Реваев положил очки на стол и устало помассировал глаза. Фраза, произнесенная убийцей незадолго до собственной гибели, заставила поднять многие нераскрытые дела прошлых лет. Однако особой надежды привязать их к нашедшему свою смерть преступнику не было. ДНК Виктора Глебова уже прошла сравнение со всеми хранившимися в базе данных, но удалось выявить только два новых совпадения. Оба следа были оставлены на месте убийства женщин. Одно из них произошло три года назад, а другое почти семь. Возможно, тогда Глебов убивал реже, а может быть, все дело было в его невероятной осторожности и везении. В любом случае группе предстояла огромная работа со свидетелями, кто-то из которых возможно и сможет опознать убийцу.
— Я все сделала, как вы просили, Юрий Дмитриевич. — Крылова, положив Реваеву на стол протокол допроса, замерла в ожидании.
— Ты все сделала правильно, Вика. — Рева-ев бегло просмотрел протокол и одобрительно кивнул.
— Вы уверены, что все было именно так? — В вопросе звучало сомнение.
— Я надеюсь, что было именно так. — Рева-ев виновато улыбнулся. — Конечно, Вика, следователь не может оперировать такими понятиями, как надежда или вера, поэтому мы будем опираться на этот замечательный протокол допроса. Если, конечно, ты не возражаешь, — добавил Юрий Дмитриевич.
— Очень хочется верить, что вы правы, — нерешительно отозвалась Виктория. — В любом случае у нас нет ничего говорящего об обратном.
Проводив взглядом выходящую из кабинета Крылову, полковник еще раз внимательно перечитал протокол, задумчиво постукивая пальцами по столу.
— Нет ничего, говорящего об обратном, — медленно повторил вслух Реваев, — ни-че-го.
Найдя в контактах смартфона нужный номер, полковник сделал звонок и попросил ответившего ему человека приехать в управление до конца рабочего дня.
Получив звонок от Реваева, не объяснившего, с чем связано приглашение, Макс немедленно примчался в управление. Внизу его встретила Крылова и провела в кабинет полковника, где Юрий Дмитриевич, нарушая запреты жены и врачей, пил свою традиционную вечернюю чашку крепкого кофе. Подгорный, желая скорее узнать причину внезапного приглашения, от кофе отказался.
— Ну и правильно, на ночь кофе вредно, — согласился Юрий Дмитриевич. — Я прошлым летом был в санатории, мне врачи его вообще запретили, жена, представляете, взяла с меня обещание, что я не буду больше чашки в день выпивать.
— Обманываете, значит, супругу. — Макс иронично усмехнулся.
— Только в этом вопросе, — серьезно ответил Реваев, — но, похоже, скоро меня выведут на чистую воду. Представляете, моя благоверная почти каждый день названивает Виктории, это та девушка, что привела вас сюда, и пытает ее на предмет того, не нарушаю ли я свое обещание.
— Я так понимаю, пока вас не сдали?
— Не сдали, — рассмеялся Реваев. — Виктория пока держится, но сами знаете, рано или поздно все тайное становится явным. Кстати, о тайном, я ведь вот для чего вас пригласил приехать.
Подгорный внимательно слушал.
— Я вас позвал, скажем так, по-дружески, учитывая всю историю нашего с вами знакомства, да и все то, что вашей жене пришлось пережить. — Реваев отодвинул в сторону чашку с недопитым кофе. — Так вот хочу вас, Максим, обрадовать. Показания вашей жены нашли подтверждение. Преступник, совершивший эти и, как оказалось, не только эти убийства, рассказал одному человеку, что в марте в одной квартире убил сразу двух девушек. Он, конечно, не называл адресов и имен, но, так как в этот период времени других подобных преступлений не происходило, следствие может сделать обоснованный вывод о непричастности вашей супруги к убийству Фроловой. Так что ее статусу свидетеля теперь ничего не угрожает.
Подгорный, вскочив со стула, хотел было обнять полковника, но, не решившись, только крепко стиснул протянутую навстречу ладонь.
— Хоть что-то хорошее за все время. А что же сам этот убийца, еще в бегах? — спросил Макс, не выпуская руку Реваева.
— Там сложная и довольно печальная история, скажем так, преступник погиб при задержании. — Юрий Дмитриевич мягко освободил руку и опустился в свое кресло.
— Да уж, — протянул Подгорный, — у вас, наверно, много к нему вопросов было.
— Вы не представляете, насколько много, — грустно отозвался Реваев.
Черный «гелендваген» наконец почувствовал свободу и благодарно взревел мотором. Столица осталась где-то позади, где-то в прошлом. С каждой минутой, с каждым километром это прошлое становилось все дальше, исчезая за горизонтом пространства и времени. Осталось только дождаться, когда оно также сделается нечетким и слабо различимым, а потом и вовсе исчезнет за горизонтом памяти.
Автомобиль, словно понимая настроение своего владельца, все больше набирал скорость. Впереди у Макса были три дня. Три дня ожидания, после которых его брак с Мариной будет расторгнут. Что будет потом, Макс пока не очень представлял. Но и представить себе, что этот брак можно сохранить, он не мог. Теперь уже не мог.
