– Вот гнида, – беззлобно пробормотал Новичок, засовывая пистолет за пояс за спиной. – Главное, припасы нам оставил – вот за это помянем его добрым словом.
Три фигуры в уродливых, лоснящихся резиной костюмах, с лупоглазыми масками, торчавшими из-под надвинутых капюшонов, стояли на краю огромного котлована, заполненного мусором. Мусором – это мягко сказано. Здесь было вперемешку свалено все – от промышленных отходов в бочках с предупреждающими надписями, хищными знаками «биологической опасности» и трилистниками «радиации» – до разрушенных конструкций из бетона, металла и пластика. Все это погружалось в самые обыкновенные продукты человеческой жизнедеятельности, перемешанные со всевозможной дрянью, которую не смогли переварить даже крысы.
Крыс, кстати, здесь не было, и это особенно настораживало.
Путники переводили дыхание, ставшее особенно тяжелым в противогазах, под грузом припасов, снаряжения и ящиков со взрывчаткой. В глубине котлована омерзительно пузырилось и булькало. Очищенный фильтрами противогазов воздух был тяжелый и спертый.
– Мне тяжело дышать, – приглушенным маской голосом сообщила Тана. – Я сниму противогаз… Ненадолго.
– Не советую, – сказал Новичок. – Отравишься. Без противогазов и костюмов здесь работать нельзя.
– Я вообще не понимаю, зачем здесь работать… – устало возразила Тана.
– А кто должен разгребать за Карфагеном его дерьмо? – усмехнулся Новичок. – Только такие неприкаянные, как мы, – кому нет отсюда никакого исхода. Точнее, не было. Теперь видишь – здесь никого, все в Центральный сектор подались, счастья искать. А значит, Карфаген не будет разрушен – он захлебнется в собственных нечистотах. Как думаешь, видящий?
– Не знаю, – отозвался Змей. – Меня больше волнует, как мы через это все наши ящики потащим.
– А тут есть тропка. Правда, идти придется по пояс в этом самом… – Новичок кивнул в сторону булькающей жижи. Как раз сейчас надулся особенно крупный, радужный пузырь – и лопнул, разбрызгав коричневые капли, оставив на своем месте растворяющееся в воздухе облачко пара.
– Меня сейчас вырвет… – сдавленным голосом выдохнула Тана.
– А вот этого не советую, – предупредил Новичок. – Захлебнуться в маске собственной блевотиной – смерть на любителя. Я такое уже видел и не хотел бы повторять. Так что потерпи, детка.
– Я вообще не понимаю, зачем мы сюда лезем.
– А другого пути наружу больше нет. Не считая основных створов.
– После нашего с Игнатом похода контроль там наверняка усилен, – задумчиво добавил Змей.
– Это будь спок – не дадут там пройти, – согласился Новичок. – Да и ждут нас наверняка. Особенно теперь, когда за тебя назначена награда. Порвут на сувениры, но не пропустят. Кстати, долго торчать здесь тоже не стоит – радиация.
– Как, здесь еще и радиация? – Тана нервно рассмеялась
– А куда сливают всякую дрянь с реактора? Забыли – Карфаген сам по себе внизу, в ущелье, а мы и вовсе под ним. Забыли закон физики? Все течет вниз и ничего – наверх.
Они спустились по неровному склону и медленно вошли в густую пузырящуюся жижу, которая бродила то ли биологическими, то ли химическими реакциями. Согнувшись под тяжестью ящика на плече, Змей спросил:
– А не разъест костюмы-то?
Он шел последним, контролируя движение Таны перед собой.
– Не должно, – предположил бредущий впереди Новичок. – Опаснее порезать или пропороть костюм. Натечет внутрь – можно химический ожог получить или заразу какую подцепить.
Шли долго. Казалось, нет ни конца, ни края этому морю отбросов, островам и архипелагам мусора. В какой-то момент Змей ощутил опасное приближение неконтролируемого состояния. «Выпадение» было бы сейчас совсем некстати, и надо бы предупредить спутников.
– Ребята, такое дело, – начал он. – Если я вдруг стану вести себя странно…
И замолчал, увидев, как метрах в пяти по левую руку жижа вдруг вспучилась и из нее стало медленно подниматься что-то большое, изогнутое толстой трубой… Или живым кольцом – как у гигантской анаконды.
– Новичок! – сдавленно позвал Змей. – Слева…
– Вижу, – отозвался бандит, медленно стягивая с плеча дробовик. – Стоим не двигаемся!
Не слушая ведущего их маленькой группы, Змей стянул с плеча трофейный автомат. Медленно поднял, еще не понимая толком, куда целиться.
Потому как из бурой массы поднималось еще одно кольцо, и еще, и еще… Самое неприятное в этой ситуации было непонимание: одно ли это, пусть и аномально длинное, существо или целый выводок. От этого, помимо прочего, зависел выбор тактики.
Хоть Змей и не видел под маской противогаза лица Новичка, однако ощутил его растерянность. Спросил:
– Ты когда-нибудь видел такое?
– Видел… – пробормотал тот. – Но в разы меньшего размера.
– И чем кончилось?
– Трупом. Оно проглотило прораба.
Плечо ощутило боль: это вцепилась в него испуганная девушка.
