Раненых заштопают, пополним порох, возьмет больше ружей и пушек и вновь схожу… Если позволишь, хершер! Я справлюсь-справлюсь! Непременно справлюсь, да-да, непременно! В следующий раз всё будет иначе, я вам говорю! — Его голос дрожал от волнения, или, может, от страха.
Я смотрел на него сверху вниз.
— Да? И как же?
— Нужно больше войск. Больше пушек. Катапульты, баллисты. Колдунов и камня. Всё-всё, что можно метать и что стреляет.
— И? — протянул я, поднимая бровь.
Резак зашипел и взмахнул лапами, словно пытаясь объяснить, как это очевидно.
— Будем жечь, да! Выжжем всё их поганое зелёное пространство! Сожжём эти высокие деревья, их хитрые засады, их лучников, магов, драконов! Лес напал на нас, значит, не будет Леса!
Крысы в совете зашумели. Хвосты заёрзали по каменному полу, раздавались негромкие смешки, прерывистое писклявое шипение. Люди тоже зашептались.
— Жечь, я верно услышал? — переспросил Шлиц. — Ты предлагаешь сжечь лес, из-за которого мы туда и отправились?
Резак замолк. На секунду, всего на мгновение. Но эта пауза была красноречивее любого оправдания.
— Эээ… Ну… не весь лес! — затараторил он, хвост его теперь бил в пол с таким остервенением, что казалось, он хочет пробить дыру в камне. — Только часть. Самую ненужную часть. Чуть-чуть! Чтобы эльфы выбежали! Да! Выбежали! А там мы их… хрясь! — Он чиркнул когтями по воздуху, изображая как он будет разделываться с лесным народом.
— Хрясь? Не много ли ты на себя берёшь, а? Сколько деревьев сожжёшь, прежде чем поймёшь, что леса уже не осталось?
— Да-да, конечно… — затараторил тот, пятясь. — Всё будет учтено, каждое дерево…
— Ладно, Скронк, — сказал я, махнув на него лапой. — С эльфами промашка вышла. Надо было лучше подумать… Но войск я тебе больше не дам. Будешь пока тренировками молодняка заниматься.
Резак замер. На долю секунды его хвост замолчал. А затем опять замолотил по полу.
— Понял. Понял! Всё сделаю. Всё, как вы хотите. Да!
Я отвернулся, а Резак, пытаясь сохранить остатки достоинства, гордо поджал хвост и быстро зашагал к выходу.
— Хрясь… — хмыкнул кто-то ему вслед. Как бы новое прозвище не дали.
Я сидел за массивным дубовым столом, который явно видел больше, чем большинство его подданных, и задумчиво водил когтем по карте/шкуре Урзака. На ней красными чернилами были обозначены леса эльфов.
Вслед за прибывшими остатками экспедиционного корпуса прибыл еще гонец. На границе леса, было найдено послание, написанное на свежеснятой шкуре:
«Человек— это паразит, что питается жизнью леса», — говорилось в нем. « А крысы — худшая мерзость. Исчадия Хаоса».
Эльфы, что с них взять. Гордятся своим бессмертием, презирают всё живое. Их мир — застывшая картина, идеально расписанная, без единой трещины. Вот только трещины уже идут…
«Каждый, ступивший на нашу землю, обречён». Эльфы, как всегда, напыщены.
Эти остроухие головы уверены, что могут сдерживать его силы, что в какой-то степени они уже доказали. Но они ошибаются, если думают, что он оставит их в покое. Леса для них — дом, а для него — лишь поле боя и кладовая ресурсов. Его народы тоже смогут прекрасно жить в вечных лесах.
Они не собираются нам давать пощады, значит, и мы не будем им давать её.
А ещё, надо отдать должное, Живоглоту и Резаку удалось потопить ладью асраев на обратном пути. Небольшой кораблик, с десяток-других членов экипажа. Лесные эльфы, конечно, дрались, как бешеные и дорого продали свои жизни. Но против пушек и стаи разъярённых после поражения крыс у них не было шансов. Почти всех изрубили, но удалось взять парочку в плен, посадив их в клетки.
Клетки везли в Штайнхох. А вместе с ними по всем дорогам, мостам и селениям шли глашатаи. Они, с важным видом размахивая бумажными свитками, выкрикивали что-то вроде:
— Миролюбивая наша политика попрана разбойничьими действиями наших, к несчастью, соседей! Но мы не дрогнули перед лицом этой угрозы! Наши доблестные силы защищают нас! И вот доказательство!
Доказательством, разумеется, служили головы эльфо-тварей, клетки с пленными.
Интересно, готовят ли остроухие ответ на экспедицию? Много ли у них лесных драконов? Может стоит ресурсы перенаправить на изготовление тех же стрелометов…
У эльфов, как у всех высокомерных уродов, привычка такая — разговаривать так, будто тебе одолжение делают. Лес у моря в этом деле выделялся особенно. Эльфы тамошние смотрели на всех свысока: люди, гномы, орки, да хоть крысы — никто в их глазах и гроша ломаного не стоит. Сами они, конечно, вершина природы, потом идут их деревья, потом животные, и уже на самом дне — все остальные. Даже другие эльфы их терпеть не могли.
