Нет. Лиды уже не было, не существовало для меня. Еще тогда, в прошлом году, когда она приехала за вещами, она была чужой.
Странно, в тот вечер я не думал о Майе Сергеевне. Это было слишком несерьезно — думать о незнакомой женщине. Мне оставалось одно: заснуть, проснуться и идти на границу.
Прошел день. В субботу шестеро получили увольнение, и я встретил их тогда, когда они вышли с заставы — в мундирах с горящими пуговицами, в начищенных сапогах, ни дать ни взять шестеро богатырей. Я предупредил их: если узнаю, что «богатыри» прикасались к спиртному, пусть потом пеняют на себя. Надеин ответил за всех, что спиртного не будет. Ему-то я верю, ну да там посмотрим.
В сумерках над рощей повисла и рассыпалась в воздухе красная ракета. Часовой с вышки доложил, что заметил двоих в зоне возле протоки, и я пожалел, что отпустил сразу столько солдат.
Впервые мною владело лихорадочное состояние, волнение, не схожее ни с каким другим. Тревожная группа была уже в машине, наряды, находившиеся ближе к протоке, бросились перекрыть границу. И вот водитель жмет по лесной дороге, машину швыряет из стороны в сторону. Потом мы бежим виляющей тропой, и я слышу сзади повизгивание Дины. Беру чуть вправо, и Балодис с собакой обгоняет меня.
Мы выскакиваем к протоке и наталкиваемся на Шабельника. Он тянет из воды веревку, на другом конце веревки — круглый вентерь.
— Это браконьеры, товарищ капитан, — говорит он. — Когда я дал ракету и побежал сюда с вышки, они даванули в тыл. Из Новой Каменки, наверно.
— След! — приказываю я. Я должен точно установить, браконьеры это или что-нибудь похуже. Но даже если это браконьеры, они будут отвечать и за браконьерство, и за выход в зону без разрешения.
— След, Дина, — повторяет Балодис, — след!
Дина уверенно ведет нас лесом. След свежий, нарушители были замечены полчаса назад, мы прибыли на место через двадцать две минуты. («Очень хорошо», — думаю я на бегу.) Все-таки они здорово ушли от нас. Должно быть, тоже бежали. Дина уткнула нос в землю, поводок размотан почти на всю длину. Собака выводит нас на дорогу — это дорога в Новую Каменку. И сразу становится легче бежать. Балодис на ходу перекидывает автомат с плеча на руку, и я понимаю, что он как-то узнал, что бежать теперь немного.
Мы поднимаемся на холм, здесь дорога делает крутой поворот, и вот уже оно, село. В окнах свет, из-за заборов на нас остервенело лают новокаменские псы, но Дина, кажется, не замечает их. У одной калитки она останавливается, царапает доски лапой и повизгивает. Я нашариваю щеколду, открываю калитку, и мы врываемся в палисадник.
Дом в глубине палисадника стоит темный, окна закрыты ставнями. Ни огонька в них, ни звука из-за дверей, возле которых остановилась Дина. Я стучу, но долго никто не откликается. Спрятались, затаились, черт бы их побрал!
— Откройте, или будем ломать дверь!
А человек, оказывается, стоял там, за дверью, и прислушивался. Стоило пригрозить, как он откликнулся сразу:
— Кто там?
— Пограничный наряд.
С той стороны двери гремят засовы, потом я вхожу в сени, и в луче фонаря — испуганное мужское лицо. Второй сидит в комнате. Я нашариваю у дверей выключатель. За столом Чугунков. Оба испуганно смотрят на Дину, а она уже совсем спокойна, она знает, что сделала свое дело и может посидеть у дверей, отдохнуть малость.
— Документы.
В доме, в углу, образа. Святые лики зрят на меня сурово и осуждающе. Хозяин дома лезет на скамейку, достает из-за образов документы. У Чугункова с собой паспорта нет, но я киваю: не надо ходить.
У него прыгают губы. Струхнул, видимо, парень здорово.
— Вечеряете?
— Да, вот приятель зашел.
— А что ж в потемках? Электричество экономите?
— Просто так...
— Забавно. И никуда, конечно, весь вечер не выходили?
— Никуда.
— А вентери кто в протоке ставил?
— Не знаем, гражданин начальник.
— Зато она знает, — киваю я на Дину.
— Собака — не человек, она и ошибиться может. Не ставили мы вентерь.
— Вот и попались, — смеюсь я. — Я же вас про вентери спросил, а вы об одном говорите. Откуда же вы знаете, что там один вентерь поставлен?
Они понимают, что попались, и угрюмо молчат.
— Значит, все-таки ходили вы?
— Мы.
— Где остальные вентери?
— Больше нет, начальник.
— Чепуху говорите. Чтобы у таких двух рыбаков был всего один вентерь — ни за что не поверю. Ну, давайте показывайте, а то собачке дадим понюхать, — шучу я. А они пугаются. Дина смотрит на них желтыми немигающими глазами, склонив голову. Хозяин поднимается.
В сенях за какой-то рухлядью еще пять вентерей. Пять штук сразу! Какого же лешего они пошли с одним? Уж браконьерствовать, рисковать — так по-крупному!
Вот и все. Мы можем возвращаться домой. Акт составим после, пошлем в милицию — придется им заплатить полсотни, не меньше, за эту прогулку. На улице я говорю: «Хорошо пробежались?» И вдруг вижу, как улыбается Балодис.
— Хорошо, товарищ капитан.
— Слушайте, Бронюс, — тихо говорю я, чтобы не слышали другие. — А ведь вы последнее время, я смотрю, малость заскучали, а?