– Куда стрелять-то? – спросил Змей. – Есть у этой зверушки слабое место?
– А хрен ее знает, – огрызнулся Новичок. – Где у гигантского глиста слабое место? У него и головы-то нет.
Словно желая подтвердить слова местного «старожила», из жижи вынырнул и стал медленно подниматься огромный отросток с дырой по центру. Края дыры мелко и жадно подрагивали, из нее сочилась какая-то слизь. Глаз или других органов чувств на «морде» гигантского червя не было заметно, но отросток безошибочно потянулся в сторону замерших людей. И вслед за ним стали «перекатываться» огромные белесые кольца этого бесконечно длинного, отвратительного тела.
Отросток задрожал в предвкушении, еще шире распахивая бесформенную пасть-дыру. Тихо завыла Тана – и отросток потянулся в ее сторону. Трижды бахнуло – Новичок не выдержал и разрядил дробовик в направлении пасти. Отросток дернулся из стороны в сторону, будто искал источник боли. Однако картечь ему была как слону дробина, разве что еще больше возбудила аппетит. Отросток еще выше поднялся, изогнулся, стремясь накрыть жертву пастью-дырой, как зонтиком, сверху.
– Эй, ты! Червяк-переросток! – заорал Змей, забыв, что противогаз глушит его крик. – Иди сюда! Начни с меня! Ну давай же! Ну!
Он попятился, размахивая над головой свободной от автомата рукой. Червь заметил, видимо, не столько крик, сколько колыхание привычной ему среды обитания. И уже не тратя времени на выбор, обрушился на обнаглевшую жертву.
Змей видел, как зависает над головой эта отвратительная безглазая морда. Как дыра в ее центре расползается вширь, демонстрируя бесконечную спираль мелких полузубов-полукрючков. Как, набирая скорость, эта пасть опускается ему на голову с поразительной для слепого существа точностью.
Инфернальный ужас от встречи с чудовищем из глубины ада странным образом смешался с противоестественным любопытством: до чего может развиться природа, искореженная ядовитой отрыжкой человеческой цивилизации – в виде всей этой химии, радиации и прочих мутагенов. Это было бы даже красиво – если бывает эстетика отвратительного.
В любом случае бить в эту пасть очередями – все равно что колоть шилом кисель. Похоже, примитивная тварь не особо чувствительна к боли, учитывая три точных выстрела из стволов двенадцатого калибра.
По какому-то наитию, направив автомат вертикально, Змей вдавил спусковой крючок подствольного гранатомета, о котором и думать забыл, а теперь вдруг вспомнил. Это была лотерея: до этого ему даже не пришло в голову проверить, заряжен ли гранатомет в принципе.
Гранатомет оказался заряжен. Гулко хлопнуло, и автомат едва не выпрыгнул из рук в зловонное болото. В первую секунду Змею показалось, что он промахнулся. Слишком уж долго тянулась эта секунда. А потом произошло удивительное: пасть над головой неожиданно стянулась в точку. Башка-отросток удивленно отпрянула – и тут же раздулась, как капюшон у кобры, осветившись при этом изнутри ярким светом. Вспышка, как рентген, высветила сеть сосудов и крохотные нервные узлы – все то, что заменяло огромному существу мозг.
Граната, по-видимому, была светошумовая – обыкновенное снаряжение блюстителя для штурма помещений и разгона толпы. Взорвись она снаружи, на слепое и глухое существо, возможно, не произвела бы впечатления. Но как слабенький взрывпакет, сжатый в кулаке, отрывает пальцы, так и проглоченный тварью небоевой, по сути, заряд оказался для нее фатальным. Отросток заметался и бессильно опал, подняв фонтаны дерьма вперемешку с мусором. Зато пришли в яростное движение кольца остальной туши, грозя смести, сбить с ног и утопить в ядовитой жиже.
– Бежим! – заорал Новичок. – Сейчас начнется!
Не поняв, что именно начнется, Змей ухватил Тану свободной рукой за руку и потащил вслед за Новичком. За спиной уже что-то ревело, визжало: похоже, подыхающую тварь рвали на куски твари поменьше.
Но видящий уже был далеко – из этого поганого мира его уносило в мир света и очистительного холода.
Он сидел на вершине, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Далеко внизу были бескрайние горы Большого Кавказского хребта, он же ощущал себя на самой «крыше мира». Так, вроде, называли Гималаи. Но не зря же говорили, будто во время катастрофы произошли такие тектонические смещения, что Эверест уступил по высоте свое место Эльбрусу. Оттого, возможно, и происходят все эти странные погодные аномалии, оттого и поперла из земных недр смертоносная черная вода.
На плечо легла тяжелая рука. Он попытался обернуться – но не смог. В призрачном мире ты не управляешь событиями и в силах лишь менять свое к ним отношение.
– Ты хочешь ответов, – произнес голос, отдаленно знакомый, но при этом таинственный и чужой. – Но готов ли ты принять правду?
– А разве у меня есть выбор? – с тоской в голосе ответил Змей. – Я не могу оставаться на месте, и назад дороги мне нет. Я могу идти только вперед. А впереди – лишь вершина и ты, Мудрец.
Он помолчал, ожидая, что скажет тот, чью руку ощущало плечо. Но Мудрец молчал. Тогда Змей спросил: