— Мажем травами!
Трава действительно нашлась. Какая-то жгучая, пахнущая резко и неприятно. Её сок превращал древесину в тёмное пятно непонятного цвета.
Когда пришел приказ двигаться на Аранд, Живоглот начал действовать: подготовил корабль, приготовил припасы. Распустив залатанные паруса, парусник кособоко заскользил по морю, таща за собой связку плотов с сотнями хвостатых. Живоглот надеялся встретить ещё пиратов и разжиться новым кораблём.
Первое плавание началось. Корабль был далек от идеала: обшивка трещала, паруса, сшитые из шкур, выглядели как заплатки нищего. Однако судно держалось на воде.
Кое-как, но парусник двинулся. Паруса, сшитые из шкур, натянулись, треснув в нескольких местах, но удержали ветер. Судно плавало неровно, словно пьяный нищий, но скользило по морю, таща за собой связку плотов, груженных крысолюдами и припасами. Сотни хвостатых были готовы сражаться, если появится цель.
Перед выходом в плавание Живоглот показал, что с ним лучше не шутить. Всем пленным пиратам было предложено перейти на сторону Протектората, вступить в морские силы.
Не согласившихся он казнил перед самым их портом. Их вешали на реях кораблей гроздьями, так что они болтались, как страшные гирлянды.
Крысы прыгали по мачтам, ловко пробираясь по телами, пытаясь что-нибудь отгрызть (что по закону Хершера было запрещено, и Живоглот за этим строго следил — нечего было ссориться с владыкой по такому пустяку). Иногда шеи мертвецов не выдерживали. Тогда трупы падали на палубу с хрустом, который заставлял оставшихся пиратов дрожать от ужаса.
Когда Аранд пал, Живоглоту перепало немало ресурсов. Среди прочего — три корабля: шхуна с 12 ор., и 2 бригантины с 6 ор. И пусть основную часть добытого и переплавленного мы пускали на самые простые инструменты — немало было потрачено и на их ремонт, пусть дерева очень не хватало.
Поход на ту сторону моря Эбо/Варгиз, в земли пиратов, пришлось отложить. Корабли, добытые в боях, требовали не только периодического ремонта, но и возможно, расширения флота. Теперь, для сохранения плавсредств, ключевым ресурсом становилась древесина. Крысолюды, как никто другой, умели превращать то, что достаётся, в оружие, но даже им была нужна основа, а значит, взоры обратились к лесам эльфов.
Их земли были известны не только своей красотой, но и богатством древесины, свойства которой считались почти волшебными.
Иллиандрис — дерево с серебристой корой и листьями, переливающимися в лунном свете. Лёгкая, эластичная, стойкая к влаге и гниению. Её использовали для такелажа и мелких деталей, требующих гибкости.
Файрильвен — древо с золотистыми иголками, источающее мягкий свет в темноте. Древесина твёрдая, плотная, способная выдержать годы эксплуатации. Лучший выбор для прочных корпусов и обшивки.
Линарис — дерево с тонкими золотыми нитями в древесине, используемое для украшения оружия. Лёгкая, пропитанная смолой, идеальна для мачт. Её можно было обрабатывать даже в спешке.
Келанир — красное дерево с плотной древесиной, известное своей стойкостью к магии. Ароматный, стойкий к гниению и насекомым. Даже в сырости держался веками.
Меларий — дерево с плакучими ветвями, из которых изготавливаются музыкальные инструменты.
Тальсианн — стройное белоснежное дерево, чья кора используется для создания свитков. Не просто древесина, а произведение искусства. Крепкая, с неповторимым узором.
Энвилар — светящееся дерево с голубыми листьями, встречающееся только в глухих рощах.
Тополь — чья кора имела обезбаливающие лекарственные свойства (действует как аспирин, кто не знал — прим.авт.)
Но самым редким сокровищем были гигантские лорналимы. Эти стройные деревья с серебристой корой и жёлтыми, волокнистыми листьями казались живым воплощением эльфийского величия. Они были особенно любимы эльфами. Они часто покрыты мхом, и лунным цветком, который растет как на листьях, так и на затененных ветвях.
Из лорналимов, например, высшие эльфы делали свои знаменитые колесницы.
Но есть риск.
Даже самые последние лесники и браконьеры из пладских земель, Ишлонда, Модрии и прочих, ни при каких обстоятельствах не вырубают эти деревья, поскольку знают, что это вызовет гнев всех длинноухих, так и Лесных Духов, что живут в них. Таким образом, небольшие насаждения этих священных деревьев часто остаются даже тогда, когда все остальные деревья срублены.
Всем окружающим меня в Штайнхохе было плевать на их святость.
— Они не будут делиться, мы взять. — говорили, разглядывая карту эльфийских лесов, обведённых жирной линией.
И крысолюды начали готовиться. Эти деревья, эти леса станут их собственностью, а потом — костями для новых судов, которые будут резать море, как ножи глотки.)
Говорили, что в Рафарифе, темном лесу, люди однажды вытеснили эльфов, захватив их земли, вырубили священные деревья. Тогда-то и началась месть. Те, кого считали слабой и вымирающей расой, отправляли из глубин своих лесов отряды убийц, магов и даже прирученных чудовищ, чтобы не дать людям спокойной жизни, чтобы не дать в итоге людям раскрыть оставшиеся секреты эльфов. Они похищали деревенских старейшин, уничтожали поселения огнём и отправляли проклятия, которые уничтожали целые селения. Так что остроухие стали одной из причин того, почему этот лес стал таким, каков он есть.
Также ходили слухи, что эльфы мечтают вырастить Вековой Дуб. Никто его не видел, но легенды твердили, что он даёт возможность путешествовать по своим корням в любую точку мира.
— Если он существует, его должно быть видно издалека. — заметил один из советников моих советников. Но кто знает…
А остроухие сами меня вынуждали к этому, создавая ситуацию, когда мне приходилось действовать резко. А всё из-за того, что высылаемые патрули клановых крысаков в окрестности их Леса на берегах Эбо/Варгиза уничтожались. Не могу сказать что все — но если хвостатые заходили под своды деревьев, то назад выходили немногие из них. А те что выбирались — либо вовсе ничего необычного не заметили, либо истекали кровью от прошивших их тела стрел. А не посылать хвостатых я тоже не мог — мало того, что было интересно узнать о том, что этот Лес из себя представляет, так и то, что эт терриоория представляла собой настоящие залежи ресурсов, столь мне необходимых. Срубив небольшую часть леса, мы теоретически получали возможность построить флот на Эбо, водить караваны и торговать с землями ондалов, Булага, заходить в великую реку Арооун и плыть далее — к морю Багаатсатхат, Изрезанному берегу.
К сожалению, наши мирные намерения не оценили по достоинству. Я был готов многое простить, даже потери в самом начале, списав их на неизбежные жертвы в процессе установления дипломатических отношений. Ведь так часто говорят, что дипломатия — грязное дело. Но когда после того, как мои послы, зашли в Лес, их изувеченные тела обнаружили неподалеку от лагеря — выпотрошенные, с нераспечатанными посланиями, зажатыми в челюстях. Это было не просто оскорбление, это было эдаким плевком. Я понял, что эльфы обнаглели.
Людям когда-то каким-то образом удалось основать на побережье, в окружении Леса свою колонию/анклав — Матейриан. Ходили слухи, что тогда им это удалось то ли из-за поддержки эльфов в какой-то войне, то ли из-за сильного флота, которым эльфов взяли в осаду лет на сто, то ли сумасбродный остроухий вельможа таким образом выкупил кого-то из своих родичей из плена.
У нас не было ни достаточного флота, эльфы говорить с Протекторатом вообще не собирались — даже на бой их не вызовешь — они и на глаза-то не стремились попадать и как говорили, только порой можно было увидеть мелькание их тел среди листвы.
Тщательно изучив архивы Глаттершталя и Аранда, мы не нашли ни одного упоминания о масштабных сражениях, в которых участвовали лесные эльфы. Казалось, они предпочитали избегать открытых столкновений, действуя скрытно и избирательно. Однако те, кто пытался захватить их владения, вскоре убеждались в том, что эльфы были куда опаснее, чем казалось на первый взгляд. Вторгнувшиеся в лес отряды исчезали один за другим, и лишь немногие возвращались, да и то в таком состоянии, что их едва можно было узнать. В урезанном, в прямом смысле, виде. Слухи и легенды рассказывали о том, что эльфы были искусными лучниками, способными поразить цель с невероятной точностью даже в густой чаще. Кроме того, они владели магией, позволяющей им сливаться с природой и становиться практически невидимыми. Говорили и о том, что умеют оживлять свои леса, которые так же сражалась за них.
Как говорили — любимая особенность лесных эльфов — снять с тел кожу, набить живот лесными плодами или землёй, но чаще всего тела оставались в лесу, закапываясь под корнями полуразумных деревьев в качестве подкормки/удобрений.
Одни чертовы слухи. Надо было всё проверять на практике…
Итак, Живоглот со своими корытами напасть на известные прибрежные города-порты напасть не мог. Вернее, я мог их послать, но легкая эскадра остроухих с лёгкостью бы потопила бы то, что Живоглот выводил в прибрежные воды и называл «флотом».
Живоглот чинился, учился управлять пятью кораблями, охранял Глаттершталь и новые поселки на побережье.
Вызвался Резак.
Глава 11
Летом Резак во главе около двух тысяч клановых крыс из десятка ордо, при поддержке зуберов — учеников Струха Шипа, отправился основать небольшое поселение на берегу лесных эльфов.
По замыслу, он под прикрытием морских сил Живоглота, должен был высадиться на пустынном пляже на северо-западе Леса, и пока остроухие этого не ожидают, создать укрепление/форт/факторию по добыче собственными силами древесины. Это позволило бы обеспечить бесперебойную поставку припасов и создать надежный тыл. После этого планировалось продвигаться вглубь леса и закрепиться в трех километрах от внешнего рубежа, создав там мощный форт. Из этого форта предполагалось вести систематическое очищение окрестных территорий от лесных обитателей.