— Было дело, товарищ капитан.
— А сегодня еще и разозлились, что я вас в увольнение не пустил?
— Да чего уж там..
— Нет, вы давайте по-честному.
— Ну, было такое.
— А что бы мы сегодня делали без вас? — так же тихо спрашиваю я.
Бронюс не отвечает...
Но все-таки почему они пошли с одним вентерем? И опять этот Чугунков... Совпадение? Очень уж нехорошее совпадение. Мне не по душе такие совпадения.
Теперь я могу дать ребятам отдохнуть. И я тоже хочу отдохнуть. Одного из солдат я посылаю за машиной — пусть скажет водителю, чтобы подогнал ее к клубу. Это целый час отдыха. Ребята по праву заслужили этот час. Но как им появиться в клубе? У них автоматы, и следовые фонари, и подсумки с автоматными рожками, и радиотелефон у нас тоже с собой. Я даю по радиотелефону отбой, дежурный по отряду примет мое сообщение о том, что задержаны браконьеры. Но как все-таки мои ребята пойдут в клуб?
— Товарищ капитан, мы по-походному, танго с автоматом.
— Нет уж, — ворчу я. — Мы с Диной и Балодисом покараулим ваши автоматы. Как машина придет, чтобы ни секунды не ждать. Ясно?
Я сажусь на скамейку в сквере позади клуба. Тут же ребята складывают оружие и подсумки. Балодис, привязав Дину, говорит: «Стереги!» — и теперь даже я не смогу притронуться ни к чему. Дина, получив приказ, смотрит на меня как прокурор на подсудимого. Я отодвигаюсь подальше от нее — так, на всякий случай.
Теплая, почти летняя ночь стоит над селом. Скамейка, на которой мы сидим, окружена сиренью, и почки на ней уже лопнули. Еще несколько таких вот дней, и деревья повернут к солнцу свои зеленые ладошки.
Все-таки чудесная штука — молодость! Вот ведь какие они, солдаты: недосыпают, и пробежка, прямо скажем, была нелегкая, и с утра снова служба, а поди ж ты — пляшут! В клубе распахнули окно, и музыка вырвалась на улицу. Дина слушает ее, торчком подняв крупные острые уши и вертя башкой направо-налево. Пляшут мои ребята, а мне не хочется в клуб. Может быть, Майя Сергеевна там... Отчего бы ей не быть там? Но мне все равно не хочется в клуб, совсем ни к чему выдумывать себе счастье.
Вдруг Дина поворачивается, тихонько рычит и, принюхавшись, успокаивается. Сзади меня, за кустами, — голоса. Два голоса — мужской и женский.
— Посидим?
— Да. В клубе жарко, спасу нет.
— А Ваня совсем не пошел.
Это Егоров, я узнаю его голос.
— Он на тебя и не похож, степенный.
— Ванька-то степенный? Лучше меня?
— Ты си-ильный!
Голоса смолкают. Очевидно, Егоров целуется там, за моей спиной. Так и есть:
— Отпусти! Нашел где целоваться.
— А я тебя хоть в клубе при всех.
— Ненормальный.
— Все равно и так знают, что мы поженимся.
— Это еще как сказать!
Она дразнит Егорова, и он злится:
— Опять?
— Не сердись. Это я в шутку.
Опять тишина у меня за спиной. Ужасно неловкое положение — будто нарочно сел тут, чтобы подслушивать. Приходится громко кашлянуть несколько раз, и тогда из-за кустов появляется Егоров:
— Это вы?
— Вроде бы я.
— Как вы... в общем, сюда?..
Он путается в словах. Приходится объяснить, что гонялись за браконьерами, вот и добрались до села. Егоров ныряет за кусты и выводит оттуда девушку. Очень славная девушка, чуть напуганная только — еще бы не испугаться! Сидит капитан, а рядом автоматы и овчарка — испугаешься!
— Вот, — говорит Егоров, — это Лена.
Он говорит это так, будто я уже все давным-давно знаю про Лену.
У нее крепкая рука, у этой девушки, — значит, работящая. Я приглашаю ее сесть, но она косится на Дину, а та тихо рычит.
— Спасибо, — говорит Лена, — мы лучше в клуб пойдем.
— Идите, идите, — киваю я. И снова мы с Диной среди этой ночи.
А может, я зря не пошел в клуб? Подошел бы к Майе Сергеевне, сказал «разрешите?» — и вот уже совсем рядом ее лицо и светлые волосы, падающие на глаза. И моя рука уже чувствует ее тело, такое близкое, такое доверчивое, что становится страшновато за его хрупкость. Но танец окончен. Я отвожу ее в сторону. «Я уже много знаю о вас». — «Так и должно быть, капитан, вы же пограничник». Она поправляет волосы и смотрит на меня долгим испытующим взглядом. Хватит!
Я сижу на скамейке, Дина поводит своими ушами-локаторами, и вот уже слышен гул машины. Еще через несколько минут солдаты разбирают свои автоматы и подсумки, Балодис отвязывает Дину. «Эх, всю бы ночку плясал!» — говорит кто-то.
В машине я закрываю глаза. Я не слышу, о чем говорят солдаты. Во мне еще продолжается тот придуманный, ненастоящий разговор. «Вы давно здесь живете?» — «Вы могли бы об этом узнать в сельсовете». Нет, не так. «Давно. А вот вы приехали недавно, верно?» — «Да», — говорю я. И опять ее лицо возле моего, но мы молчим, танцуем и молчим.