От близости мертвеца Василий Иванович уже задыхался. Он не мог выдавить из себя что-то вразумительное, даже не пытался.
— Не будем трогать, — пробормотал Никита. — Пусть лежит, привыкает к объятиям смерти. Подозреваю, информация о том, кто именно убил господина Глобаря, крайне не понравится многим авторитетным товарищам. Люди, кто бы знал, как я безмерно устал… Послушайте, у кого-то здесь имелся спутниковый телефон. Не хотелось бы вызывать помощь этим засранцам, но, боюсь, придется.
— Нашел, — отозвался Коваленко. — Единственное средство связи находилось у господина Крейцера и почти не намокло…
«Помощь» прибыла лишь под утро — когда виновники жуткого тарарама были уже далеко. Саперы из воинской части, расквартированной в ближайшем райцентре, несколько часов возводили понтонный мост. Бегали офицеры, орали, что проще было бы отремонтировать разрушенный. На территорию Аргадонского заповедника въехала кавалькада карет «Скорой помощи». Водители хором матерились — они не знали, что их погонят за двести верст, в глушь, в «тайгу». Въезжали крытые грузовики, облепленные грязью, полицейские внедорожники, пара автобусов МЧС. Люди разбегались по надворным постройкам, звучали изумленные крики. На столике в гостиной обнаружили «докладную» записку, в которой лаконично объяснялось, что произошло в урочище, где можно найти Киру Ильиничну (ее уже нашли, пока сооружали переправу — бесчувственную, обмороженную, но живую), генерала Олейника и прочих участников драмы. В конце была приписка — подробности в Интернете. Записку прочитали вслух при всем скоплении народа — пока кто-то из высокопоставленных полицейских не догадался ее вырвать из руки «оратора» из МЧС. Отвязали губернатора — он пропитался трупным запахом, да и сам был каким-то пятнистым. Выпустили бомжей из загона — они не хотели выходить, орали, чтобы им принесли еще водки. Зрелище в «санчасти» повергло в шок даже бывалых. Тесная сараюшка, вонь, кровища, четыре десятка забинтованных стонущих тел (многие были на грани гангрены и полной отключки), и во главе этого великолепия — глупо хихикающий, залитый кровью с ног до головы доктор, у которого явно назревали проблемы с психикой…
Упомянутые проблемы были не только у доктора. Когда сложили рядом всех членов преступного сообщества (и даже Олейника извлекли из пропасти), у медиков от изумления глаза полезли на лоб. Такого количества высокопоставленных умалишенных на квадратный метр полезной площади они никогда не видели! Это были не люди, а какие-то злые растения с условными и безусловными рефлексами. Они кусались, пускали слезы, вели себя, как настоящие клинические невменяемые…
— Ну, не знаю, господа, не знаю, — пряча ухмылку в густые усы, пробормотал ведущий специалист 3-й городской больницы «Скорой помощи». — Тут не лечить, тут резать надо. Это что же такое с ними сотворили, что они полностью потеряли человеческий облик?
Машины проносились по трассе мимо щебеночного карьера. Люди на остановке пытались увернуться от брызг, костерили городских властей, замучивших проверками частных перевозчиков — те вообще в знак протеста перестали выпускать автобусы на линии. Моросил занудливый дождь, небо затянула беспросветная серость. Электронное табло над головой у автомобилистов извещало, что сегодня четвертое октября, время — четыре пополудни, температура — четыре по Цельсию. Весь мир безнадежно замер на цифре «четыре»…
В стороне от остановки, там, где разрешалась стоянка личного транспорта, мерзла серая «Тойота» из лохматых девяностых годов. Сквозь мутное стекло проступали очертания водителя. Похоже, он дремал. Из серой измороси проявились пожилые люди — мужчина и женщина. Они неторопливо подходили к остановке. Мужчина держал зонт, а женщина обхватила его за локоть двумя руками. Оба были одеты в простенькие плащи, голова пенсионерки была повязана платком. Они прошли за остановку, приблизились к серой «Тойоте». Мужчина постучал в стекло. Оно слегка опустилось.
— Не подбросите? — с просящими нотками произнес мужчина.
— Не такси, — отозвался водитель.
— Да и мы не совсем те, за кого себя выдаем, — рассмеялся мужчина. — Ладно, Петро, не выделывайся, пусти погреться.
— Вот черт, не ожидал… — оживился водитель, открывая заднюю дверь. С улыбкой смотрел, как двое «одуванчиков» забираются в салон. — Ну, вы даете, ребята…
— Методика отработана в одном из южных городков, — объяснила Ксюша, проверяя, не помялась ли от дождя «вторая кожа». — Нанотехнологии, черт возьми. Вот только Никита постоянно ведет себя так, словно ему тридцать — забывает, что у него артрит, радикулит, ревматизм и два дня до старческого маразма.
— Поехали. — Коваленко запустил мотор. — Я уж думал, что вы сегодня не придете, волноваться начал — как вы там в своей берлоге…
Машина, резво для своих преклонных лет, рванула с места и покатила по трассе. Замелькали многоэтажные дома в дымке моросящего дождя, остовы недостроенных акведуков.
— Хорошая машина, — похвалил Никита.
