроста прятались в скале. Мерзляки, или ледяные люди, как они сами себя называли, с презрением относились к скалам и камню в принципе. Наверное, это тоже было связано с давней обидой на обитателей Карфагена, бросивших их на поверхности в самое страшное время. Большая часть их погибла при бомбардировке, многие – от ожогов, лучевой болезни, голода и мороза. Оставшиеся же ценой страшных потерь сумели адаптироваться к суровым условиям поверхности, и это стало не просто поводом для гордости – своеобразным культом.
Культом льда. Мерзляки научились строить из подручного материала практически все, тем более что лед отлично армировался металлом. Когда какой-то гений придумал так называемый «хомо-антифриз», принимая который, люди постепенно меняли метаболизм, превращались в мерзляков, лед перестал быть для них враждебным. Он стал чем-то повседневным, вроде стекла или пластика. Или хрусталя, что дало название этому странному городу. Оборотной стороной этого стали неплохие возможности для местных неприкасаемых – устраивать тайные ходы, хранилища, убежища там, куда обычные жители Хрустального города, включая местных силовиков, лишний раз соваться не станут – то есть в скалы, через которые и вошли сюда двое чужаков.
Все это стало известно по скупым рассказам Бродяги, из которого пытались вытянуть максимум информации. Придя в себя, он не стал сильно переживать по поводу гибели Деда – видимо тот успел доставить проблем не только незваным гостям. Другое дело – они перешли черту, по факту напав на чужую группировку во враждебном месте.
– Не понимаю, на что вы рассчитываете, – с усмешкой говорил Бродяга, которого вели по скальному коридору под прицелом автомата. – Когда мои ребята поймут, что я долго не выхожу на связь, они забеспокоятся. А когда они беспокоятся, обязательно кто-нибудь умирает.
– С нами та же история, как ты видел, – мрачно заметил Игнат.
– Давай, как договорились, – сказал Змей. – Проведешь нас к транспортному туннелю, поможешь попасть на поезд, прокатишься вместе с нами…
– А потом?
– Потом обратно. Нам ведь надо будет как-то вернуться. Здесь мы тебя отпустим. Мы люди не злые.
– Покойники вообще не злые. Они тихие. – Бродяга презрительно скривился. – Покойники – это вы.
– Да, да, это понятно, – кивнул Змей. – Ты, главное, вместе с нами тот свет не отправься. Говорят, там синюшных не любят.
Они бы и дальше обменивались вялыми угрозами, но мрачный скальный свод вдруг оборвался, уступив место чему-то настолько непривычному, что Змей с Игнатом остановились как вкопанные.
Туннель, который начинался от скалы и уводил вдаль, был словно отлит из чистейшего стекла. Более того – стены его светились мягким, призрачным светом. Стало еще холоднее, но ощущение холода отступало при виде потрясающей красоты этого места.
– Игнат, не зевай, – на всякий случай предупредил Змей. – А то наш друг тебе по башке даст, пока ты по сторонам таращишься.
– Это и есть Хрустальный город? – тихо спросил связной.
Бродяга не смог сдержать улыбки: хоть он и оставался пленником, однако же был доволен произведенным эффектом.
– Это всего лишь технический туннель, ничего особенного. Сам город вы не увидите.
– Почему? – тупо спросил Игнат.
– Во-первых, потому что вас схватят, будут пытать и в итоге прикончат, – мстительно сообщил Бродяга. – Врагам не место в Хрустальном городе. Во-вторых, вы вроде собирались добраться до Нейтрино. Поезд обходит город стороной.
– Ну ладно, – примирительно согласился Змей. – Пригласишь нас в следующий раз. Стол накроешь, шашлыков нажаришь. Даже интересно – из чего их у вас делают? Мы тоже не с пустыми руками заявимся.
Бродяга странно посмотрел на него, но ничего не сказал. Еще один прием посредника, который иногда действует самым неожиданным образом: вбросить немыслимую, парадоксальную мысль, которую сторона конфликта сначала с негодованием отвергнет, а затем невольно начнет мусолить, возвращаясь к ней снова и снова. Простенький посыл способен расшатать железную уверенность, проесть в ней тоненькую щель, по которой в нужный момент можно ударить – легонько, просто дружески похлопав по плечу.
Сейчас, однако, было не до романтических экскурсий по ледяным пещерам. Легонько подтолкнув пленника дробовиком в спину, Змей приказал:
– Вперед! Быстро, но тихо! И давай без глупостей, Не забывай о том, что случилось с Дедом.
Технические помещения сменяли одно другое, и оставалось лишь удивляться, как плотно здесь освоились люди, пусть и ставшие мерзляками. Чем-то обстановка напоминала аналогичные уровни Карфагена, только выглядело все более хрупко, воздушно.
– Знаешь, что мне напоминает ваш город? – сказал Змей, поглядывая на пленника. – Душу нашего подземелья – умершего и вознесшегося в рай.
Игнат за спиной нервно рассмеялся. Бродяга тоже не смог сдержать кривую улыбку:
– Ты тоже заметил разницу? Вы – грязь и тлен, мы – чистые, и за нами будущее.
– Все так, приятель, все так, – не стал спорить Змей. – Давай закончим наше дело и избавим, наконец, ваш рай от наших грешных тел.
