При этих словах Новичок впился взглядом в Игната. Тот не отвел глаз, но жилка на его щеке нервно задергалась.
– Вы даже не представляете, в какого зверя превращается человек, когда его гонит вперед черная смерть. А ведь нас было не так много – и это не остановило нас перед пулеметами и штыками. А здесь… Здесь замес будет покруче. – Бандит глухо рассмеялся. – Директория надеется, что сможет управлять гневом толпы. Манипулировать, стравливать, чтобы мы сами поубивали друг друга. В крайнем случае лишних можно загнать в накопитель. Знаете, они строят такой здоровенный накопитель для особо буйных?
– Концентрационный лагерь, – глухо сказал Игнат. – Я видел. Уже все готово.
Тихо ахнула Тана. Истерически расхохотался Крэк.
– Директория со своими прихвостнями думает отсидеться. Надеются, что черная вода остановится ниже элитных уровней. Допустим. Но это уже будет не Карфаген. Это будет жалкое прозябание кучки уцелевших. Которые в итоге сами перегрызут друг друга. Верно сказал парень – Карфагену крышка!
Новичок с размаху воткнул в поверхность стола свой узкий нож с костяной ручкой.
Повисла тяжелая пауза.
– Мрачная перспектива, – глядя на торчащий из стола нож, проговорила Тана.
– Но я думаю, все кончится еще раньше, – ухмыльнулся Новичок. – Это проклятое место разнесут на куски те, кто хочет покуражиться во власти. В последнее время группировки растут как грибы. И у всех своя правда, у всех притязания, все ненавидят друг друга. Со дня на день вспыхнет война – всех против всех.
– Золотое время для посредника, – глядя на Змея, неуверенно произнес Игнат.
– Время посредников прошло, – веско произнес Новичок. – Пришло время беспредела. На днях разнесли оружейный склад у резервных ворот. В любой момент может начаться большая стрельба. – Новичок хищно склонился над столом, приблизившись к Змею: – Поэтому я и хочу слинять отсюда. Эти идиоты не знают, что такое настоящее дерьмо, потому и тянут этот город на самое дно. А у меня вкус дерьма до сих пор на языке. И я не собираюсь наглотаться его снова. – Откинувшись на спинку шаткого стула, осмотрел присутствующих. Постукивая по столу костяшками пальцев, сказал: – Я хочу ответов. Хочу увидеть этого Мудреца. Пусть хоть он скажет, что делать и как со всем этим жить.
Это было странно – услышать столько религиозной страсти из уст безжалостного убийцы. Может, его реально допекло происходящее. А может, он действительно стремился к чему-то большему, чего сам еще не мог сформулировать, но ждал, что кто-то это сделает за него. Как этот Мудрец с Запретной горы, которого никто до сих пор не видел.
– Все это, конечно, красиво, – сказал Игнат. – Я даже готов поверить, что Змей действительно что-то увидел на этой шаманской установке в Обители. Но с чего вы взяли, что эти видения – не просто галлюцинации, сны? Никто же не принимает сны всерьез.
– Он – видящий! – с чувством сказал Крэк. – Это дано не каждому!
– А сам ты что думаешь, Змей? – спросил Новичок. – Ты сам веришь в реальность своих видений?
– В том-то и дело, что это не совсем видения, – ответил посредник. – При «выпадении» невозможно отличить призрачный мир от настоящего. У меня есть четкое ощущение того, что все это правда.
Змей вдруг вспомнил, как это объяснял Кравец:
– Нейтринный поток, направленный мне в мозг, – это проекция поверхности, которую насквозь прошили нейтрино. Не спрашивайте, как это работает. У самих шаманов нет ответа, только фанатичная вера в то, что нейтрино – язык Бога. Но все, что я вижу, – правда.
– Все это круто, но что ты собираешься с этим делать? – нетерпеливо спросил Новичок. – Как проверить, правда ли это? Как получить ответы?
– Только одним способом, – пристально посмотрел на него Змей. – Отправиться туда самому.
– Куда? – Новичок приподнял брови.
– На Эльбрус.
Крэк радостно хлопнул в ладоши. Тана в ужасе прикрыла лицо руками, глядя поверх пальцев округлившимися глазами.
– Это невозможно, – проговорил Игнат. – Мы чуть не погибли, едва высунув голову на поверхность. А там – вершина! Запретная гора – это температура ниже ста градусов, метели под двести километров в час, радиация, ядовитые испарения. Мутанты, наконец!
– Что скажешь, Змей? – прищурился Новичок.
Поймав полный ужаса взгляд Таны, Змей произнес:
– А нечего мне сказать. Один я не дойду, а рисковать кем-то еще было бы подло. Ведь все мои предположения эфемерны, как мой призрачный мир. – Он закрыл глаза, помолчал. Снова открыл глаза, покачал головой. – Я не знаю, что делать. Просто не знаю.
Заснуть он так и не смог. Просто лежал, глядя в неровный потолок маленькой комнаты. Бессонница – еще один побочный эффект нейтринного удара. Тана лежала рядом, уткнувшись в плечо Змея, поглаживая его руку, плотно увитую цветной татуировкой.
После бегства с Месива и откровений в грязной забегаловке расходились по одному. Ни к какому решению они так и не пришли, оставшись каждый с ощущением недосказанности и предчувствием надвигающейся беды. Игнат возвращался в казармы, Новичок – в противоположный лагерь, зная, что при встрече в иных обстоятельствах каждый из них, не дрогнув, прикончит другого. Таковы правила игры в этом подземном Вавилоне.