— Плохая машина, — возразил Коваленко. — Очень плохая машина. Мотор мироточит, стойки ни к черту. Вот дьявол… — он успел притормозить перед незаметным пешеходным переходом, который пересекала старушка-камикадзе, не смотрящая на дорогу. — Ненавижу ездить в такую погоду, — пожаловался Коваленко. — Ни хрена не видно, пешеходы маскируются под асфальт. Да и вообще… Пока вас ждал, ребята, сон увидел: машина не ломается, дороги повсюду ровные, пробок не бывает… — он снова чертыхнулся — что-то надоумило сбавить скорость на перекрестке, хотя горел зеленый. Как в воду глядел. По траверсу промчался разболтанный фургон, и пассажиры на заднем сиденье поежились — кабы не интуиция водителя… — Первое жизненное правило, — объявил Коваленко, подмигивая в зеркало над головой. — Никому не доверяй, особенно светофорам.
Он осторожно проехал перекресток, и машина покатила к выезду из города.
— Рассказывай, — сказал Никита. — А то заперли нас в этой норе — ни телевизора, ни Интернета.
— Зато живые, — хохотнул Петр. — На «Ю-Тубе» — полтора миллиона просмотров, видео тиражируется в социальных сетях, активно обсуждается. Власти злятся, что-то бормочут про фальсификацию с мистификацией. Умеете вы, ребята, порадовать передовое интернет-сообщество. В городе высадился десант столичных следователей — по моей информации, они не очень заинтересованы в получении взяток. Будем надеяться, что разберутся объективно — хоть в чем-то. Фигуранты валяются по больницам, физическое состояние плачевное, но угрозы для жизней нет. Душевное состояние практически всех вызывает серьезное опасение. Да и черт с ними, они уже никто… Власти замерли в тревожном ожидании. Исчезли несколько высокопоставленных чиновников — видимо, из тех, кто хорошо знал дорогу к Аргадонскому урочищу. Остальные притихли, — Коваленко снова рассмеялся. — Прошел слушок, что неподкупные следователи запускают программу «Доступное жулье»… Тело Федора Тимофеевича вывезли и похоронили за его домом на околице, — водитель помрачнел. — Олежку Мельникова мы с товарищем тоже забрали — вывезли на машине…
— Беспрепятственно пробрались в лесничество? — спросила, сглотнув, Ксюша.
— Лесничество заброшено, — объяснил Коваленко. — Там уже неделю никто не появляется. Какое, мол, лесничество? Все чиновники впервые о нем слышат. В пансионате роскошная обстановка, море всякого ликвидного добра — и никого нет, кто туда поедет, если в округе люди не живут? Позднее, конечно, прочухают, понаедут мародеры. Мы, если честно… — Коваленко смущенно кашлянул, — реквизировали содержимое тамошнего бара, не пропадать же добру. А если честно, ребята, до сих пор не могу прийти в себя. Надо же такое учудить. Вот воистину, что русскому бабахнет в трезвом уме и ясной памяти, то немцу и по пьяни не бабахнет…
— Ты тоже хорош, — напомнил Никита. — Зачем светился перед Олейником? Мог бы скромнее себя вести, помалкивать, чулок на голову надеть. А вдруг у Григория Алексеевича в голове прояснится, вспомнит тебя? Ты же вроде как соучастник тяжелого преступления, нет?
— Не прояснится, — самоуверенно заявил Коваленко. — Он башкой об обрыв шарахнулся, когда на веревке висел. Полный не адекват. Ничего не видит, никого не знает, кушает из трубочки. Ума не приложу, как такого судить?
Машина выехала из города и вскоре свернула с трассы, покатила по грунтовой дороге между унылых заводских корпусов. Кончилась индустриальная зона, потянулся частный сектор, пронеслась заброшенная подстанция, обмелевшее озеро. Бежали за окном облетевшие деревья и голые кустарники. На дамбе замаячила еще одна дорога — отрезок федеральной трассы, идущей прямо на Москву.
— Дерибасовская, леди и джентльмены! — объявил Коваленко, прижимая машину к обочине и резко тормозя. — С шиком хотели? Получайте. Сейчас спускаетесь к реке, увидите тропинку и идете по ней, никуда не сворачивая. Пройдете под мостом, повернете налево. Машина уже ждет. Серая «Газель», бортовой номер 412. Пароль не нужен. Бог даст, когда-нибудь свидимся.
— Спасибо, Петр, — поблагодарил Никита. — Ты отличный мужик. Вот бы все в полиции такими были.
— Это был бы какой-то ужас… — прошептала Ксюша. — Суровая благотворительная организация.
Мужчины рассмеялись. Обменялись рукопожатием.
— Ну, пока, Цирцея, — Коваленко улыбнулся погрустневшей Ксюше, которая в своем старушечьем обличье смотрелась очень трогательно.
— Почему Цирцея? — не поняла «старушка».
— Дочь Аполлона, — популярно объяснил Петр. — Превращала людей в свиней и дятлов.
— И мужа опоила зельем, — крякнул Никита.
— Но ты ведь не муж? — Коваленко лукаво подмигнул. — Ладно, ребята, ступайте своей дорогой. Но не забывайте, — он сделал серьезное лицо, — что дорога, по которой вы идете, вымощена благими намерениями.
— Мы знаем, — кивнул Никита. — Другими дорогами уже не ходим. Посмотрим, что у нее в конце. А вдруг не то, что ты подумал?
Мужчина с женщиной выскользнули из машины, пробежали по обочине до ближайшего отлогого спуска и вскоре растворились в жухлом разнотравье под обрывом…