А когда с ними пытались говорить по-хорошему, то это заканчивалось так, как всегда. Тут Шлиц узнал, что как они с Вольными договаривались. Первая делегация людей получила стрелу в живот ещё на подходе к их «священным» землям. Оставшихся в живых отвели к старейшинам, где их, как полагается, обругали за «осквернение земли своими грязными ногами». Освежевали послов заживо, магией удержали в них жизнь, нашили на кожу оскорбительные письма, и сбросили тела прямо в лагерь сопровождающих. Всё это, разумеется, сопровождалось словами о вечной гармонии природы.
Зеленые защитники природы. Твари.
Вновь взглянул на голову…
Ей повезло. Или не повезло. Кто знает?
Если бы её взяли живой, долго бы не прожила. Крысы после всего пережитого замучили бы пытками. Попадись она людям, то те держали бы её только ради собственного развлечения. Эльфы Приморского Леса заслужили такую ненависть, что никто бы и не попытался их удержать. Не за что их было жалеть. Сами виноваты. Не нужно было так поступать с пленными.
Говорят, это их командиры нарочно делают — чтобы отпугнуть своих же от мысли сдаться. Мол, после того, что ты с пленными творил, сдача станет не только позором, но и приговором. Может, и так. Но мне эти эльфийские игры до одного места.
Люди, после насилия её, конечно, убили бы. Или, если удастся, продали. Да, за армией всегда таскаются подозрительные личности, у которых на всё есть покупатели. Во многих краях рабства как бы нет, но попробуй докажи обратное. Особенно если товаром окажется эльфийка. А в большинстве земель рабство вполне себе процветает.
Вампиры, например, обожают эльфов. Говорят, кровь у них сладкая. Гоблины — те просто едят их. Тёмные эльфы — это вообще отдельная песня. Торговля с ними якобы запрещена, но плюньте в лицо тому, кто скажет, что её нет.
Она была определенно красивая. Длинные белые волосы с зеленоватым отливом, тонкие губы с запекшейся кровью. Мелкие зубы стиснуты в порыве боя, между ними запеклась кровь. Наверное у неё и пальцы были такие же — тонкие, словно у музыкантши. И запястья хрупкие, что боишься сломать, даже если просто дотронешься.
Говорят, они бессмертны. Ну, почти. До пятисот лет, ходят слухи, у эльфиек лица выглядят как у двадцатилетней людской девушки. Кто знает, сколько ей было? Может, сто, а может, тысяча. Разве это что-то меняет?
— Выварите, вычистите, а череп отдайте Скронку Резаку в коллекцию. Это его трофей.
С хрустом потянулся, оглядел всех сидящих в зале.
— Всё, больше сегодня никаких обсуждений не будет! Все бегом за дела! И я пройдусь.
На Пустошах дорога длинная, порой скучная, хоть часто может закончиться между чьими-то челюстями. А еще она похожа местами на выжженную равнину, где ни воды, ни тени, зато полно всякой гадости — от людоедов до всевозможных чудовищ.
И хоть о большинстве из них крысы, псы и люди «позаботились», строительство придорожных укрепленных домов для путников звучало как разумный план.
Первоначально, на одном из самых глухих участков построили большой дом, основательный, с толстыми стенами из камня, крышей, что не течет, запасом сухого навоза для отопления. Лежаков не было предусмотрено, все спали вповалку. Всё шло хорошо, пока ночью туда забрался вампир. Неизвестно, где хитрый кровос сидел, выжидал, но однажды ночью половина путников, решивших переночевать в таком доме не проснулись. Вампир напился крови, а потом, пресытившись, в порыве нахлынувшего удовольствия начал убивать оставшихся путников.
Его убили, но сколько такой мерзости могло прийти к нам из других земель, замаскировавшись под обычных людей…
После этого решили: большие дома — слишком удобная цель. Построили несколько маленьких, но не менее крепких. Поставили их рядом, чтобы можно было в случае чего запереться и не ждать, пока тебя сожрут. Через узкие окошки-бойницы-вентиляции ни один мертвяк бы не проник, а всё пространство вокруг из них простреливалось.
Правда, с камнем вышел затык — везти его через пустошь дело долгое, дорогое и опасное. А без камня никакого «крепкого дома» не выйдет.
Кто-то предложил рабов. Логично, тем более тогда мы не всех гоблов продали. Но проблема в том, что рабы — народ уязвимый. Их нужно охранять, кормить, а потом еще следить, чтобы не удрали.
Поэтому этим стали заниматься кланокрысы. Если их замотивировать, и вооружить, то они и работать могут, и в бою за себя постоят. А плюс, у них всегда под рукой мушкеты, и порох.
— Огнестрел! — объяснял бета стрелков, тряся своим ружьем. — Творимая магия без камня! Никакая гадина против пули не устоит!
Теперь у нас крысы таскали камни, строили дома под присмотром мастеров (большая часть человеческая, а то если доверить крысам строить, то внешне оно будет выглядеть максимально крива, да и, чего скрывать — ужасно) и, в случае чего, отстреливались от всех, кто не понимал пути прогресса. Иногда это были пропущенные банды людоедов/диких крысолюдов/жукообразных тварей/банды залетных грабителей/банды свихнувшихся пророков, доказывающих что, тут живет зло/восставшие мертвецы/залетные кочевники/кентавры/те же виверны/орлы, и хуже всего — злобные призраки. И все они считали, будто крыса в кожаной куртке и кольчуге — легкая добыча. Порой среди клановых были серьезные потери, если находились те, кто пытался проверить прочность их строений. Но не пропустив их в глубь земель, мы экономили куда больше ресурсов.