Змей уходил куда глаза глядят, несмотря на попытки Крэка утащить его в свое омерзительное убежище. Тогда Тана и пришла к нему на выручку, сказав, что Змей обещал проводить ее до жилища. Крэк тогда отстал, а Змей вдруг обнаружил себя в ее постели, дышащим тяжело и часто, со знакомым сладким послевкусием. Но ни хрена не помнящим. От слова вообще.
Это было самое тупое «выпадение» из всех, какие можно придумать. Он парил в своих призрачных небесах, когда его, оставшееся без хозяина, тело ощущало тепло самой реальной и самой желанной девчонки, какую только могло нарисовать его убогое воображение.
– Скажи… Сейчас – ты был со мной? – спросила вдруг Тана. – Или летал где-то там, в своем призрачном мире?
Змей посмотрел на Тану. Ей-богу, женщину невозможно обмануть – если только она сама не хочет обмана. К счастью, чаще всего так и бывает.
Можно было соврать. Или ляпнуть какую-нибудь пошлость. Он всегда отвечал какой-нибудь глупой мерзостью наивным девчонкам, которые думали, что у них с ним что-то большее, чем просто секс. Всего несколько дней назад случайная связь даже не отпечаталась бы у него в памяти. Еще одна официантка, еще одна стриптизерша. У неприкасаемого не может быть длительных связей. Сейчас же все было по-другому. Как-то ярко, свежо. Будто он впервые был с женщиной. Может, это еще одно побочное действие шаманского обряда? В таком случае одно это уже тянет на Нобелевскую премию. Жаль только, Нобелевский комитет давно обратился в пепел, куда ему, впрочем, и дорога…
Вслух же ответил:
– А как бы тебе хотелось?
Не открывая глаз, Тана пожала плечами:
– Мало ли как бы мне хотелось. Кто спрашивает девочек из стрип-куба? Мы просто радуем глаз, за это нам платят.
– А что, если все изменится? – тихо спросил Змей. – Ты перестанешь быть девочкой из стрип-куба, я – неприкасаемым? Может все быть иначе?
– Ты просто дразнишь меня. – Тана оттолкнула его плечо, отвернулась, сжавшись калачиком под мятой простыней.
Змей рассмеялся. Тана обиженно поглядела в его сторону и снова отвернулась. Он сказал:
– Прости. Просто стандартный вопрос рождает стандартные ответы. А стандартные ответы – стандартные обиды. Но ведь ты – совсем про другое. Это другое невозможно в том мире, которому осталось совсем немного.
– Опять ты про свое, – устало проговорила девушка. – «Карфаген должен быть разрушен» и все такое. А я просто баба, мне нужны простые вещи. Ты не подумай – я ничего от тебя не жду.
– А что тогда?
– Мог бы хотя бы соврать что-нибудь! Сухарь…
Лучше всего было бы сказать ей прямо: он не может соврать. Чисто физически не может – это еще одна удивительная «побочка» эксперимента. Помимо всего прочего, это делает невозможной для него работу посредника. Посредник – природный лжец и манипулятор. Если он и понял про себя что-то новое, так то, что ощущал теперь отвращение к себе тому, прежнему. Он перестал быть посредником.
Он стал видящим.
И теперь единственное, чем он мог ответить девушке, с которой начал опасно сближаться, – просто уйти. Тихо и не прощаясь.
Глава шестаяЖертва
Идти было некуда. Центральный сектор становился для него опасен, по крайней мере его средние уровни. Возвращаться в приютивший его некогда Западный сектор тоже нельзя: он не выполнил поручение больших и опасных людей, не уладил конфликт, не наладил связи. Беспредельщик Новичок в результате получил не причитавшиеся ему преференции на чужой территории, за чем неизбежно, как костяшки домино, посыплются тяжелые последствия. Для самого посредника это как минимум лишение авторитета и статуса. Как максимум – смертный приговор.
Можно было податься к Шайтану, предлагавшему прежнюю работу. Правда, неизвестно, как поведет себя главарь Копателей, почуяв его слабость. Здесь прямой путь обратно в кабальную зависимость, из которой и без того непросто было вырваться. Это если Шайтан не посчитает более выгодным продать его голову желающим поставить такой сувенир себе на полку.
Но и это не главное. Видящий в нем чувствовал: пути назад нет. Он изменился настолько, что не испытывал ни сожалений, ни дискомфорта по поводу потерянных возможностей в мире неприкасаемых. Теперь он мог двигаться только вперед. Оставался простой вопрос: вперед – это куда?
Сама собой возникла мысль: уйти к изгоям. Ведь он сам стал одним из них, таким же беженцем из «нормального» мира. Он видел, как живут на технических уровнях, в этих Шанхаях под нескончаемыми номерами. Живут плохо, скудно – но при этом свободно и почти неподконтрольно властям. Сейчас это было то, что нужно. И от понимания своего простого и ясного пути на душе становилось легко.
Змей уходил из жилого района на краю сектора, где обитала Тана. Нужно было миновать по краю квартал мастерских и добраться до технических подъемников. Там можно спуститься на уровень в Шанхай-7, за несколько лишних фрамов избежав встречи с патрулем, что неизбежно на пассажирских подъемниках в центре. Благо у него сохранился небольшой запас монет со времен вольготной жизни неприкасаемого. В последнее время, правда, скаканула инфляция – то ли вольфрам упал в цене, то ли подорожала жрачка, потянув за собой все остальное. В любом случае отныне придется зарабатывать на хлеб чем-то иным, нежели посредничеством в разборках. Если Новичок прав, то скоро единственными посредниками между врагами станут ножи и пули.