Вернувшись после разговора с Реваевым в пустую квартиру, Подгорный собрался с духом и позвонил жене. Они не разговаривали уже несколько недель. Да и сейчас, спустя почти месяц взаимного молчания, Макс не ожидал, что Марина решит его простить, но хорошая новость давала хотя бы шанс для попытки поговорить. Жена долго не брала трубку, и, когда она наконец ответила, Максим быстро и сбивчиво принялся пересказывать свой недолгий разговор со следователем. К его удивлению, радости Марина не проявила. Телефонная трубка упрямо молчала, а затем Подгорный и вовсе услышал странные булькающие звуки. Он не сразу понял, что Марина плачет. Макс недоуменно смотрел на свой смартфон. Будь он рядом с женой, то мог бы попытаться обнять ее, прижаться щекой к ее мягким волосам и просто сидеть рядом, нежно поглаживая тонкие плечи. Что делать на расстоянии двух тысяч километров, Подгорному было непонятно.
— Мариночка, — промямлил он, не представляя, что сказать дальше.
— Все не так, Максим, — неожиданно в голос зарыдала Марина, — это же я, это я убила эту дуру Фролову.
— Как? — растерялся Подгорный. — Мне же сказали, что убийца во всем признался.
— Не знаю, что там тебе сказали, — всхлипывала Марина, — но все было совсем не так. Когда она упала и начала на меня орать, я не выдержала, подошла к ней, схватила за волосы и тряхнула как следует. Сзади стояла прикроватная тумбочка. Она ударилась затылком прямо об угол. Я не хотела ее убивать, но ведь убила ее.
— Этого не может быть, Марина, она, наверно, просто потеряла сознание, другой человек сделал это, — убеждал Макс скорее себя самого, чем жену.
— Другой человек врет, не знаю зачем, но врет, — перестав плакать, неожиданно сухо сказала Марина. — Я знаю, как выглядит мертвый человек. Она не дышала. Я — убийца, Максим. Я убийца. — Последние слова она произнесла шепотом.
— Я люблю тебя, Марина, — только и смог ответить Подгорный. В горле пересохло, он хотел было встать и налить себе воды, но неожиданное чувство тяжести в ногах не дало этого сделать. Подобное ощущение он испытал больше года назад, увидев тело погибшего отца. Тогда ноги также не хотели его слушаться. Сейчас это чувство беспомощности было гораздо сильнее. Макса охватил страх, и он не сразу понял смысл сказанных женой слов.
— А я ненавижу тебя, Макс. Это ты виноват во всем этом. Если бы ты вел себя как настоящий муж, ничего бы этого не произошло. Это ты меня загнал в этот угол. Ты меня такой сделал.
Послышавшиеся в телефоне гудки не дали Максу ответить. Он ощутил болезненное покалывание в ногах, словно кровь с новой силой побежала по перекрытым на время венам. Подгорный медленно, опираясь рукой на стену, дошел до кухни, налил себе полный бокал виски. «Нажраться и все забыть. А потом проснуться, словно ничего и не было. Вот лучший вариант». Подгорный вылил виски в раковину и наполнил бокал водой из кулера. Сделал глоток. Вода пахла алкоголем и немного горчила. Макс раздраженно взял чистый стакан и вновь набрал воды. Привкус алкоголя во рту исчез, так же как исчезли надежды на возможное губернаторство.
Спидометр показывал двести. Если ехать с такой скоростью непрерывно, то через десять часов он уже будет дома. А если ехать еще быстрее? Двести пять. Двести десять.
Все, что теперь хотел Подгорный, — это как можно скорее оказаться дома, завершить все дела, связанные с разводом, после чего улететь куда-нибудь подальше, туда, где вечно теплое море с шумом набегает на горячий песок, а лед в коктейлях стремительно тает под лучами палящего солнца.
Love, only love
Can bring back your love someday
I will be there, I will be there, —
слышалось из многочисленных динамиков. Двести пятнадцать. Макс сделал погромче. Когда-то эту песню они любили слушать вместе с Мариной. Но сейчас Подгорный не испытывал ни ностальгии, ни сожаления. Ему просто нравилась эта песня. Двести двадцать. Один за другим все чаще пролетали мимо километровые указатели. Черная лента шоссе затягивала, словно бездонный омут. Еще громче, еще быстрее, и не важно, что будет потом и будет ли вообще это «потом». Ведь никакого «потом» нет, кажется, так говорила Наташа.
Звонок мобильного телефона остановил эту безумную гонку. Звонил сам Фролов. Макс сбавил скорость, с тем чтобы дорога не отвлекала от разговора. После краткого обмена приветствиями Петр Михайлович быстро перешел к сути разговора:
— Максим, вы, очевидно, еще не в курсе, сегодня везде будет объявлено о том, что я включаюсь в выборную кампанию.
— В качестве кого? — от неожиданности сглупил Макс.
Динамики раздраженно фыркнули.
— В качестве кандидата, Максим. Чтобы вы все как следует понимали, скажу вам, что это не моя личная инициатива.
— То есть все это серьезно? С перспективой избрания?
— Именно, — согласился Петр Михайлович, — с перспективой. Но перспектива в данный момент очень неясная.