– Кстати, насчет тел, – сказал Бродяга. – Вы бы как-то лица прикрыли, чтобы ваши красные морды в глаза не бросались. А то меня вместе с вами как чужака положат. Вот, шарфами обмотайтесь – будет похоже, что у вас ледянка.
– Что за ледянка?
– Не важно. Болезнь такая.
– Не вопрос. – Игнат принялся закручивать шарф вокруг головы. – Теперь я хоть понимаю, отчего меня так трясет. Ледянка у меня, мать ее…
С грехом пополам, но контакт налаживался.
Трудно было представить, что изо льда можно соорудить такое. Еще труднее представить себе жизнь в бесконечной сети ледяных лабиринтов. Хрустальный город был меньше Карфагена, но свойство материала визуально увеличивало внутреннее пространство, стирая границы между воздухом и стенами.
Они видели людей, идущих в вышине по коридорам, просверленным в ледяной толще у них над головами, а над ними новые и новые уровни. Проходили над огромными залами, где люди, будто размытые дымкой, возились с каким-то оборудованием.
В какой-то момент Змею стало не по себе: они остановились перед бездной, под которой было лишь прозрачное ничто. А там внизу бушевала вода. Темные струи рассыпались о громадные камни, пена хлестала по ледяным стенам, стремясь пробить этот лед, который по всем законам природы должен быть податливый и хрупкий, но отчего-то обрел прочность стали.
– Черт… – присев на корточки, выдохнул Змей. Положил ладонь в перчатке на гладкую поверхность. – Как это возможно?
– Тепловая полировка, – небрежно бросил Бродяга. – Это только кажется, что мост хрупкий, – он толщиной метров пять.
– От этого не легче. – Змей сглотнул и снова поднялся на ноги. – А вода откуда? Река же вроде замерзла.
– Река замерзла, а источник бьет. Говорят, вулканическая деятельность проснулась после Катастрофы. Хотя точно не знаю, я ж не ученый.
– Источник, значит… – задумчиво проговорил Змей.
В этот момент у него мелькнула какая-то догадка, которая пока не оформилась в конкретную мысль. Но засела в мозгу саднящей занозой.
– Ладно, – посредник кашлянул в кулак. – Иди первый.
Бродяга усмехнулся и, не колеблясь, шагнул в бездну. Полупрозрачная поверхность под ногами вполне надежно держала его, и чужаки двинулись следом.
Это было странное и удивительное ощущение – они словно парили над бурлящим потоком, а шедший впереди Бродяга шагал в пустоте, как какой-то ледяной небожитель, подсвеченный сквозь толщу льда невидимыми отсюда источниками света. Конечно, это было не более чем обманом зрения, но давало понимание главного: это действительно другой мир. И люди, живущие здесь, неспроста видят врагов в обитателях Карфагена. И, наверное, самое страшное в этой неприязни – появившееся новое основание – деление на «чистых» и «грязных», «холодных» и «теплых», а в итоге – высших и низших, причем в буквальном смысле слова.
При этом забавно и настораживающе выглядела закулисная договоренность «отбросов» обоих обществ: на фоне всеобщей вражды они тихо строили свою общую закулисную империю. И продолжали бы дальше, если бы все не испортили вмешавшиеся чужаки. Впрочем, Змей по опыту знал: хороший посредник может уладить любой конфликт. И, возможно, когда все закончится и Директория уберет свои лапы от него и его сестры, он сам поучаствует в процессе переговоров…
– Осторожно! – крикнул Бродяга.
Поздно: задумавшись, Змей поскользнулся и упал на новой, наклонной поверхности, начавшейся сразу после прозрачного моста. Рывком перевернулся на живот, пытаясь зацепиться пальцами, но тщетно. Он стремительно скользил куда-то вниз, откуда нарастал приглушенный рев. Обернувшись, увидел не так далеко поднимающийся из пропасти пар.
Он несся к обрыву над бурлящим потоком.
Игнат на секунду растерялся, продолжая держать Бродягу на «мушке» и нервно поглядывая в сторону сползавшего в пропасть спутника.
– Так и будешь пялиться? – бросил ему Бродяга. – Там высота метров пятнадцать! И камни!
И уже не обращая внимания на конвоира, «нырнул» вслед за Змеем по наклонному скользяку. Самое время: посредник уже ощутил под ногами пустоту, зацепившись двумя пальцами за трещину в ледяной поверхности, отчаянно стараясь затормозить падение. Свободной рукой он судорожно пытался выдернуть нож, запутавшийся в ножнах под курткой. Рука скользнула – и он практически съехал в пропасть. Успел выкрикнуть что-то злобно-матерное, готовясь совершить последний полет…
И повис, удерживаемый за руку крепкой синеватой пятерней.
– Держись! – крикнул сверху Бродяга. – Бросай оружие! Рюкзак бросай!
– Хрен там! – тяжело дыша, отозвался Змей. – Мама учила добром не разбрасываться…
– Я тебя не удержу, придурок!
Бродяга стал заметно сползать вслед за своей неподъемной ношей. Змей и рад был бы избавиться от дробовика и вещмешка, но не имел физической возможности дотянуться до лямок. Скорее ускорил бы собственное падение.